Как известно, «закатный» роман «Мастер и Маргарита» создавался писателем с 1928 года до конца жизни, но так и не был полностью завершен. Больной писатель диктовал главы и вставки, правил уже написанное, не поднимаясь с постели. Ему удалось сделать только половину задуманного, а замысел осуществила Елена Сергеевна Булгакова, его вдова.
Роман «Мастер и Маргарита» представляет собой значительную часть того большого полотна, охватывающего со всеми своими историко-биографическими и литературно-топографическими прототипами московскую булгаковскую биографию конца 1920—1930-х годов. Задуманный вначале как сатирико-фантастическое произведение, описывающее веселые и озорные приключения дьявольской шайки в Москве, роман постепенно перерос свои первоначальные рамки: изменялись сюжетные линии, были введены новые герои, усложнившие его социально-философскую направленность...
Расскажем немного об истории его написания и публикации. Первые упоминания о романе биографы писателя относят к концу 1928 года, а начало написания — к зиме-весне 1929 года. В мае этого года Булгаков представляет в издательство «Недра» для публикации в одноименном альманахе главу из романа, названную «Мания фурибунда» (мания ярости), от которой дошли до нас только фрагменты. Созданная через год первая черновая редакция всего романа, носившая название «Копыто инженера», была уничтожена автором в марте 1930 года.
В 1931 году Булгаков вернулся к роману и сделал черновые наброски к новой редакции, второй по счету (1931—1936 годов). В 1932—1933 годах писатель начал создавать фабульно завершенный текст этой редакции, оконченной в 1934 году, но до лета 1936 года туда вписывались обширные вставки со сплошной перепиской отдельных глав. Вторая редакция имела подзаголовок «Фантастический роман» и много вариантов названия: «Великий канцлер», «Сатана», «Вот и я», «Шляпа с пером», «Черный богослов», «Подкова иностранца», «Он явился», «Пришествие», «Черный маг», «Копыто консультанта» («Консультант с копытом») и другие — но ни на одном из них Булгаков не остановился*.
Третья по счету и последняя прижизненная редакция романа была начата на рубеже 1936—1937 годов, в 1937 году был написан второй вариант этой редакции, доведенный только до 13-й главы и названный «Князь тьмы». Третий и единственно законченный вариант этой редакции создавался в период со второй половины 1937 до весны 1938 года. В нем появилось известное название романа, и состоял он из 30 глав. С конца мая и до 24 июня 1938 года третья редакция перепечатывалась также с переделкой текста. Авторская правка машинописи началась в сентябре того же года и продолжалась (с перерывами) почти до самой смерти писателя. Отдельные главы при этом переписывались, делались значительные вставки, написан эпилог романа. Эта правка была прекращена 13 февраля 1940 года на середине 19-й главы.
После смерти мужа Е.С. Булгакова в начале и середине 1940-х годов перепечатывала роман, руководствуясь позднейшими указаниями автора, его устными замечаниями и правкой. Готовилась даже его публикация в 1946 году. Таким образом, была подготовлена первая посмертная и четвертая по счету редакция романа. Она легла в основу текста, опубликованного в журнальном варианте в 1966—1967 годах.
При подготовке полного издания, вышедшего в свет впервые в 1973 году, была выполнена новая, пятая редакция романа. Проделав большую текстологическую работу, ее авторы (редакторы издательства «Художественная литература») на долгое время закрепили этот текст, сделав его своего рода каноническим, переиздаваемым многократно и введенным в научный литературоведческий оборот.
Наконец, к киевскому изданию 1989 года, была сделана шестая редакция текста романа с новой сверкой по всем сохранившимся авторским материалам. Эта редакция, повторенная в одном из юбилейных сборников писателя («Я хотел служить народу...» М., «Педагогика», 1990) и в собрании его сочинений (М., Художественная литература, 1991. Т. 5) рассматривается нами как последняя.
Роман «Мастер и Маргарита» написан в традициях критического реализма XIX века, но при работе над ним были учтены также наиболее значительные достижения русской и мировой литературы начала XX века. Он по праву стал в ряды русской современной классики и составляет золотой фонд современной литературы, являясь, без преувеличения, подлинным романом века, наиболее любимым и популярным у нашего читателя. Роман выдержал многомиллионные тиражи в нашей стране и за рубежом. Переведен на многие языки Европы, Америки, Азии. Многократно инсценирован и экранизирован. На его сюжет написаны музыкальные произведения, ставятся оперы и балеты...
Но вернемся к его героям. Примем за аксиому, что было бы неточным отождествлять буквально образы главных героев романа с именами его создателя и Елены Сергеевны. Они собирательны, но все-таки многие автобиографические черты писателя и его жены в нем присутствуют. Эффект присутствия обнаруживается почти на всех страницах романа, завязка которого разворачивается на Патриарших прудах. И это, как мы будем убеждаться в дальнейшем, не случайно. Именно этот район столицы (Патриаршие пруды, переулки старой студенческой Козихи, Большая Садовая улица) был тесно связан с началом московской биографии писателя.
Почему же район Патриарших прудов избран Булгаковым для обозначения места действия романа? На Малой Бронной в доме 32 (построен в 1912 году архитектором И. Кондратенко) на шестом этаже в квартире 24 жили его хорошие знакомые — братья Крешковы, и этот их адрес и события их биографии послужили основой сюжета для раннего рассказа «Спиритический сеанс»1. Упоминание «знакомых на Патриарших» есть в очерке «Москва 20-х годов» и рассказе «Трактат о жилище». Уже сообщалось, что один из героев сатирической зарисовки «Московские сцены» («На передовых позициях»), «бывший присяжный поверенный» — это друг начинающего писателя, адвокат В.Е. Коморский, в доме которого рядом с Патриаршими (Малый Козихинский переулок, 12, квартира 12) разворачиваются действия этого рассказа. А в доме 7 по тому же переулку в 20-е годы находилась китайская прачечная «Шанхайская», и явно оттуда ходили в «Зойкину квартиру» Газолин и Херувим — герои одноименной сатирической пьесы.
