Заключение

На основании проведённого литературоведческого исследования сделаны обобщающие выводы:

I. Обзор литературно-общественной ситуации и основных литературных объединений периода гражданской войны и 20-х годов (РАПП, ЛЕФ, РЕФ, ЛЦК, ВОКП, «Серапионовы братья», «Перевал» и др.) показал «тенденции времени», идеологический базис советской литературы, после чего стали понятны причины обособленности (даже отторженности) М. Булгакова и его творчества от общественно-литературного движения 20—30-х годов. М. Булгаков не «примкнул» ни к одному из литературно-общественных объединений. Стремясь к воссозданию художественной и исторической правды в своих произведениях он «пошёл своим путём», что создало ему «особое, весьма неудобное и рискованное положение». Исходя из этого писателем «нового типа», писателем-общественником, участником коммунистического строительства он не стал. Сопоставление Булгакова-писателя как человека со своим временем привело к выводу: слияние писателя «с литературным морем» своего времени не произошло. М. Булгаков (как он писал о себе) оказался «литературным волком», которого «гнали по правилам литературной садки в огороженном дворе».

II. Исследование морально-этических принципов писателя показало, что формирование мироощущения М. Булгакова было предопределено многими обстоятельствами: семейным воспитанием, отличающимся демократизмом, консервативностью, приверженностью к старым традициям, «умеренностью взглядов», стремлением «не колебать устоев». По складу мышления, манере письма, приверженностью общечеловеческим ценностям, унаследованным литературным традициям и другим признакам М. Булгаков принадлежал к классической школе русской литературы. Критерии, с которыми М. Булгаков подходил к себе и к изображению действительности, часто приносили ему одни только неприятности. При оценке событий и фактов современной ему действительности он пользовался старыми критериями, верил классическим общечеловеческим ценностям. Это был человек старого, выработанного ещё до революции, мироощущения. «Сложность и парадокс М. Булгакова в том, что он продукт прежней эпохи, но человек, живущий в новом времени. Своим сознанием он был в старом обществе, когда свершилась революция, и тогда новые идеи ему пришлось осваивать задним числом, он не видел необходимости в перестройке своего сознания»¹. В оценке человеческих ценностей он придерживался традиционных и консервативных взглядов, никакие «революционные бури» не смогли воздействовать на его убеждения.

Однако, всё его творчество доказало существенную особенность его поэтики: приверженность к старым традициям для него не означало «возврата в прошлое», наоборот, сулило более глубокое раскрытие современных проблем. Он на совершенно новом материале рассмотрел вечные мировые проблемы и нравственные категории.

II. Отбор и анализ произведений М. Булгакова позволил сделать следующие выводы:

1. Они характеризуются несомненным биографизмом и автобиографизмом, раз автора-рассказчика унаследовал те или иные стороны жизненного пути и особенности личности писателя.

2. В них чётко прослежено становление мастерства сельского врача, показано как он учился, познавал тайны профессии, как трудился, что же касается его реального статуса врача, то герой Булгакова лечил больных и раненых по обе стороны фронта, являясь врачом Белой гвардии, он лечил и красных, исполняя завет врачебной клятвы.

3. В произведениях раннего периода проявляется и то, что М. Булгаков являлся противником войны, проклинал её. Однако в своём развитии он пошёл дальше интеллигентского пацифизма. Писатель считал неправильным и раскол общества на «красных» и «белых». Эта мысль, проявляющаяся уже в рассказах первого периода его творчества, будет наиболее полно раскрыта в сне Алексея Турбина («Белая гвардия»): «Все вы у меня [...], одинаковые — на поле брани убиенные».

4. И, наконец, ещё одна подробность в жизни М. Булгакова, раскрывающаяся в его раннем творчестве — стремление уйти от неизвестности и жестокости революции — «пропасть без вести» — эмигрировать («Необыкновенные приключения доктора», «Записки на манжетах»). Именно указанное обстоятельство делает ранний период творчества М. Булгакова близким нашей теме.

