Раздался стук в дверь. Ах, как не вовремя! Вот только сел за стол, только наметился новый сюжетный ход, так нет, непременно отвлекут, словно бы чувствуют, когда меня посещает вдохновение. Что ж, приходится идти и открывать.
Передо мной стояла на вид ещё довольно молодая привлекательная женщина, одетая, что называется, по последней моде.
— Бонжур, месье. Вы позволите войти?
Не дожидаясь моего согласия, дама прошла в комнату, я за нею следом. И вдруг слышу:
— Да, примерно это я себе и представляла... И где же? Вот на этой тахте?
Я даже оторопел — вот так сразу? Помнится, я на сегодня никого не вызывал. Да после знакомства с Мариной у меня и в мыслях ничего такого не было. Смотрю на неё, жду объяснения. Вдруг щёки её порозовели:
— Ах, мне кажется, что вы могли неправильно понять меня...
— Что вы, что вы, мадам. Да вовсе нет.
Она присела на стул, спиной к той самой тахте, закурила длинную, тонкую сигарету с золочёным мундштуком, и стала рассматривать меня. Я, было, подумал, что вот так смотрела Маргарита Карловна там, в Обуховом, когда я провожал Киру. Но нет, пожалуй, что не так. Подобный взгляд я уже встречал, но гораздо раньше, ещё когда знакомился с родителями Таси. Так выбирают товар где-нибудь в Пассаже — нет ли признаков, что мех потрачен молью, ровно ли шов прострочен на подкладке? А то ведь может оказаться, что шуба-то с чужого плеча — смотрите-ка, инициалы М.Б. вышиты за отворотом!
Судя по этому взгляду, меня было решено не покупать. Больше того, даже мысли такой у мадам не возникало. Но если это так, тогда зачем пришла? Я перебрал в уме кое-какие варианты, но ни один не подходил. Вот разве что...
— Да, я забыла вам сказать. Меня зовут Алекс, а Марина моя дочь, — и всё это, с понятным чувством глядя мне в глаза.
Тут всё и стало на свои места. Хотя, честно говоря, я бы предпочёл, чтобы меня в этой мизансцене вовсе не было.
— Очень приятно... То есть, я хочу сказать, приятно, что у Марины столь очаровательная мама.
— Давайте обойдёмся без излишних комплиментов.
— Я весь внимание, мадам.
— Я бы предпочла, чтобы вы называли меня Алекс.
— Я весь внимание, Алекс.
— Так-то лучше, — она сделала глубокую затяжку, загасила сигарету и начала...
По мне, так могла бы и не начинать, если бы не одно существенное «но». Хотя заранее было ясно, что скажет, но всё-таки это мать Марины, а потому... В общем, всё пришлось услышать — и обвинения в совращении малолеток, и что такого урода ей не приходилось встречать, и то, что я маньяк, сбежавший из лечебницы для психов, что перепортив всех молоденьких в Москве, теперь вот взялся за Париж. Ну, если не за весь Париж, то за потомков русской аристократии, которой и без того досталось...
Наконец, исчерпав весь свой внушительный запас обидных слов, Алекс замолчала. Я тоже молчал. В отличие от неё, мне была важна причина, а не результат. Желание матери предельно ясно — уберечь юную дочь от влияния взрослого мужчины. Ну хотя бы потому, что близкие отношения при столь заметной разнице в возрасте, да ещё и в материальном положении — это муветон, попросту абсурд! Такие соображения Алекс наверняка впитала с молоком матери, это меня не удивляет. Но вот зачем она пришла сюда, рискую и в самом деле нарваться на маньяка? Могла бы как-то иначе выразить неудовольствие — скажем, нанять пару крепких мужиков... Да чтобы меня изрядно напугать, хватило бы одного биндюжника. Так почему, мадам? В чём причина вашего прихода?
Словно почувствовав, услышав мой незаданный вопрос, Алекс снова закурила.
— Как некстати всё это! Если б вы знали, Михаил, как всё это некстати...
— Чем я могу помочь, мадам?
— Мы же договорились. Алекс. Признаюсь, меня стало раздражать слово «мадам». Видимо, потому, что оно немного старит. Вы не находите?
— Могу лишь сказать, что, если бы тогда, у могилы княгини, я повстречал вас, а не Марину... — я решил, что можно и слегка слукавить. — Почёл бы за честь... То есть был бы рад нашему знакомству.
Тут я смешался, поскольку почувствовал, что говорю что-то не то. К счастью, Марина этого не слышит.
Алекс улыбнулась и посмотрела на меня, как принято писать в подобных случаях, долгим и задумчивым взглядом.
— Возможно, я была не совсем права. Вы мне простите всё то, что я тут в сердцах наговорила.
— Ну что вы, Алекс! Мне весьма лестно сознавать, что столь привлекательная особа пришла сюда ради меня, — я развёл руками, не зная, что бы ещё такое, приятное, сказать. Мой запас комплиментов явно не подходил для подобных случаев.
— Да вы шалун, — Алекс рассмеялась.
Вот так нередко нелицеприятный разговор перерастает в задушевную беседу. Надо только обнаружить ту струну, затронув которую, можно услышать дивную мелодию, а не бабий вой на коммунальной кухне. И всё же непонятен столь резкий переход. Видимо, дело не во мне или же не во мне одном. Что же такое с ней случилось? Я так и спросил.
— Ах, Михаил! Я так несчастна, — вздохнула Алекс. — А тут ещё Марина и вы...