Небольшая, но редкая по тем временам отдельная квартира Владимира Евгеньевича и Зинаиды Васильевны Коморских вместила множество удивительных событий. Их скромная столовая порой собирала шумную компанию из литераторов, журналистов, врачей, юристов. Хозяин был действительно бывшим присяжным поверенным, юристом. На вечере в его квартире вокруг стола собирались друзья Булгакова по газетам «Накануне» и «Гудок», где он тогда работал, бывали порой Ю. Слезкин, Д. Стонов, В. Катаев.
Непременными хозяйками этих вечеров были Зина (жена В.Е. Коморского) и Тася (Татьяна Николаевна) Булгакова, жена Михаила Афанасьевича. Жили они по уже упоминавшемуся адресу: Большая Садовая улица, дом 10, квартира 50 (позднее в 34) — дом этот расположен по соседству с Патриаршими прудами.
Все эти и другие адреса первых лет московской жизни Булгакова так или иначе находились в районе Патриарших прудов. В связи с этим вспомним завязку романа. Два московских литератора появляются на липовой аллее Патриарших прудов, параллельной Малой Бронной улице.
«Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в Москве на Патриарших прудах, появились два гражданина. Первый из них, одетый в летнюю серенькую пару, был маленького роста, упитан, лыс, свою приличную шляпу пирожком нес в руке, а на хорошо выбритом лице его помещались сверхъестественных размеров очки в черной роговой оправе. Второй, плечистый, рыжеватый, вихрастый молодой человек в заломленной на затылок клетчатой кепке — был в ковбойке, жеваных белых брюках и в черных тапочках. Первый был не кто иной, как Михаил Александрович Берлиоз, председатель правления одной из крупнейших московских литературных ассоциаций, сокращенно именуемой МАССОЛИТ, и редактор толстого художественного журнала, а молодой спутник его — поэт Иван Николаевич Понырев, пишущий под псевдонимом Бездомный...»2
Эта длинная цитата первых двух абзацев романа не требует продолжения. Читатель прекрасно знает, что будет дальше: разговор с таинственным иностранным профессором, специалистом по черной магии... Но стремительно развиваются события: один из героев, председатель МАССОЛИТа Михаил Берлиоз, неожиданно погибает под колесами трамвая, повернувшего с Ермолаевского переулка на Малую Бронную и «наддавшего», убыстрившего движение по «новопроложенной линии» от угла. Причем одним из «виновников» несчастного случая оказался облитый постным маслом турникет-вертушка при выходе из аллеи Патриарших на Бронную. Потом последуют погоня Ивана Бездомного за загадочным профессором по арбатско-пречистенским переулкам до Москвы-реки, его возвращение и скандальный приход в МАССОЛИТ, а затем помещение поэта в клинику Стравинского...3
Так было на страницах булгаковского романа. А как же в действительности выглядят сегодня Патриаршие пруды, один из уютнейших уголков столицы, столь любимый москвичами? Нет, сегодня мы ни трамвая, ни турникета, ни булыжного откоса к рельсам не увидим. А существовали ли они вообще, не вымысел ли это писателя? Казалось бы, достаточно просто: посмотреть московские транспортные схемы 30-х годов (именно в это время создавались страницы «Мастера и Маргариты»), опросить многочисленных старожилов этих мест. Но здесь-то и возникли трудности. Буквально все транспортные схемы столицы тех времен, путеводители и справочники «Вся Москва» не подтверждали наличие пассажирского трамвая вокруг зеленого островка Патриарших аллей и прилегающих улиц и переулков. Даже старинная конка и сменившие ее линии первого русского дореволюционного трамвая обходили стороной на планах словно заговоренные улицы вокруг голубого четырехугольника пруда.
Ближайшие маршруты этого наиболее распространенного до пуска метрополитена транспорта проходили по Тверскому бульвару, улицам Тверской, Герцена (Большая Никитская), Садовой-Кудринской и Большой Садовой. Тщательно изучив фонды картографического и справочного отделов Российской государственной библиотеки, фонды Музея истории города Москвы и Историко-архитектурного архива, автору пришлось обратиться в Управление организации пассажирских перевозок Главного управления городского пассажирского транспорта при Мосгорисполкоме. Ответ, полученный от специалистов этого учреждения, был совершенно однозначным: никогда в районе Патриарших прудов, по Ермолаевскому переулку (теперь улица Жолтовского) и Малой Бронной, Большому Патриаршему переулку (теперь улица Адама Мицкевича) согласно имеющимся в Управлении архивным документам и схемам городских железных дорог не было организовано движение трамваев.
Конечно, можно было бы успокоиться и считать роковой трамвай оригинальной выдумкой писателя. Но нельзя было совершенно игнорировать мнение старожилов на этот счет. Многие из них, прожившие всю жизнь, в том числе 20—30-е годы, в этом районе, определенно утверждали: здесь, вокруг Патриарших прудов по Малой Бронной, улице Жолтовского, Вспольному переулку, были рельсы, грохотал трамвай, а на выходах из Патриарших аллей скрипели не смазанные маслом турникеты-вертушки.