IV. М. Булгаков отразил в своём творчестве глобально-общественные проблемы, потрясающе схожие с современными проблемами, общими, как для России, так и для Грузии: это — гражданская война, революционные и послереволюционные события, столкновение личности с революционной силой, судьба человека в обстановке «всеобщего одичания», драма всеобщая и личная, трагедия народа, конкретнее, трагедия русского интеллигента, вызванная потерей дома, покоя, мира, потерей старых культурных ценностей, общечеловеческих и гуманистических принципов. Сопоставление творчества М. Булгакова с канонической литературой творчество К. Тренёва, Б. Лавренёва, Вс. Иванова, А. Фадеева, К. Федина, В. Билль-Белоцерковского и др.), проведение параллели между тем показывают, что М. Булгаков, с одной стороны, и «они» — с другой, оценивают происходящее в стране (гражданская война, НЭП, индустриализация, коллективизация), по-разному: в решении эпохальных проблем М. Булгаков проявил новизну мышления. Основные мысли писателя о революции, о войне, о мире, о зарождающейся новой культуре, государственном устройстве, о человеке и его месте в новом государстве и т. д., переданы им в соответствии с его мировоззрением. Художественное творчество писателя отразило такое видение мира, которое было свойственно лишь единицам, разработанные им темы, идеи, образы внесли в советскую литературу несвойственное времени мироощущение, которое было выработано не в революционных схватках, а в отрицании и неприемлемости им происходящих округ явлений. Таким образом, позиция «над схваткой» — основная позиция его мироощущения.

V. Воссоздание личности и взглядов М. Булгакова путём анализа автобиографической малой прозы и вообще его творчества показало слияние человеческих и творческих принципов писателя (что бывает не часто), мировоззренческая система органически вытекает из его жизненных принципов. Исходя из этих принципов, были решены не только эпохальные события, но и вечные мировые проблемы и нравственные категории: гуманистические идеалы, справедливость по отношению к личности, ответственность за происходящее, историческое развитие страны, роль личности в истории, в человеческом обществе и т. д. Указанным вечным человеческим ценностям каждый художник ходит новую оценку в соответствии со своим мировоззрением, т. е. конкретным решениям вечных типологических проблем М. Булгаков дал свою оценку, которая отчётливо зафиксирована в его творчестве.

1. Сопоставление произведений М. Булгакова о гражданской войне (малая проза, «Белая гвардия», «Дни Турбиных», «Бег») с произведениями (на эту же тему) канонической советской литературы («Разлом» Б. Лавренёва, «Любовь Яровая» К. Тренева, «Штиль», «Шторм» В. Билль-Белоцерковского, «Железный поток» А. Серафимовича, «Партизанские рассказы» Вс. Иванова и т. д.) выявило резкое отличие «булгаковского понимания» гуманизма от понимания тех, которые признавали историческую целесообразность революции и общедемократического гуманизма, считая его пассивным, абстрактным, противопоставляя ему активный революционный гуманизм. Указанная проблема оказалась для большинства интеллигенции и писателей трудно решаемой и стала причиной творческого кризиса.

2. Проблема гуманизма М. Булгаковым решена в соответствии с его мировоззрением. Каким должен быть гуманизм: революционным или общедемократическим — для него не вызывало вопроса. В оценке общечеловеческих ценностей он придерживался традиционных и консервативных взглядов. Тенденции времени не смогли воздействовать на него.

Жизнь и деятельность М. Булгакова показали, что ни писатель, ни персонажи его произведений не являлись «героями своего времени». В них нет ощущения небывалой новизны событий», у них нет желания бороться за новую действительность, защищать завоевания революции. М. Булгаков не стремился понять и передать суть революции, как того требовали «литературные порядки» современной действительности. Он, как и персонажи его произведений, находились на позициях общечеловеческого гуманизма, того, что завещала им классическая русская литература.

3. Важные вопросы: роль и место художника в обществе, конфликт художника-творца с властью и обществом, зависимость художника от власти, протест против подавления свободы слова, свободы творчества и т. д., рассмотренные Булгаковым на примере жизни реальных героев — Мольера и Пушкина («Кабала святош», «Жизнь господина де Мольера», «Александр Пушкин») и вымышленных героев — Максудова и Мастера («Записки покойника», «Мастер и Маргарита»), освещены с общечеловеческих позиций и в то же время глубоко личностно. На примере драматической судьбы булгаковских персонажей и самого Булгакова сделан вывод: Мастер, опередивший своё время, обречён на одиночество, гонения, отторженность от непонимающего его общества.

VI. Роман «Мастер и Маргарита» — завершающий этап духовных и творческих поисков писателя. На конкретном материале произведения подчёркнуто, что вечные понятия (добра и зла, веры и безверия, нравственности и безнравственности, отмщения и всепрощения, смысла жизни, искусства и т. д.) и человеческие взаимоотношения рассмотрены писателем в соответствии с заповедями христианства, хотя М. Булгаков не являлся человеком с традиционным религиозным сознанием. Создание писателем нетрадиционных образов Иешуа, Сатаны, Понтия Пилата подчёркивает «раскрепощённость» Булгакова-писателя и неординарность его мышления.

Анализ романа с позиций морально-этических принципов автора показал, что Иешуа, Мастер из «Мастера и Маргариты» и Мастер Булгаков из реальной жизни являются вечными трагическими персонажами человеческой драмы.

VII. Мировоззренческо-идеологические, нравственно-этические, художественно-поэтические принципы М. Булгакова вызвали отрицательное восприятие пролетарско-рапповской критики, проводившей государственную политику в области литературы и искусства. Современную писателю критику раздражало многое: нереволюционное прошлое, новизна мышления, умеренность взглядов, скепсис по отношению к организующей силе нового хозяина», приверженность традициям классической литературы, даже «интеллигентская внешность» и «литературность». Творчество М. Булгакова было «прочтено предвзято», критику интересовало «не литературное, а политическое лицо» писателя, которое определялось: «классовый враг», «буржуазный писатель», «апологет белогвардейцев». Подобное восприятие наложило свой отпечаток на литературный путь писателя, соответственно и на его литературную судьбу. В той общественно-политической ситуации М. Булгаков почувствовал себя «литературным волком», которого «гнали по правилам литературной садки, в огороженном дворе». Создался некий «вакуум» вокруг творчества и имени М. Булгакова. Русско-советская общественная мысль 20—30-х годов (официальная её часть) не была готова принять писателя с подобным мироощущением.

VIII. На определённом этапе жизни и деятельности М. Булгакова Грузия сыграла важную роль в небогатой событиями жизни писателя. Существующие в «грузинской загранице» жизни М. Булгакова «белые пятна» по мере возможности восполнены архивными материалами, газетными публикациями, воспоминаниями.

1. Воссоздание картины пребывания М. Булгакова в Грузии в 1921 году дало возможность сделать вывод: основной целью его пребывания в Грузии в 1921 году являлось стремление к эмиграции (а не желание «ставиться» на тифлисской сцене, или «публиковаться» в грузинской прессе). Мироощущение персонажей булгаковских рассказов («Богема», «Необыкновенные приключения доктора», «Записки на манжетах») заключается в желании: «пропасть без вести», «сгинуть», уехать от огня подальше, т. е. эмигрировать и внутреннее состояние самого М. Булгакова до приезда в Грузию и перед отъездом из Грузии («Жизнь моя — моё страдание», — письмо брату от 1-го февраля 1921 года) — главный аргумент для подтверждения этой мысли.

Решающую роль на данном этапе жизни писателя, более того, во всей его литературной деятельности сыграла встреча М. Булгакова с О. Мандельштамом в Батуми летом 1921 г. «Кажутся знаменательными в решительный момент определения Булгаковым дальнейшей судьбы разговоры с Мандельштамом — одно многочисленных, в основном неизвестных нам слагаемых, приведших к решению — ехать в Москву» (М. Чудакова). «Знаменательные в решительный момент разговоры» состоялись в Батуми. Таким образом, «батумская страница» жизни М. Булгакова является значительной и судьбоносной.

Пребывание М. Булгакова в Грузии стало не только биографическим, но и литературно-художественным фактом. Кроме того, что мироощущение, владевшее Булгаковым («лил горькие слёзы» после неудавшейся попытки эмигрировать) нашло отражение в его малой прозе, в Грузии проводилась определённая литературно-творческая работа («Записки на манжетах», «Турбины» переделывались в «большую драму»). Об этом свидетельствуют воспоминания и его письма, посланные из Грузии.