— Так что случилось-то?
— Вы знаете... Вы теперь почти что свой... В общем, муж мне изменяет.
Сказала и смотрит на меня, как будто я обязан спасти её от позора и тоски... Как будто бы именно я и никто другой. Мне, конечно, лестно, когда называют своим, но что могу сказать в ответ? Выразить сочувствие? Дать поплакаться в жилетку? Или протянуть свежий носовой платок? Да и не нужно ей всё это. Тогда зачем пришла?
— Алекс, если я чем-то вам смогу помочь...
— Ой, да что вы можете? — махнула безнадёжно рукой.
И вдруг посмотрела на меня как-то по-особенному. Товар, конечно, залежалый, но ведь на крайний случай-то и он сойдёт.
Увы, мне эта её идея не понравилась. Честно скажу, никак не улыбалась. И дело даже не в том, что не хотел Марине изменять. Клятву верности я ей не давал, так что в иных обстоятельствах всё было бы возможно, но... Но здесь всё было не так. И неожиданный визит, и жалоба на мужа, и эти её слова: «Да вы шалун!» Всё это укладывалось совсем в другую схему. Во мне росло убеждение... Я просто чувствовал подвох. Ах, эта Алекс! Сразу припомнились повадки князя. Донос, угрозы... Теперь вот и до провокации дошло. Да, эта, видимо, вся в деда.
Я посмотрел на её сумку — в ней уместился бы и диктофон. А после дать прослушать Марине наш разговор и уж непременно то, что произойдёт в постели. Не надо быть провидцем, чтобы описать реакцию... Да, чуть не влип. Вот ведь какой невиданный расклад! Единственный способ избежать скандала в том, чтобы сейчас же выпроводить её отсюда! Но как?
Я вдруг схватился за живот и стал оседать на пол.
— Боже мой! Что с вами? — Алекс поднялась со стула и с ужасом смотрит на меня.
— Да вот опять... Вы уж меня простите, мадам... Но эта французская еда... лягушки в пряном соусе...
— Ах, извините, мне пора! — держа надушенный платок у своего рта, Алекс устремилась к выходу.
Её и след простыл. А я вдруг почувствовал, что и в самом деле прихватило. Такое может случиться с каждым — даже с тем солдатом, который выиграл свой бой...
Как же я был удивлён, когда примерно через час в комнату вбежала Марина и уже с порога, чуть не плача, прокричала:
— Ты знаешь, мой отец бабник и отъявленный лгун!
Нетрудно было догадаться, откуда ветер дует. Наверняка, уже успела прослушать диктофон...
— Успокойся, — говорю. — Всё это выдумки!
— Да нет же, я точно знаю. Колетт, моя подруга... Вот сучка-то!
Таких слов я от неё не ожидал.
— Марина, как так можно?
— А что бы ты сказал, если бы я наставила тебе рога?
Не знаю, что и думать. То ли она меня за кого-то другого принимает, то ли просто не в себе и потому несёт чёрт знает что. Но всё равно же, так нельзя! Тем более, что мне рога никто не наставлял. Пусть только попробуют! Да я им... Чувствую, что вот ещё чуть-чуть и стану психовать.
— Ну что вам нужно от меня?!
Марина смотрит на меня изумлёнными глазами. Кажется, я опять не то сказал. Только они ведь даже времени не дают, чтобы подготовиться, ситуацию обдумать. Идут одна за другой. Эй, кто там следующий за дверью?
Но нет, в комнате тишина, только по карнизу стучит капель, да за стеной Шарль Азнавур оплакивает чью-то несчастливую судьбу. Ну вот и я, вместо того, чтобы успокоить, поддержать Марину, сам расхныкался.
— Этого я от тебя не ожидала...
— Да я и сам... Ты меня прости, — нежно целую её руку. — Но как-то всё одно к одному.
Марина улыбнулась. Вот удивительный характер! Обиды моментально забывает. Во всяком случае, даже виду не подаёт, что затаила злобу. Конечно, если речь идёт о любящих её, близких и любимых ею людях.
— Ах, бедненький! Совсем тебя бабы доконали, — и стала гладить меня по голове. Совсем как Тася тогда, в сельской больнице под Смоленском...
И вот уже опять. Мы устали от объятий. Да можно ли от любви устать?
— Ты никогда не говоришь про то, как любишь...
— Я просто без ума от тебя!
— Ведь врёшь, — опять смеётся.
— Как можно? — притворно возмущаюсь. — Впрочем, я конечно не всегда безумен. Только, когда мы вместе.
— Это уже ближе к истине. И я тоже... я больна тобой!
Больше не надо слов. Потому что есть нечто более выразительное, чем слова...
Но вот откинулся на подушку, закуриваю сигарету.
— А как же с Алекс и твоим отцом?
— Не знаю, — смотрит задумчиво в окно. — Они же взрослые люди. Как-нибудь разберутся сами. Только очень всё противно. Ах, если бы не ты...
— Что — я?
— Знаешь, тогда на кладбище, у могилы... Я туда пришла, потому что стало очень грустно. Потому что, чувствовала, что совсем одна. А там — княгиня Кира и я. Надеялась, что она поймёт, что-нибудь подскажет.
— И подсказала?
— Конечно! Разве ты не понял? Теперь есть ты и я.
В те чудные дни я и подумать не мог о том, что нам придётся когда-нибудь расстаться.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |