Послесловие

Едва Михаил Афанасьевич Булгаков (1891—1940) выступил со своими ранними произведениями на сцене и в печати, как критика на все голоса заговорила о нем. Показ его пьес сопровождался «трескучим успехом» и ожесточенными нападками, призывами изгнать из театра и со страниц журналов «булгаковщину», т. е. ту атмосферу, в «которой предпочитает жить и дышать буржуазный интеллигент». Сам Булгаков в письме правительству 28 марта 1930 года утверждал: «Проведя анализ... вырезок, я обнаружил в прессе СССР за десять лет моей литературной работы 301 отзыв обо мне. Из них похвальных было 3, враждебно-ругательных 298». («Вопросы литературы», 1966, № 9, стр. 138).

Так продолжалось до начала тридцатых годов. Потом надолго о Булгакове почти забыли.

В середине пятидесятых годов, после II съезда советских писателей, критика вновь вернулась к творческому наследию Булгакова. С этого времени на страницах наших газет и журналов появились сотни статей, посвященных его жизни и творчеству, опубликованы некоторые письма, воспоминания и произведения, ранее печатавшиеся в редких изданиях первых послереволюционных лет. Особый интерес представляют статьи В. Лакшина, М. Чудаковой, А. Метченко, Ю. Неведова и др. И все-таки приходится согласиться с утверждением М. Чудаковой: «Историко-литературное изучение творчества М.А. Булгакова находится на начальном своем этапе; не воссоздана даже в самом общем виде хронологическая канва жизни и литературной работы писателя, неизвестна творческая история его произведений; нет сколько-нибудь полной библиографии». («Записки Отдела рукописей библиотеки им. В.И. Ленина». Вып. 37. М., 1976, с. 25).

При всем этом следует иметь в виду главное достижение нашей критики последнего периода: произошло ее принципиальное качественное изменение. Исчезли крайности в оценках. Критика обрела зрелость, методологическую вооруженность, определенную культуру исследования.

В связи с этим особый интерес представляют высказывания А. Фадеева и К. Симонова. 15 марта 1940 года А. Фадеев писал вдове Михаила Афанасьевича: «Мне сразу стало ясно, что передо мной человек поразительного таланта, внутренне честный и принципиальный, очень умный... Он человек, не обременивший себя ни в творчестве, ни в жизни политической ложью... Путь его был искренен, органичен, а если в начале своего пути (а иногда и потом) он не все видел так, как оно было на самом деле, то в этом нет ничего удивительного: хуже было бы, если бы он фальшивил...» («Новый мир», 1966, № 4, с. 277).

К. Симонов, дав высокую оценку прозы писателя, решительно выступил против тех критиков, которые склонны к восторженному восхвалению любимого писателя, закрывают глаза на отдельные ошибки и не вскрывают природу противоречий его взглядов и творчества.

«Роман «Белая гвардия», — писал К. Симонов, — не только талантливая проза, а еще и очень любопытный документ эпохи: в нем с предельной честностью отражены взгляды, существовавшие у автора к тому времени, когда он писал свою книгу, на ту эпоху, которую он изобразил в ней... Нельзя по своей прихоти улучшать или ухудшать историю, не пристало и задним числом, даже в самых благих целях, выпрямлять мировоззрение сложного и противоречивого писателя... Все лучшее, написанное Булгаковым — тоже часть того великого целого, которое, все вместе взятое, называется советской литературой». (Михаил Булгаков. «Белая гвардия. Театральный роман. Мастер и Маргарита». М., 1973, стр. 5 и 10).

Обратившись к молодости Михаила Булгакова, автор особое внимание уделил материалам, которые относятся к пребыванию писателя на Кавказе. Письма самого М. Булгакова из Владикавказа («Известия» АН СССР, т. 35, № 5, 1976. Серия литературы и языка) — это ценный источник для познания не только бытовых подробностей, но и творческих исканий, настроений, психологического состояния писателя.

Среди первоисточников для булгаковской биографии следует назвать материалы архивов. Мы приводим новые документы из фондов Северо-Осетинского госархива (далее ГАСО), из фондов ЦГАЛИ (Москва), Северо-Осетинского госуниверситета и личного архива автора. Степень ценности этих материалов различна.

Большой и весьма полезный материал содержит кавказская пресса того периода. Сам М. Булгаков в одном из писем сообщал: «Фельетоны мои шли во многих кавказских газетах». Помимо владикавказской газеты «Коммунист» нам дали интересные сведения такие органы печати, как «Терско-Дагестанский вестник», «Грозный», «Кавказская газета», «Терский казак», «Терская жизнь», «Терец», «Известия» Ревкома Владикавказа, «Кавказ», «Свободный Терек», «Северокавказский край» и др. газеты за 1919—1920 годы, «Известия» Батумского ревкома за 1921 г. Исключительный интерес представляет журнал «Творчество». Он начал выходить во Владикавказе 12 июня 1920 года. Возглавлял его один из ярых противников М. Булгакова журналист Г.А. Астахов. До 19 июля того же года он редактировал и газету «Коммунист». Второй номер «Творчества» вышел 8 июля, третий — 22 августа, четвертый — 26 сентября. На этом, видимо, издание прекратилось. Сейчас владикавказский журнал «Творчество» — величайшая редкость. Его нет не только в фондах такого крупного книгохранилища, как библиотека им. Ленина в Москве, но нет и в библиографических справочниках. А между тем, именно в этом журнале широко освещалась деятельность подотдела искусств в тот период, когда там работал Булгаков.