IX. Обзор грузинской литературной критики показал, что из многоаспектной проблемы «М. Булгаков и грузинская общественность» основной является грузинская театральная булгаковиана, начатая постановкой пьесы «Зойкина квартира» на сцене Т.Р.Т. в 1926 году. Восприятие пьесы и её постановки грузинской общественностью было противоречивым. Отмечалось: с одной стороны, идеологическая несовместимость творчества М. Булгакова (в частности «Зойкиной квартиры») с современной действительностью, игнорирование писателем «современных типических мест» (т. е. положительных сторон тогдашней действительности) и концентрирование внимания на «нетипические места»; с другой стороны, — актуальность проблемы, поставленной в пьесе, хорошая игра артистов (создавших «сочные, точно очерченные фигуры», т. к. «актёрам было что играть»), «массовая популярность пьесы» (спектакль ставился в рабочих театрах Тифлиса, всего Закавказья, в Госопере, в театре им. Ш. Руставели и т. д.). Таким образом, можно сделать вывод: в оценке «Зойкиной квартиры» отразились две позиции: позиция официоза, критикующего писателя за идеологическую несовместимость с современной действительностью и позиция зрителя, подспудно не соглашающегося с официозом и проявляющего к спектаклям «всевозрастающий интерес».

1. Неосуществлённая попытка режиссёра А. Ахметели поставить «Бег» на грузинской сцене, затем постановка грузинского варианта пьесы «Бег» — «Тараканьи бега» на сцене театра им. Ш. Руставели (1928 г., режиссёр А. Ахметели) тоже одна из страниц истории грузинской театральной булгаковианы. Ознакомление с текстом пьесы «Тараканьи бега» и архивными материалами стало доказательством того, что А. Ахметели был знаком с произведением русского автора. Появление в грузинской драматургии пьесы «Тараканьи бега» навеяно знакомством с булгаковской пьесой «Бег». Доказательством указанного влияния является появление в грузинской пьесе такого аналогичного сюжетного хода, как «тараканьи бега», «тараканий тотализатор». В обоих пьесах эти реалии стали горькой гиперболой, символом, олицетворяющим тяжёлую жизнь вдали от родины.

2. Грузинский РАПП был аналогичен русскому РАППу. Обзор критической литературы показал влияние русского РАППа на грузинский РАПП (огромную роль сыграли публикации русских рапповцев на страницах грузинской периодической печати: В. Блюма, Г. Горбачёва, В. Шершеневича — «ярых гонителей» М. Булгакова). Однако, несмотря на это, между ними существуют отличительные черты это — меньшая агрессивность и умеренность грузинского РАППа, что было проявлено и по отношению к творчеству М. Булгакова.

3. Архивные материалы, газетные сообщения, а также воспоминания стали поводом внесения коррективов в известные булгаковедению факты о пребывании писателя в Грузии. В частности: срок нахождения Булгаковых в Грузии весной 1928 года отодвигался на более длительное время (до конца мая 1928 года); осеннее пребывание писателя (октябрь 1928) рассмотрено как деловой визит, связанный с переговорами с режиссёром А. Ахметели по поводу постановки «Бега» на сцене театра им. Ш. Руставели; на основании сообщения газеты «Комунисти» (21 апреля 1927 года) выдвинута версия о пребывании М. Булгакова в Грузии и в 1927 году (в булгаковедении известны его пребывания: в 1921, 1928 (дважды), 1936 годах.

X. Новый этап в грузинском общественном сознании, начавшийся со второй половины XX в., рассмотрен на примере современных постановок булгаковских пьес, переводов его произведений на грузинский язык, критических статей, опубликованных в грузинской периодической печати.

1. С пьесы «Дни Турбиных», поставленной на сцене театра им. А.С. Грибоедова режиссер Л. Варпаховский, 1954/55 гг.), начинается современная грузинская театральная булгаковиана и новый подъем внимания грузинской критики к творчеству М. Булгакова. Ознакомление с отзывами грузинских литературных и театральных деятелей (Э. Гугушвили, О. Эгадзе, Э. Думбадзе, Г. Маргвелашвили) привело к следующему выводу: произошел рост интереса грузинской критической мысли к М. Булгакову, проявилось отличие театральной критики 60-х годов от критики 20-х годов. Если в литературно-театральной критике 20-х годов, явно политизированной, акцент делался на идеологическую сторону пьесы, то главной проблемой современной критической мысли оказалась художественность (Э. Думбадзе, Г. Маргвелашвили критиковали тех, кто ставил под сомнение целесообразность постановки пьесы «Дней Турбиных» по причинам «политическим, далеким от литературных критериев»). Подход к творчеству М. Булгакова (в частности, к пьесе «Дни Турбиных») с позиции «вульгаризаторско-рапповской критики» в 60-х годах стал неприемлем. Заслугой литературной критики является и то, что она впервые отметила «своеобразие булгаковского видения трактуемых проблем». Оно объяснялось художественным методом писателя, который «нельзя назвать методом социалистического реализма».

