18 апреля 1930 года, как всегда, после обеда Михаил Афанасьевич прилег вздремнуть. Но тут затрещал проклятый телефон. «Теперь Любан опять час будет болтать», — подумал он.
— Мака, — раздался Любин голос, — из ЦК спрашивают!
Булгаков решил, что это розыгрыш, и от того в конец раздраженный сполз с постели.
— Сейчас с вами товарищ Сталин будет говорить.
— Что? Сталин? Сталин?
Но в трубке уже раздался голос с грузинским акцентом:
— Да, с вами Сталин говорит. Здравствуйте, товарищ Булгаков.
— Здравствуйте, Иосиф Виссарионович.
— Мы ваше письмо получили, читали с товарищами. Вы будете по нему благоприятный ответ иметь... А может быть, правда — вы проситесь за границу? Что мы вам очень надоели?
— Я очень много думал в последнее время — может ли русский писатель жить вне родины. И мне кажется, что не может, — ответил он.
— Вы правы. Я тоже так думаю. Вы где хотите работать? В Художественном театре?
— Да я хотел бы. Но я говорил об этом и мне отказали.
— А вы подайте заявление туда, — как ни в чем не бывало продолжил вождь. — Мне кажется, что они согласятся. Нам бы нужно встретиться, поговорить с вами.
— Да, да! Иосиф Виссарионович, мне очень нужно с вами поговорить.
— Да, нужно найти время и встретиться, обязательно. А теперь желаю вам всего хорошего.
Булгаков был счастлив как никогда.
В то, что раздавшийся в кабинете звонок окажется звонком от Сталина, не верил никто — тем более сам Булгаков
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |