Пролог

«1891 год. В Киеве, на Госпитальной улице, которая, подобно большинству киевских улиц, шла в гору, в доме № 4 у магистра Киевской духовной академии, доцента по кафедре древней гражданской истории, родился первенец. Отца звали Афанасий Иванович. Мальчик рос, окружённый заботой. Отец был внимателен, заботлив, а мать — жизнерадостная и очень весёлая женщина. Хохотунья. И вот в этой обстановке начинает расти смышлёный и очень способный мальчик»¹ — так вспоминала любимая сестра Булгакова Надежда Афанасьевна Земская о начальной поре его жизни.

«Искусство долговечно — жизнь коротка» — гласит известная латинская пословица. Булгаков подвижнически проработал в литературе два десятка лет, но увидел напечатанной лишь книжицу рассказов «Записки врача» толщиной в палец и похожую на брошюру. Роман «Белая гвардия» (к тому же опубликованный не полностью) затерялся на страницах забытого журнала «Россия», а «Театральный роман», «Собачье сердце», «Мастер и Маргарита» (как, впрочем, и ряд других произведений) остались в рукописи или останавливались на стадии вёрстки.

Трагичной была и судьба театра Булгакова. Его пьесы «Бег», «Кабала святош» («Мольер»), «Мёртвые души», «Последние дни» («Пушкин»), «Зойкина квартира», «Дон-Кихот», «Батум» либо снимались цензурой после нескольких постановок, либо запрещались на стадии рукописи, а единственная выстоявшая драма «Дни Турбиных» прорывалась к постановкам волею «верхов».

И долго благоволивший Булгакову Горький забраковал для готовящейся серии «Жизнь замечательных людей» его «Мольера»: «Нужно не только дополнить её историческим материалом и придать социальную значимость, — нужно изменить её «игривый» стиль. В данном виде это — не серьёзная работа».

Лишь время помогло и помогает правильно расставить акценты, и сегодня творчество Булгакова обрело свою вторую и уже очень долгую жизнь — жизнь классика.

Проза и драматургия этого русского писателя, наследовавшего гоголевские, щедринские и чеховские традиции через голову Серебряного века символистов, крепки воистину, «как спирт в полтавском штофе». Продолжатель классических традиций золотого века, творец остросюжетной, наполненной взрывчатыми конфликтами и фантастическими смещениями прозы, создатель оригинального театра, где совмещены лирика и гротеск, смех и трагедия, Михаил Афанасьевич Булгаков стал, пусть и посмертно, великим спутником нашей духовной жизни.

Автор этой книги вспоминает, как в далёкие 60-е годы прошлого века случайно «зацепился» глазом за строчку в раскрытой соседом книжке в вагоне метро. Это было мастерское описание операции и переживаний молодого врача: у «цветущей» женщины, попавшей в мялку (крестьянское орудие, которым мнут лён и коноплю), необходимо было срочно отнять ногу.

«За меня работал только мой здравый смысл, подхлёстнутый необычайностью обстановки. Я кругообразно и ловко, как опытный мясник, острейшим ножом полоснул бедро, и кожа разошлась, не дав ни одной росинки крови. «Сосуды начнут кровить, что я буду делать?» — думал я и, как волк, косился на груду торзинных пинцетов. Я срезал громадный кус женского мяса и один из сосудов — он был в виде беловатой трубочки, — но ни капли крови не выступило из него... Торзинные пинцеты висели гроздьями. Их марлей оттянули кверху вместе с мясом, и я стал мелкозубой ослепительной пилой пилить круглую кость. «Почему не умирает?.. Это удивительно... ох, как живуч человек!..»

— Живёт... — удивлённо хрипнул фельдшер.

Затем её стали подымать, и под простыней был виден гигантский провал — треть её тела мы оставили в операционной».

Я узнал наконец в руках соседа книжечку из серии «Огонька», где выходят обычно новинки из серии литературы. «Кто бы это мог быть, — мучился я. — Ну, кто бы это мог написать?» Но тут мой сосед закрыл книжку, и я увидел твёрдое лицо на обложке и надпись: «М. Булгаков. Записки юного врача»...

Даже и в таких рассказах-очерках, предназначавшихся ведомственным журнальчикам типа «Медицинского работника», в полной мере обнаруживается булгаковский талант исключительной наблюдательности и остроты описаний. И ещё: глубокая «личность», характерная и для других его произведений. Заметьте, в прозе Булгакова всё несёт на себе печать очень личного, зачастую прямо автобиографического — не только «Записки юного врача» или «Театральный роман», где явно автобиографичен образ Максудова и где легко расшифровываются псевдонимы писателей, режиссёров, артистов, реставрируются события литературной жизни той поры, но и «Белая гвардия» и «Мастер и Маргарита».

Кто они, герои булгаковских произведений?

«Своей главной темой в литературе, — говорит П. Палиевский, — Булгаков считал «изображение русской интеллигенции как лучшего слоя в нашей стране»» (письмо правительству, 1930). В этом он шёл за своим учителем Щедриным, который утверждал: «Интеллигенция наша... ниоткуда не защищена; не будь интеллигенции, мы не имели бы понятия о чести, ни веры в убеждения, ни даже представления о человеческом образе»². При этом Палиевский имел в виду рядовую массу «обыкновенных» людей — врачей, служащих, преподавателей, рядовых священнослужителей, студентов, средний армейский состав и т. д., отвечающих за состояние «образа человеческого на деле».

Примечания

1. Здесь и далее цит. по кн.: Земская Н.А. Михаил Булгаков и его родные. — М., 2004.

2. Палиевский П.В. М.А. Булгаков // Палиевский П.В. Из выводов XX века. — СПб., 2004. — С. 289.