Пребывание писателя на Кавказе, начало его творчества как драматурга, ряд фельетонов и рассказов того времени уже давно привлекли внимание таких исследователей, как В. Чеботарева и Л. Яновская. Они успешно занимались разысканием текстов, публиковавшихся когда-то Булгаковым в забытых теперь изданиях, и написали десятки ценных статей.

Немало интересных сведений содержится в работах М. Чудаковой: «К творческой биографии М. Булгакова. 1916—1923» («Вопросы литературы», 1973, № 7) и «Архив М.А. Булгакова» в 37 выпуске «Записок» Отдела рукописей библиотеки им. В.И. Ленина. Оценка работ, в которых рассматривается кавказский период жизни и творчества М. Булгакова, не входит в круг наших задач. Однако одну важную проблему, до сих пор не получившую четкого решения, более нельзя обходить молчанием. Нужно объяснить, почему писатель оказался на Кавказе, как он относился к тем событиям, которые происходили здесь. Не дав ясный ответ на эти вопросы, невозможно правильно объяснить и того, что дальше происходило с ним, нельзя понять многие мотивы его творчества.

При всей важности этой проблемы она либо обходилась авторами статей, либо трактовалась упрощенно. Вот пример:

«Шел 1918 год. Жил и работал в Киеве молодой врач, имевший небольшую практику... В городе менялась власть... Киев наполнялся разномастными беженцами. Напуганные и растерянные, они устремились на юг. В общем русле оказался и молодой врач». («Уральский следопыт», 1970, № 11, стр. 74).

В действительности все было гораздо сложнее и значительнее. События в жизни Булгакова носили глубоко драматический характер. Ему приходилось не только спасаться от гибели, но и решать очень важные вопросы как личного, так и общественного плана. Принятые решения выражали отношение молодого писателя к политическим явлениям современности, указывали место в том великом противостоянии социальных сил, которое привело к гражданской войне в России. Они определяли дальнейший путь его как человека и гражданина.

Именно в это время в жизни М. Булгакова завязался сложный узел мировоззренческих противоречий и трудных обстоятельств. Он настойчиво и мучительно пытался их разрешить, колебался, метался из стороны в сторону и страдал. Однако огромная любовь к родине, внутренняя честность и искренность, зачастую очень осложнявшие его быт, в конце концов помогли ему выбраться из потока бурных социальных потрясений на широкие просторы обновленной жизни.

В специальной литературе многие исследователи уже обращали внимание на автобиографический характер большинства произведений М. Булгакова. Общеизвестно — пережитое и перечувствованное легло в основу таких созданий писателя, как «Записки юного врача» (1925—1926), «Белая гвардия» (1924), «Театральный роман» (1937), пьес «Дни Турбиных» (1926), «Бег» (1927) и целого ряда ранних рассказов и фельетонов.

В нашей работе довольно широко используются данные весьма своеобразной в жанровом отношении повести «Записки на манжетах» (1923), рассказов «Необыкновенные приключения доктора» (1922), «Богема» (1925) и фельетона «Неделя просвещения», опубликованного во владикавказской газете «Коммунист» 1 апреля 1921 г. Произведения эти созданы на материале кавказских впечатлений Булгакова. Их характерные особенности: повествование ведется от первого лица, многие события датируются, приводятся подлинные названия мест, имена людей и бытовые детали. Стремление автора к самовыражению, рассказу о том, что пережито и выстрадано во многом предопределяет не только сам отбор жизненного материала и строение сюжета (документально-хронологическое, дневниковое), но и приемы лепки образа повествователя.

Личное, конкретное, пережитое и перечувствованное под пером Булгакова приобретало характер широкого художественного обобщения. Он с поразительным мастерством умел отобрать из бурного потока жизненных впечатлений именно то, что давало возможность вскрыть глубинные пласты духовного мира людей определенной социальной среды в эпоху коренной ломки старого уклада России. Этот жизненный материал, прежде чем попасть на страницы произведения, освещался неповторимым светом булгаковского восприятия действительности: с легкой улыбкой, без самолюбования и приукрашивания, с беспощадным отношением к самому себе, к своим поступкам. Суровая правда и неподдельная искренность лежат в основе творческого метода Булгакова.

Именно поэтому мы широко использовали автобиографические произведения писателя и его письма. Сопоставляя все данные, которыми располагает современное булгаковедение, вводя новые материалы из периодической печати и архивов, автор настоящей работы стремился правдиво, научно-достоверно воспроизвести страницы жизни молодого Булгакова. Они были трудными и противоречивыми.

Жанр документальной повести дает возможность создать целостную эмоционально окрашенную картину тех далеких лет. Там, где не хватало фактов, помогал творческий домысел, ощущение закономерности происходящих событий. Мы исходили из логики развития конкретно-исторической действительности, семейно-бытовых отношений и психологических мотивировок. Однако, охотно пользуясь художественным домыслом, мы нигде не вступали в противоречие с известными фактами, стремясь бережно сохранить их.

В правомерности такого подхода к булгаковскому материалу этой повести и его соотнесения с художественным вымыслом автора убедили суждения К.М. Симонова, который прочитал рукопись незадолго до безвременной смерти, и доктора филологических наук В.А. Мануйлова. Их добрая поддержка позволила автору предложить свою работу вниманию читателей.