Свидетелями этого были не просто старушки с бульварных скамеек (среди них, возможно, была и состарившаяся знаменитая чума — Аннушка, та, что пролила постное масло), но и весьма авторитетные люди: доктора наук, профессора, доценты, называвшие это место любовно-фамильярно: «наши Патрики». Упоминает о турникете и огибающих сквер дребезжащих трамваях старожил этих мест журналист В.А. Левшин в статье «Садовая, 302-бис», не уточняя, правда, был ли этот трамвай пассажирским4. (Эта недоговоренность позволила Л.М. Яновской усомниться в словах мемуариста о трамвае вокруг Патриарших прудов5.) А исследователи Ф. Балонов и М. Петровский предложили свой вариант объяснения появления трамвая на Патриарших: заимствованием сюжета из повести А. Куприна «Каждое желание» («Звезда Соломона»), тоже трагически связанного с трамваем, но уже с киевским, на Александровской улице6.
Добавилась новая информация и после просмотра московских газет конца 1920-х годов. Так, в «Вечерней Москве» в августе 1929 года сообщалось, что «в Москве находится американский писатель Голланд (!), приехавший в СССР для изучения колхозов и системы народного образования»7, а спустя три недели там можно было прочесть такую заметку: «Трамвая на Тверской не будет. Новые трамвайные линии — на Малой Бронной и Спиридоновке. Работы по сооружению новых линий должны быть закончены в ноябре»8. (Подчеркнуто мною. — Б.М.) И не исключено, что Булгаков, всегда внимательно относившийся к газетным сообщениям, принял это к сведению при обдумывании сюжета завязки романа.
В совокупности же можно прийти к такому выводу после многочисленных опросов, сопоставлений и проверок: некоторое, но небольшое время трамвай на Патриарших все-таки был, но не пассажирский, а грузовой, ходящий по вспомогательным служебным линиям, временно проложенным для разгрузки линий Садового кольца и Тверской. Рельсы заворачивали с Садовой-Кудринской на Малую Бронную. И кроме того, эта линия использовалась и по-другому. Пути в районе Патриарших прудов в конце дня наполнялись пустыми пассажирскими трамваями, образуя своего рода ночное депо в теплое время года. В романе Булгакова, видимо, описан именно такой трамвай, направляющийся на «отдых» в вечернее время: он без пассажиров и явно не грузовой («осветился изнутри электричеством» — грузовые трамваи не имели освещаемого салона).
Все это хорошо, подумает недоверчивый читатель, но нет самого главного: документов, фотографий, подтверждающих наличие хотя бы рельсов, не говоря уже о грузовом трамвае или ночных «табунах» уснувших пустых вагонов вокруг пруда.
И будет прав. Увы, казалось бы, самая надежная память технических архивов не сохранила рельсовые трассы. Словно дунул в них фантастический персонаж булгаковского романа и уничтожил все документы, как он это делал в книге застройщика домика, где жил главный герой книги — романтический Мастер... Как же быть?
Ответ пришел неожиданно и путем, вполне соответствующим таинственным фантасмагориям этого произведения. Помог убедиться в невыдуманности трамвая на Патриарших реально существующий, давно применяемый на практике и достаточно удивительный способ. Он заключался в обследовании заданного участка улиц и переулков на наличие в прошлом рельсового пути. Эксперимент провел архитектор-биолокатор мастерской Росреставрация В.А. Резвин. Эта мастерская широко использует метод биолокации для обнаружения скрытых фундаментов построек, захоронений, коммуникаций; об этом подробно рассказано в статье Н.И. Иванова, А.И. Плужникова, Н.И. Свешникова «Применение биофизического метода исследования и реставрации памятников истории и архитектуры»9.
Методом биолокации удалось установить такие рельсовые «маршруты», не показанные ни на одной из московских транспортных схем: поворот к центру со стороны Садовой-Кудринской улицы (где ходили рейсовые маршруты «Б», 13, 30, 38) через улицу Качалова во Вспольный переулок, вдоль которого — до улицы А. Толстого, по ней на улицу Адама Мицкевича и далее до ближайшего угла квадрата ограды Патриаршего пруда. Рельсы огибали зеленый островок по нынешнему Малому Патриаршему переулку, улице Жолтовского, по ней, пересекая Малую Бронную улицу, до Трехпрудного переулка, затем прямо, по Благовещенскому переулку до улицы Тверской.
Обнаружилась и «новопроложенная» линия, описанная в романе: на перекрестке улицы Жолтовского и Малой Бронной оказалась развилка. Рельсы поворачивали на Малую Бронную в сторону центра и шли вдоль ограды Патриарших прудов по ней и далее вплоть до Тверского бульвара (там были маршруты «А», 15, 18, 23). Интересно, что тем же методом был обнаружен и разрыв в ограде, где находился турникет. Он оказался точно на продолжении ближайшей к пруду аллеи, направленной перпендикулярно к рельсам на Малой Бронной: на старых планах она показана специально, а треугольный, примыкающий к пруду сквер ближе к улице Жолтовского с нынешним памятником И.А. Крылову изображался на них отдельно. При этом ясно обозначился участок от угла улицы Жолтовского до бывшего турникета, где трамвай мог «взвыть и наддать», и с точностью до метра определилось место гибели булгаковского героя.
Следует заметить, что писатель был так же точен в описании других видов транспорта, которыми пользуются герои романа. Вспомним, что во время погони обезумевшего Иванушки за таинственной шайкой с Патриарших, вслед за котом, уехавшим «на колбасе» трамвая «А» от Никитских ворот к Арбатской площади, в идущий в ту же сторону автобус «на ходу ввинтился длинный клетчатый». Автобус там действительно ходил по маршруту номер 5.
