Заграница и иностранцы

В годы моей писательской работы все граждане беспартийные и партийные внушали и внушили мне, что с того самого момента, как я написал и выпустил первую строчку, и до конца моей жизни я никогда не увижу других стран. Если это так — мне закрыт горизонт, у меня отнята высшая писательская школа, я лишен возможности решить для себя громадные вопросы. Привита психология заключенного. Как воспою мою страну — СССР?¹

Представление о загранице и иностранцах — одна из любопытнейших тем в отечественной культуре. Не менее интересна и обратная сторона вопроса — впечатления зарубежных писателей о России. Несмотря на все старания, Михаил Афанасьевич так и не смог выехать за границу — он мечтал побывать в «недостижимом городе» Париже, в Риме, однако этому не суждено было состояться в силу историко-политических причин. Тем не менее в биографии и творчестве писателя достаточно любопытную роль сыграла заграница.

Во время Гражданской войны у Булгакова была возможность эмигрировать, однако этому помешали обстоятельства. В начале 1920 г. во Владикавказе начинающий писатель был сражен возвратным тифом. За время его болезни Добровольческая армия покинула город, и Владикавказ заняли большевики. Татьяна Николаевна в очередной раз сумела спасти своего мужа и выходила его. Впоследствии Михаил Афанасьевич и Татьяна Николаевна отправились через Баку в Тифлис и Батум. В августе 1921 г. Булгаков планировал эмигрировать из Батума в Константинополь. Татьяна Лаппа вспоминала: «"Знаешь, может, мне удастся уехать", — сказал он. Вел с кем-то переговоры, хотел, чтобы его спрятали в трюме, что ли. Он сказал, чтоб я ехала в Москву и ждала от него известий». Однако эмигрировать писателю так и не удалось — в сентябре 1921 г. он оказался в Москве.

Примечательно, что, несмотря на неудавшуюся эмиграцию, по мнению некоторых современников, писатель был все-таки эмигрантом, вернувшимся в Россию из Берлина. Источником этого прижизненного мифа стала статья о Михаиле Булгакове, помещенная в восьмом томе Большой советской энциклопедии (1927): «Годы 1921—23 жил за границей, где сотрудничал в берлинской сменовеховской газете "Накануне"». Информация, не соответствующая действительности, была представлена и в рукописной энциклопедии Александра Фемелиди: «Начал Булгаков писать в 1920 г. в глубокой провинции и помещал в провинциальной прессе свои фельетоны. Во время своего пребывания в Берлине два года вел сатирические и юмористические фельетоны в сменовеховской газете "Накануне". В конце 1921 г. Булгаков без средств и без вещей приехал в Москву, чтобы поселиться в ней навсегда».

Впоследствии, в июле 1929 г., в письме к начальнику Главискусства И. Свидерскому Булгаков упоминал, что «в Большой советской энциклопедии помещено в статье обо мне неверное сведение о том, что я якобы одно время был в Берлине».

Подобные ошибки сопутствовали биографии писателя и позже. Так, в 1937 г. сестра Елены Сергеевны Ольга Бокшанская отдала Булгаковым американскую книгу о МХАТе, где упоминался некий «Bulganow» — по тексту супруги поняли, что речь шла все-таки о Булгакове.

В марте 1930 г. Булгаков обратился к Советскому правительству с просьбой определить его будущее и дать возможность жить либо в СССР, либо уехать за границу. После телефонного разговора со Сталиным литератор продолжал писать генеральному секретарю с просьбами о разрешении заграничной поездки, однако будущий главный герой булгаковской пьесы «Батум» более писателю не отвечал. В письме к Викентию Вересаеву Булгаков делился своими переживаниями:

Есть у меня мучительное несчастье. Это то, что не состоялся мой разговор с генсеком. Это ужас и черный гроб. Я исступленно хочу видеть хоть на краткий срок иные страны. Я встаю с этой мыслью и с нею засыпаю. Год я ломал голову, стараясь сообразить, что случилось? Ведь не галлюцинировал же я, когда слышал его слова? Ведь он же произнес фразу: «Быть может, Вам действительно нужно уехать за границу?». Он произнес ее! Что произошло? Ведь он же хотел принять меня?²