Однако, был сделан и другой вывод: полное игнорирование идеологической направленности пьесы в 60-х годах оказалось невозможным, т. к. многие исследователи еще находились под давлением «старых идеологических штампов», не утративших своей значимости (например, О. Эгадзе критиковал М. Булгакова за идеализацию белогвардейцев).

2. Доказательством творческого подхода к пьесе «Дни Турбиных», проявлением еще одной грани таланта художницы Е. Ахвледиани явилась ее работа над спектаклем «Дни Турбиных» (совместно с режиссером Л. Варпаховским, театральный сезон 1955/65 г.) в Киевском театре русской драмы им. Л.Украинки. несостоявшийся киевский спектакль (вызвавший много разговоров) явился интересной страницей истории русско-грузинской булгаковианы, фактом творческого содружества представителей двух культур: русской и грузинской (Л. Варпаховский, Е. Ахвледиани). В спектакле, поставленном с ностальгией по старым традициям (в «интеллигентском духе», как отмечали исследователи), «идеологическая настроенность» времени всё же брала верх и крах «интеллигентных Турбиных» воспринимался как логический конец.

В процессе работы над спектаклем Е. Ахвледиани проявила себя не только как художник-оформитель, но и как литератор-мыслитель, т. к. смогла проникнуть «в драматургическую архитектонику пьесы» (Н. Урушадзе), пройти свой путь познания как М. Булгакова (как личности), так и его пьесы и чётко определить свою позицию художника, мыслителя, гражданина.

3. Последние десятилетия XX века — это качественно новая ступень в грузинской булгаковиане, начало «новой волны» заинтересованности личностью и творчеством М. Булгакова, о чём свидетельствуют многочисленные публикации (в основном касающиеся взаимоотношений Булгакова — Сталина), постановки пьес М. Булгакова на грузинской сцене («Кабала святош» — театр им. Ш. Руставели, 1971 г., «Бег» в постановках Батумского драматического театра им. И. Чавчавадзе 1978/79 г. и сухумского драматического театра им. К. Гамсахурдиа 1997/98 г., постановка пьесы «Морфий» на сценах Тбилисского и Батумского драматических театров), переводы произведений М. Булгакова (малая проза, пьесы, роман «Мастер и Маргарита» в двух переводах, изданных отдельными книгами).

Своеобразная интерпретация произведений М. Булгакова, предложенная грузинскими режиссёрами, говорит об актуальности проблем, затронутых в драматургии М. Булгакова: в постановке «Бега» Сухумский театр-изгнанник вложил всю боль, вызванную потерей Родины, очага, семьи. Инсценированная повесть «Морфий» явилась «удачным сочетанием драмы и выразительных средств», разнообразная в жанровом и тематическом отношении грузинская переводческая булгаковиана — свидетельство заинтересованности творчеством М. Булгакова, также большой общественно-политической и просветительско-познавательной значимости его для грузинской общественности.

4. В возникновении и осуществлении замысла создать пьесу о Сталине «Батум» и вообще во взаимоотношениях со Сталиным определённую роль сыграли идеологические принципы писателя («единая и неделимая Россия»), взгляды о структуре государственности. «Сталин был для него в этот момент очередным воплощением российской государственности — он он стремился найти ему место в истории этой государственности», — пишет М. Чудакова.

Проблема «Булгаков — Сталин» в русском литературоведении рассмотрена слишком агрессивно, в грузинском — излишне сентиментально. Проблема эта сложная, неоднозначная, требующая полной исторической, художественной и человеческой объективности, т. е. она должна быть рассмотрена «без гнева и пристрастия».

5. Трансформация общественного сознания вызвала новое восприятие жизни и творчества М. Булгакова. Процесс постижения «феномена» М. Булгакова в Грузии, так и во всём мире, происходит постоянно, весьма интенсивно, в дальнейшем он будет углубляться.

Примечания

1. Немцев В.И. Контексты творчества Михаила Булгакова (к проблеме традиции) // Литературные традиции в поэтике Михаила Булгакова. — Куйбышев, 1999. — С. 17.