В сцене на Патриарших прудах Булгаков обыгрывал практически каждую топографическую деталь. Даже бакалея (в ранних редакциях романа — кооператив), где купила Аннушка злосчастную литровку подсолнечного масла, находилась неподалеку. Это кооперативный магазин «Коммунар» № 11 б, существовавший на углу Малой Бронной (дом 27/14) и Большого Патриаршего переулка, где теперь коммерческий магазин.
Удивительное, притягательное место! Отсюда, от патриаршей аллеи в Патриарший, точнее, в Большой Патриарший переулок начинается путь стремительной безумной погони второго литератора, поэта Ивана Бездомного за помутившей его разум компанией «таинственного профессора». При всей занимательности и динамичности последующего сюжета все же следует помнить, что завязка романа начинается со смерти, с трагедии. И на причинах и мотивах такой жестокой расправы автора со своим героем уже на первых страницах книги хотелось бы остановиться особо.
И главная из них — те сложные отношения, которые сложились у Булгакова в современном ему литературном мире с его «собратьями» — писателями, с писательскими организациями того времени. Они перенесены на страницы романа, дав и комический и трагический эффект. Есть мнение, что Воланд казнил Берлиоза за Мастера, за статьи против него, к которым тот был причастен, как председатель МАССОЛИТа и редактор толстого журнала, где могли печататься Латунский и К°.
Есть и возражения против этого: ведь Берлиоз не значится в списках авторов статей, критикующих роман Мастера. В самых действиях и словах Воланда не было ничего угрожающего, и он, благодаря своему всеведению, лишь предсказал, предугадал естественный исход будущих трагических событий: «Кирпич ни с того ни с сего никому на голову не свалится... Вы умрете другой смертью». Он пытается даже гадать: «Раз, два... Меркурий во втором доме... луна ушла... шесть — несчастье... вечер — семь...» — И громко после этого объявляет: «Вам отрежут голову!..»10
Предъявленное Берлиозу роковое седьмое доказательство существования предначертанной судьбы (вслед за кантовским шестым доказательством о бытии божьем), дьявола, знающего эту судьбу, сбывается без какого-нибудь участия Князя Тьмы или его помощников, не влияющих в целом на текущие события. Кто же прав? Видимо, истина где-то посредине, и она вытекает из самой идеи романа: «Все будет правильно, на этом построен мир». Да, Михаил Берлиоз за многое, по Булгакову, вполне заслуживает той ужасной смерти от рук комсомолки, управляющей взбесившимся «наддавшим» трамваем, смерти, которую уготовила ему судьба по воле автора. Именно судьба, а не Воланд: ведь знать «вперед бы и о смерти», как это знал дьявол, резонно размышляет Иван Бездомный в ранних редакциях романа, — «это далеко не значит эту самую смерть причинить». Булгаковский Воланд — это не судья и палач, а беспристрастный наблюдатель, время от времени испытывающий героев романа и невольно, хоть и «по своему ведомству» творящий добро, восстанавливающий справедливость, и только разве в случае с бароном Майгелем лишь приближающий неизбежные события.
Но автор не оставляет Берлиоза и после смерти. Незадолго до похорон из гроба, где лежит покойный редактор, таинственным образом исчезает голова, чтобы потом ожить и превратиться в чашу для вина на бале Сатаны...
Нынешние Патриаршие пруды в обрамлении липовых аллей лишь незначительно изменились с булгаковских времен. При желании можно найти и место будочки «Пиво и воды», напоившей пахнущей парикмахерской пенистой «абрикосовой» изнывающих от жажды литераторов. Только теперь здесь вместо летней читальни библиотеки № 46 имени Н.В. Гоголя, где наверняка был томик «Мастера и Маргариты» — фешенебельный ресторан, куда, наверно, не пустят литераторов, не имеющих валюты... Но мы, свободно путешествующие по булгаковским местам, просто сами раскроем свой потрепанный томик романа и окунемся — как Иван в Москву-реку — в волшебные страницы на знаменитой Патриаршей скамье! И отрадно видеть, что это-то и происходит и сегодня на традиционных Булгаковских праздниках — гуляньях-концертах на Патриарших прудах.
В их программу входит также обязательное паломничество — экскурсии по булгаковским местам Москвы, где в первую очередь, после Патриарших прудов, предусмотрено посещение квартиры 50 в доме 10 по Большой Садовой улице.
Дом на Большой Садовой улице, о котором мы уже не раз упоминали, — сегодня самое притягательное место из известных булгаковских адресов столицы, самое посещаемое, знаменитое, таинственное, своего рода символ «Булгаковской Москвы». Здесь в середине и во второй половине 80-х годов был стихийно создан своего рода музей, музей писателя и литературных героев его романа «Мастер и Маргарита»: «Дом 302-бис» с «нехорошей квартирой 50», где писатель прожил с 1921 до середины 1924 года, а потом переехал в 34-ю квартиру в том же доме на «уплотнение» семьи Манасевичей. В письме к сестре Н.А. Земской от 23 октября 1921 года сохранились его полушутливые первые невеселые наблюдения нового жилища:
На Большой Садовой
Стоит дом здоровый.
Живет в доме наш брат —
Организованный пролетариат.
И я затерялся между пролетариатом,
Как какой-нибудь, извините за выражение, атом.
Жаль, некоторых удобств нет:
Например, испорчен ватерклозет;
С умывальником тоже беда:
Днем он сухой, а ночью из него на пол течет вода.
Питаемся понемножку:
Сахарин да картошка.
Свет электрический — странной марки:
То потухнет, а то ни с того ни с сего разгорится ярко.
Теперь, впрочем, уж несколько дней горит подряд,
И пролетариат очень рад.