Позднее, в конце апреля 1934 г., в другом письме к Викентию Викентьевичу, описывая свое удрученное состояние, Булгаков сообщал: «Мне не нужны ни доктора, ни дома отдыха, ни санатории, ни прочее в этом роде. Я знаю, что мне надо. На два месяца — иной город, иное солнце, иное море, иной отель». В это же время Михаил Афанасьевич подал заявление на имя Авеля Енукидзе на получение загранпаспорта. В первых числах мая писатель узнал, что Енукидзе отправил заявление на рассмотрение в ЦК. 17 мая Булгаков и Елена Сергеевна были вызваны в Иностранный отдел Исполкома. Пока литератор и его супруга заполняли анкеты для получения долгожданного документа, паспортистка ушла, а супругам было сказано: «Приходите завтра». Несмотря на возникшее чувство тревоги, обратно Булгаковы шли воодушевленными. Елена Сергеевна вспоминала, что писатель ликовал:

Давай лучше мечтать, как мы поедем в Париж! <...> Значит, я не узник! Значит, увижу свет! <...> Неужели не арестант?!³

Однако ответ «приходите завтра» Булгаковы услышали и 19, и 23, и 25 мая. Трагедия же случилась 7 июня, когда артистам МХАТа привезли целую стопку заграничных паспортов, но Булгаковым, как записала в дневнике Елена Сергеевна, выдали «белые бумажки — отказ. Мы вышли. На улице М.А. вскоре стало плохо, я с трудом его довела до аптеки. Ему дали капель, уложили на кушетку».

Тем не менее действие в булгаковских произведениях нередко происходит именно за границей — например, в белоэмигрантском Константинополе и Париже в пьесе «Бег». Во время работы над пьесой Михаил Афанасьевич использовал воспоминания своей жены Любови Евгеньевны, прожившей в эмиграции несколько лет. Поражает и то, как человек, ни разу не бывший во Франции, создал роман «Жизнь господина де Мольера», пронизанный точными деталями. Во время работы над книгой Булгаков изучал биографию французского драматурга в Государственной библиотеке им. В.И. Ленина. Важную роль сыграла и переписка Михаила Афанасьевича со своим братом Николаем, который сумел во время Гражданской войны эмигрировать и проживал в Париже.

В 1957 г. в письме к Вениамину Каверину Е.С. Булгакова сообщала, что во время работы над романом Михаил Афанасьевич составил целую картотеку, в которой были «биографии всех входящих в повесть лиц, костюмы того времени, модные лавки, еда, брань, непристойности и двусмысленности, имена, названия, выражения, медицина, предметы, деньги, театр, развлечения, драки, избиения».

Впрочем, не только чувство восхищения вызывала у Булгакова заграница. Так, издатель журнала «Россия» Захар Леонтьевич Каганский, отправляясь в эмиграцию, увез с собой договор с Булгаковым на издание «Белой гвардии», подписанный в 1925 г. За границей Каганский, по мнению Булгакова, объявил себя полномочным представителем писателя и издавал его произведения. Булгаков, чувствовавший себя обманутым, не раз протестовал и подчеркивал в письмах, что «ни через какого уполномоченного ни одной из моих пьес я г. З. Каганскому не передавал, и даже будь у меня уполномоченный, ни в коем случае именно г. З. Каганскому не передал бы», — на что Каганский, в свою очередь, отвечал: «Настоящим заявляю, что я никогда себя за уполномоченное лицо Булгакова не выдавал. Я в свое время приобрел в Москве от М. Булгакова права на его "Белую гвардию" — "Дни Турбиных", заключив с ним соответствующий договор. Права для заграницы на "Белую гвардию" — "Дни Турбиных" я закрепил за собой, на что у меня имеются соответствующие документы. С совершенным почтением, З.Л. Каганский».

Разобраться в запутанной ситуации и восстановить свои права Булгакову не удалось — помимо прочего и потому, что СССР в то время еще не присоединился к Всемирной конвенции об авторском праве (это произойдет лишь в 1970-х гг.), и потому права советских писателей в иностранных изданиях не были защищены.

Отдельно надо сказать, что не полностью опубликованный в СССР роман «Белая гвардия» для заграничного издания был «дописан» неизвестным лицом — что вызвало справедливое негодование Булгакова. Впоследствии писатель не раз возвращался к обсуждению своей заграничной славы. В августе 1934 г. Булгаков получил из Парижа французский перевод пьесы «Зойкина квартира» — драматург был неприятно удивлен, что в реплики Александра Аметистова переводчики самовольно вставили имена Владимира Ленина и Иосифа Сталина. Михаил Афанасьевич потребовал эти имена вычеркнуть. Известно, что искаженной шла и пьеса «Дни Турбиных» в Англии. В одном из разговоров с Ильей Ильфом писатель признавался:

Вообще я иностранцев побаиваюсь. Они могут окончательно испортить мне жизнь. Если говорить серьезно, я не получаю никакой радости от того, что они переиздают мою «Белую гвардию» с искажениями, их устраивающими, или где-то играют «Дни Турбиных». Ну, пусть играют, черт с ними! Но что они там про меня пишут? Будто я арестован, замучен в Чека, помер.⁴

Роман «Мастер и Маргарита» запечатлел любопытную деталь повседневной жизни 1930-х гг. — подозрительное отношение советских граждан к иностранцам. Надо заметить, что уже в1920-е гг. в отечественной периодике формировалось отношение к иностранцам: с одной стороны, житель зарубежной страны воспринимался как материально обеспеченный субъект, с другой — как шпион и вредитель, человек, внушающий стойкое недоверие. Подобное отношение к иностранцам было остро высмеяно автором в романе «Мастер и Маргарита» — в сценах на Патриарших прудах, в Торгсине и др.

Интересно, что Булгаков, так ни разу и не побывавший за рубежом, увлекался иностранными языками. Писатель воспитывался и рос в среде, где знание иностранных языков было чем-то само собой разумеющимся. Афанасий Булгаков (знавший, кроме древних языков, немецкий, французский и английский) занимался со старшим сыном латынью и греческим, кроме того, латынь преподавали Булгакову и в Первой киевской гимназии, и на медицинском факультете Киевского университета. Изучение мертвых языков впоследствии помогало Михаилу Афанасьевичу овладевать и другими языками. Писатель продолжал упражняться на протяжении всей жизни: изучал английский, немецкий, итальянский, испанский языки, говорил по-французски. Любовь Евгеньевна вспоминала, что Булгакову понравилось английское слово spoon — «ложка», правда, в несколько неожиданном контексте:

Я люблю спать... значит, я спун.⁵

Поэт и секретарь издательства «Недра» Петр Зайцев вспоминал, что планировал встретить Новый 1925 год в компании знакомых — туда же он пригласил и Михаила Афанасьевича; писатель предложил Петру Никаноровичу разыграть друзей и представить себя как иностранца. На празднике лицо Булгакова было скрыто за легкой черной маской — писатель изображал обеспеченного господина, приехавшего в СССР с целью узнать русские обычаи и обряды. Михаил Афанасьевич говорил на французском языке, а Зайцев играл роль переводчика. Ровно в полночь писатель снял маску и представился гостям.

У Булгакова были знакомства с иностранцами. Любовь Евгеньевна вспоминала, что в конце 1920-х гг. они общались с итальянцами из фирмы «Фиат». Елена Сергеевна в своем дневнике упоминает встречи Булгаковых с представителями американского посольства, а в 1935 г. Булгаковы были приглашены в посольство на весенний бал.

Немаловажно и то, что произведения Михаила Булгакова еще при жизни переводились на иностранные языки. Согласно автобиографии писателя 1937 г., часть его произведений была переведена на французский, английский, немецкий, итальянский, шведский и чешский языки.

Любопытно, что в творчестве Булгакова неоднократно упоминаются герои, знающие несколько иностранных языков. Так, герой повести «Роковые яйца» профессор Персиков мог читать на четырех языках, кроме русского. Способностью к языкам отмечен и Мастер — герой признается Ивану Бездомному: «Я знаю пять языков кроме родного <...> английский, французский, немецкий, латинский и греческий. Ну, немножко еще читаю по-итальянски». Примечательна и сцена первого разговора (допроса) Понтия Пилата и Иешуа Га-Ноцри, который идет на латыни, арамейском и греческом языках.

Примечания

1. Булгаков М.А. Собр. соч.: в 8 т. Т. 8. Письма, записки, телеграммы, заявления. М.: Восток — Запад, 2011. С. 127.

2. Булгаков М.А. Собр. соч.: в 8 т. Т. 8. Письма, записки, телеграммы, заявления. М.: Восток — Запад, 2011. С. 132.

3. Дневник Елены Булгаковой / Гос. б-ка СССР им. В.И. Ленина. Сост., текстол. подгот. и коммент. В. Лосева и Л. Яновской. Вступ. ст. Л. Яновской. М.: Кн. палата, 1990. С. 60.

4. Воспоминания о Михаиле Булгакове / Сост. Е.С. Булгакова и С.А. Ляндерс. М.: Сов. писатель, 1988. С. 462.

5. Белозерская-Булгакова Л.Е. О, мед воспоминаний / Ann Arbor: Ardis, 1979. С. 72.