За левой стороной женский голос выводит: «Бедная чайка...»
А за правой играют на балалайке11.
По определившейся уже тогда своей писательской манере Булгаков не остановился на использовании экзотической фактуры и истории этого дома только в одном произведении. В старинном, выстроенном «покоем» доме и в квартире 50 шестого парадного, как мы уже знаем, происходят события рассказов «№ 13. — Дом Эльпит-Рабкоммуна», «Псалом», «Самогонное озеро», «Три вида свинства»...
Но наибольшим образом прославил писатель свое первое московское жилище в романе «Мастер и Маргарита». Дом № 10 на Большой Садовой улице фантазией автора превратился в дом «302-бис по Садовой» (формулу превращения вывел литературовед И.Ф. Бэлза: (3 + 0 + 2) × 2 = 10, а латинское «W» (дважды), по мнению В.А. Левшина, делает в романе с чертовщинкой крутой вираж и оборачивается украинским, гоголевским «61сом»). А изменение автором романа названия самой улицы не слишком грешит против истины: Большая Садовая в 20—30-е годы называлась и Садовой-Триумфальной, и просто Садовой. Справочники и путеводители по Москве тех лет однозначно подтверждают это.
Об этом знаменитом доме следует поговорить особо. Построен он в 1903 году архитекторами А.Н. Милковым и Э.И. Юдицким для московского купца, табачного фабриканта, владельца фабрики «Дукат» Ильи Пигита. Одновременно в этом доме по заказу художников П. Кончаловского, Г. Якулова, В. Рябушинского были выстроены специальные мастерские во внутренних помещениях двора. В мастерской Петра Кончаловского (его сын, М.П. Кончаловский, художник и скульптор, до сих пор работает там) проходили заседания группы живописцев «Бубновый валет», куда входили такие знаменитости, как Лентулов, Фальк, Осьмеркин... Дом ю связан с именем Сурикова и Шаляпина, пианистов Боровского и Игумнова, скульптора Коненкова, поэтов-имажинистов Сергея Есенина (в 38-й квартире у Георгия Якулова он познакомился с Айседорой Дункан), А. Мариенгофа, А. Кусикова, В. Шершеневича. В послеоктябрьские дни здание стало одним из первых рабочих домов-коммун.
«Нехорошая квартира номер 50» сохранила и свой реальный номер и, судя по ранним рассказам романиста, не изменяла свою нехорошую репутацию. А описание дома и квартиры до мелочей нашло отражение на страницах «Мастера и Маргариты». Совпадения настолько поразительные, что каждый, имея в руках роман, может уверенно прийти к дому на Большой Садовой, пройти знаменитой подворотней, пересечь заасфальтированный двор с островком деревьев посредине, дойти до шестого парадного, подняться по «бесконечным» лестницам на пятый этаж, увидеть на верхней площадке слева знаменитую квартиру номер 50, приблизиться к двери, нажать на кнопку звонка... Страшно! Вдруг мистическая квартира сохранила свое «нехорошее» свойство, и нам откроет клыкастый крепыш с бельмом на глазу и куриной костью в кармане, или кривляющийся клетчатый субъект в разбитом пенсне, или девица в одном кокетливом передничке и со шрамом на шее?..
Нет. Читательское воображение завело нас слишком далеко, хотя настенная «клинопись» вокруг позволяет предположить, что мы не одиноки. Здесь, в этой квартире, организуется мемориальной музей-квартира писателя.
Правда, в этой квартире мы не найдем описанных в романе апартаментов бывшей ювелирши, где вместо Степы Лиходеева и погибшего Михаила Берлиоза обосновался черный маг Воланд со своей беспокойной свитой, где был страшный полуночный бал Сатаны и встретились после долгой разлуки главные герои книги — Мастер и Маргарита. В квартире 50 все комнаты небольшие, камины и витражные стекла отсутствуют. Описание Булгаковым ее интерьера и некоторые детали заимствованы из квартиры 34 того же дома и квартиры 66 дома 12 в Савельевском переулке.
Спускаясь вниз с верхней площадки лестницы, можно увидеть и другие детали, известные нам по книге: лестничное окно, в которое вылетели «незадачливые визитеры» в «нехорошую квартиру». Этажом ниже — квартира 48, где «жила» Аннушка-чума, подобравшая у своей двери золотую подковку Маргариты — подарок Воланда. Внизу под лестницей мы увидим подобие дворницкой каморки, где отсиживался злополучный киевский дядя погибшего Берлиоза — экономист Поплавский. Даже пожарная лестница, с которой обстреливали прыгающего кота Бегемота, существует на боковом фасаде дома. Есть и упомянутый в романе черный ход в «нехорошую квартиру».
На первом этаже другого подъезда можно обнаружить дверь под номером 35 — квартиру преддомкома Никанора Босого. Контора жилтоварищества легко угадывается у выходной арки дома в помещении нынешнего «Металлоремонта»: чтобы попасть из нее в свою квартиру, спасавшийся от надоедливых жильцов Босой «пересекал двор». (Кстати, отметим, что правление действительно существовавшего жилищно-рабочего кооператива — «рабкоммуны» — помещалось там же, направо от ворот.) Продолжая обследование дома с книгой в руках, можно найти и 11-ю квартиру (в первом парадном) чересчур любопытного жильца Тимофея Квасцова, и многое другое...
Да, действительно удивительный дом, удивительный двор! Кажется, вот только что отъехала от шестого парадного «буланая» машина с шофером-грачом, увозящая встретившихся героев. Попадая в эти места, испытываешь поразительное чувство полной достоверности событий, происходивших тут. Ощущение это не покидает, несмотря на всю его фантастичность и абсурдность. И большинство приходящих сюда читателей романа испытывают сходные чувства. Они выражаются и в благоговейном, но пристрастном осмотре этих мест, в радостном узнавании «оживших» примет.
Именно поэтому к московским героям писателя так приковано внимание читателей и поклонников его таланта. Своеобразным памятником этому интересу и следствием магического влияния последнего романа Булгакова и других его произведений, связанных с этим домом, являются рисунки, изречения и цитаты, заполнившие интерьер лестницы шестого парадного и даже фасад дома. Этот феномен исследователи и пресса объясняют социальной магией литературной топографии романа. А это лишь подтверждение того, что сами люди стихийно определяли место в этом доме музею литературных героев писателя, в первую очередь героев «Мастера и Маргариты», тем более что здесь все топографические реалии сохранились практически в неприкосновенности со времен Булгакова.
«Дом на Садовой» в наше время стал живой иллюстрацией к «Мастеру и Маргарите», стал своего рода московской принадлежностью романа. Может быть, надписи на стенах подъезда и лестничной клетки выполнены без особого художественного мастерства, но зато от всей души, не по указке или заданию, и трудно, пожалуй, найти писателя, который не мечтал бы о таком живом, неформальном признании его таланта. Поэтому официальный музей будет, надеемся, настоящим народным музеем, необычным, непохожим на другие, где люди будут общаться, музеем-клубом, музеем-библиотекой, музеем-читальней.
Но есть и другая сторона дела. Как уже известно12, сеть надписей на стенах внутри и вне дома, сочетающаяся с «картинной галереей», создает совершенно особое — не литературное и не графическое — произведение искусства, некий рефлекс, отражение, брошенное на стены подъезда самим романом. Стихийное, коллективное творение в честь Михаила Булгакова и его книги, которое зажило своей собственной жизнью с начала 1980-х гг. Уже достаточно решительно прозвучало требование создать в квартире 50 музей13, которое наконец услышано и воплощено в марте 2007 года: в Москве открылся мемориальный музей «нехорошая квартира», и в этом огромная заслуга, как известных булгаковедов, так и многочисленных и неутомимых поклонников творчества Михаила Булгакова.
Теперь уже бесспорно, что роман Булгакова стал воистину народным чтением. Это тоже чудо, вряд ли предвиденное самим Михаилом Афанасьевичем. Впервые со времен Достоевского русская литература напрямую заговорила о «вечных» вопросах — о добре и зле, свете и тьме, жизни и смерти — на последней, максимальной ступени обобщения, поднимая все проблемы до уровня космических. И ни один неискушенный читатель не сумеет не заметить булгаковской тайнописи; и ни один, самый образованный и проницательный, не сможет прочитать ее до конца.
«Да здравствует Булгаков!» — такая надпись повторяется на стенах дома на Садовой. Этот наивный и вместе с тем мудрый лозунг позволяет коснуться любых аспектов булгаковской прозы. Что означает узор рисунков и цитат? Что это — самодеятельный музей Булгакова? Мастера? Воланда? Романа? Нет, прежде всего, это — вещественное доказательство значимости пересечения реальности и творчества. Это роман Булгакова «Мастер и Маргарита» навсегда наложил свой отпечаток на стены и улицы Москвы.
В этой книге заканчивают свою биографию «сквозные» герои, проходящие по многим страницам творчества писателя. Среди них такой тип, как председатель домкома Никанор Иванович Босой, завершающий печальную галерею булгаковских управдомов: «барашкового председателя» из «Воспоминания...», Егора Нилушкина и Христи из «Дома Эльпит», Швондера из «Собачьего сердца», Аллилуи-Портупеи из «Зойкиной квартиры», Бунши из «Ивана Васильевича» и «Блаженства». Видимо, натерпелся от управдомов и председателей жилтовариществ Булгаков: каждый из предшественников Босого, да и сам Никанор. Иванович, — резко отрицательные, сатирически заостренные персонажи.
Но писателю было мало наказать своего героя безумием в клинике Стравинского. Как художественный прием вводит автор сон Босого, чтобы показать несимпатичную галерею валютчиков. Может быть, это и вымышленные герои: Сергей Герардович Дунчиль, его жена, его любовница Ида Геркулановна Ворс, Николай Канавкин, как и два артиста: один — конферансье, «молодой человек в смокинге с приятными чертами лица и мягким баритоном», другой — «известный драматический талант» Савва Потапович Куролесов, «рослый и мясистый бритый мужчина во фраке и белом галстуке», читающий «Скупого рыцаря», — имели знакомых Булгакову реальных прототипов.
И совсем не придумана (хоть и случилась во сне) сцена «выбивания» валюты из арестованных людей. Происходили в действительности, по воспоминаниям мемуаристов, такие «золотые ночи» в начале 30-х годов. Об этом безусловном беззаконии рассказывали так:
«Государству нужно имущество, нужно золото, а Колымы еще нет никакой. С конца 1929 года начинается знаменитая золотая лихорадка, только лихорадит не тех, кто золото ищет, а тех, из кого его трясут. Особенность нового «золотого» потока в том, что этих своих кроликов ГПУ, собственно, ни в чем не винит и готово не посылать их в страну ГУЛАГ, а только хочет отнять у них золото по праву сильного. Поэтому забиты тюрьмы, изнемогают следователи... Кого сажают в «золотом» потоке? Всех, кто когда-то, пятнадцать лет назад, имел «дело», торговал, зарабатывал ремеслом и мог бы, по соображениям ГПУ, сохранить золото... С большой надеждой сажаются, конечно, зубные техники, ювелиры, часовщики. О золоте в самых неожиданных руках можно узнать по доносу: стопроцентный «рабочий от станка» откуда-то взял и хранит шестьдесят николаевских золотых пятерок... Уж ничем — ни пролетарской сущностью, ни революционными заслугами не может защититься тот, на кого пала тень «золотого» доноса. Все они арестуются, все напихиваются в камеры ГПУ в количествах, которые до сих пор не представлялись возможными...
Следователи не пишут протоколов, потому что бумажка эта никому не нужна... важно одно: отдай золото, гад!.. Если у тебя на самом деле золота нет — твое положение безвыходно, тебя будут бить, жечь, пытать и выпаривать до смерти или пока уж действительно не поверят. Но если у тебя золото есть, то ты сам определяешь меру пытки, меру выдержки и свою будущую судьбу. Психологически это, впрочем, не легче, это тяжелей, потому что ошибешься и навсегда будешь виноват перед собой... Но и слишком легко отдаваться нельзя: не поверят, что отдал сполна, будут еще держать. Но и слишком поздно отдать нельзя: душеньку выпустишь или со зла влепят срок»14.
Такой «театр» времен Иосифа Сталина увидел во сне, а может, и наяву булгаковский персонаж Никанор Иванович Босой, оказавшись сначала в учреждении, где его допрашивали. Про это учреждение, окна которого выходили «на залитую асфальтом большую площадь», подробно рассказано в 27-й главе романа. Учреждение это, конечно, узнаваемо в расположенном некогда на Лубянской площади Главном политическом управлении. Его сотрудники уже появлялись на страницах булгаковских произведений. И всегда, как и милиция, в виде положительных героев. Таковы Щукин и Полайтис (явно из латышских стрелков), геройски погибшие в повести «Роковые яйца», милиционеры в очерках о Москве и в «Зойкиной квартире», пациент Преображенского, «толстый и рослый человек в военной форме» из «Собачьего сердца»... В «Мастере и Маргарите» «дело Воланда» расследует «молодой, круглолицый, спокойный и мягкий в обращении человек, совсем не похожий на следователя, и тем не менее один из лучших следователей Москвы»15.
С представителями ГПУ — НКВД Булгакову пришлось иметь дело не только в своем воображении. Как известно, в 1925 году у него был произведен обыск, изъяты дневники и экземпляры машинописи «Собачьего сердца», он вызывался на допросы и только через несколько лет все было возвращено благодаря заступничеству А.М. Горького. И арест, несвободу, неволю писатель считал одним из величайших несчастий...
Не менее, чем Босой, интересен и другой «неудачливый визитер» в «нехорошую квартиру» — буфетчик Варьете Андрей Фокич Соков, тот самый, у которого «осетрина второй свежести». После беседы с Воландом и его свитой, узнав о своей близкой смерти, исцарапанный котенком, он метнулся на другую сторону Садовой и оказался в аптеке. Забинтованный буфетчик вскоре попадает к специалисту по болезни печени профессору Кузьмину, жившему «буквально через двор, в маленьком беленьком особнячке».
В главе о Варьете мы еще вернемся к адресам этой аптеки и профессора Кузьмина, а пока лишь отметим автобиографические черты этого эпизода романа. Профессор Кузьмин, шестидесяти лет, выпускник университета 1894 года, и его однокурсник невропатолог седоусый профессор Буре... В этих персонажах Булгаков снова после «Записок юного врача» и фантастической повести об ученом Ф.Ф. Преображенском обращается к своим коллегам по образованию, врачам. Но в отношении Кузьмина его юмор не так добродушен. Почему?..
Незадолго до своей смерти Елена Сергеевна Булгакова рассказывала об одном враче, М.С. Вовси, лечившем ее смертельно больного гипертоническим нефросклерозом мужа. Этот эскулап, нарушая всякую врачебную этику, не заботясь, слышит ли его больной, высказал свое мнение, что тот умрет через несколько дней. Было это в сентябре 1939 года. Но случилось по-другому. Жизнь Булгакова продлилась еще на семь месяцев, и в один из январских дней уже почти ослепший писатель продиктовал жене весь эпизод встречи буфетчика с профессором Кузьминым. Так это вошло в текст романа16.
Поскольку мы вспомнили об одном «неудачливом визитере» в «нехорошую квартиру», думается, будет уместным вспомнить еще об одном. Адрес его прямо мистически притягивает к себе. Речь пойдет об уже известном нам экономисте из Киева, сначала вызванном в Москву, а потом изгнанном злодейской шайкой Воланда. Кто из киевских знакомых или родственников Булгакова мог послужить прототипом этого героя, жившего на Институтской улице и безусловно показанного в сильно шаржированном виде? Скорее всего, это гимназический товарищ писателя Александр Петрович Гдешинский, одно время пытавшийся обменяться на Москву. Его киевский адрес таинственно зашифрован в романе.
На этом временно покинем «дом 302-бис» и вернемся на Патриаршие пруды. Новая и последняя встреча с ним произойдет при рассказе о Маргарите и бале Сатаны.
Примечания
*. Фрагменты ранних редакций романа публиковались под разными заглавиями в последнее время в периодике (Якобы деньги // Даугава, 1983, № 10; Копыто инженера // Памир, 1984, № 7; Князь тьмы // Наше наследие, 1991, № 3; Великий канцлер // Слово, 1991, № 4—9) и включались в сборники писателя (Черный маг // Избранные произведения. Киев, Днипро, 1990; Великий канцлер. М., Новости, 1992).
1. Булгаков М. Самоцветный быт. Рассказы и фельетоны. М.: Правда, 1985 (Библиотека «Крокодила», № 12). С. 8—15. Есть прямые биографические совпадения у героев рассказа и членов семьи Крешковых. Так, Татьяна Николаевна Кисельгоф вспоминала: «У них дома (у И.П. и В.Ф. Крешковых. — Б.М.) проводились спиритические сеансы, к которым Булгаков относился насмешливо. Однажды уговорил: «Знаешь, давай сделаем сегодня у Крешковых спиритический сеанс!» И распределили роли: Булгаков толкнет ногой, а она будет стучать по столику. Иван Павлович встречал меня одной и той же фразой: «Вы видите, какая бордель?» — или: «Когда же кончится эта бордель?» (Чудакова М. Жизнеописание Михаила Булгакова. М.: Книга, 1988. С. 183—185). Так же разговаривает булгаковский Павел Петрович.
Не забыл Булгаков крешковский дом и квартиру и позже, когда, замышляя роман «Мастер и Маргарита», приходил в конце 1920-х годов с Е.С. Шиловской, впоследствии Булгаковой, на Патриаршие пруды. Об этом написал В.Я. Лакшин: «Вспоминала она (Е.С. Булгакова. — Б.М.) какой-то вечер в мае 1929 года (познакомились они в феврале), когда Булгаков повел ее в сумерках в полнолуние на Патриаршие пруды и слегка приоткрыл занавес над задуманным романом: «Представь. Сидят, как и мы сейчас, на скамейке два литератора, а с соседней скамьи встает и обращается к ним с учтивым вопросом удивительный господин в сером берете на ухо и тростью под мышкой...» Он рассказал ей завязку будущей книги, а потом повел ее в какую-то странную квартиру, тут же, на Патриарших. Там их встретили какой-то старик в поддевке с большой белой бородой и молодой малый лет двадцати пяти. Пока они искали квартиру, стучали в дверь, Елена Сергеевна все спрашивала: «Миша, ты куда меня ведешь?» На это он отвечал только: «Тсс...» — и прикладывал палец к губам. В какой-то комнате с камином, где не было света и только языки пламени плясали по стенам, был накрыт роскошный и по тем временам стол: балык, икра. Смутно говорилось, что старик возвращается из мест отдаленных, добирался через Астрахань. Потом сидели у камина, ворошили уголья. Старик спросил: «Можно вас поцеловать?» Поцеловал и, заглянув ей в глаза, сказал: «Ведьма».
«Как он угадал?!» — воскликнул Булгаков. (Лакшин В. Булгакиада. М.: Правда, 1987 (Библиотека «Огонек», № 35) С. 32).
2. Булгаков М. Избранные произведения в 2 т. Т. 2. Киев: Днипро, 1989. С. 334.
3. В ранних редакциях романа действие начиналось в общем так же, как и в опубликованной редакции, с встречи на Патриарших прудах двух московских литераторов: редактора журнала «Богоборец» Владимира Мироновича Берлиоза и поэта Ивана Николаевича (Иванушки) Бездомного с таинственным, иностранного вида инженером. Разговор москвичей был прерван вторжением в него незнакомца, который рассказал о Понтии Пилате и Иисусе (Иешуа Га-Ноцри) в древнем Ершалаиме. Изложение библейской легенды — Евангелие от Воланда — давалось автором целиком, хотя и прерывалось вопросами Берлиоза и Бездомного, в едином рассказе, от допроса Иешуа до убийства Иуды. В окончательной редакции, как известно, этот рассказ был разбит на четыре главы и связывался уже с другими героями, был в ином контексте.
4. Левшин В. Садовая, 302-бис // Театр, 1971, № 11. С. 114; Воспоминания о Михаиле Булгакове. М.: Советский писатель, 1988. С. 173.
5. Яновская Л. Творческий путь Михаила Булгакова. М.: Советский писатель, 1983. С 236.
6. Балонов Ф. Сатанинский цвет // Электросила (Ленинград), 1988, 4 февраля. С. 10; Киселева В., Петровский М. Писатели из Киева: А. Куприн и М. Булгаков // Радуга (Киев), 1988. № 10. С. 124—132.
7. Вечерняя Москва, 1929, 3 августа. С. 3.
8. Вечерняя Москва, 1929, 28 августа. С. 3 (указано М.В. Владимирским).
9. Вопросы охраны, реставрации и пропаганды памятников истории и культуры. Вып. 3. М.: Стройиздат, 1975. С. 20—25.
10. Булгаков М. Избранные произведения в 2 т. Т. 2. Киев: Днипро, 1989. С. 343.
11. Булгаков М. Письма. Жизнеописание в документах. М.: Современник, 1989. С. 54.
12. Тан А. Москва в романе М. Булгакова // Декоративное искусство. 1987, № 2. С. 22—29.
13. О необходимости создания там Булгаковского музея была сделана передача в программе ЦТ «Мир и молодежь» (24 сентября 1986 года с участием И.М. Смоктуновского) и писала пресса («Известия». 1985, 12 января; 1985, 7 ноября; 19871 7 января; «Комсомольская правда». 1986, 30 августа; «Собеседник». 1986, № 47 (ноябрь); «Литературная газета». 1986, 24 декабря; «Московская правда». 1986, 26 декабря, и др.) Рассказ об этом доме включен в экскурсию «Москва в жизни и творчестве Михаила Булгакова», проводящуюся с начала 1986 года.
14. Солженицын А. Архипелаг Гулаг. Ч. I // Новый мир, 1989, № 8. С. 35—36.
15. Булгаков М. Избранные произведения в 2 т. Т. 2. Киев: Днипро, 1989. С. 662.
16. Чудакова М. Жизнеописание Михаила Булгакова. М.: Книга, 1988. С. 642, 648.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |