Довольно точную характеристику редактору журнала «Россия» дал Михаил Агурский. Идеологический портрет Лежнева, нарисованный Агурским, отчасти объясняет причину интереса, возникшего у редактора «России» к роману Булгакова.
«В национал-большевизме, — пишет Агурский, — Лежнев оказывается на левом фланге, представляя в нем самое радикальное нигилистическое крыло, отвергавшее идеологию, право, традиционные ценности, признавая высшим мерилом "народный дух". Звездное небо Лежнева существенно отличается от устряловского. На нем нет Леонтьева, Данилевского, славянофилов, но на нем ярко сияют Ницше, Шестов, Гершензон, богостроители Горький и Луначарский. Но всех их связывает в единую систему Гегель. Диалектика господствует в лежневском мышлении как метод. Все наблюдаемое имеет свою обратную потенцию. Атеизм — религиозен, интернационализм — национален. Идея — безыдейна. <...> В автобиографии Лежнев сообщает, что для него всегда главными целями были ясность и непротиворечивость. И это правда. Он был по-своему безукоризненно честен в рамках своих взглядов и совершенно последователен в своей непоследовательности. Н. Мандельштам, знавшая его в начале 30-х гг., правильно заметила в нем подлинную искренность в его новом увлечении марксизмом. <...> Отступление от всяких принципов Лежнев возводит в важнейший принцип жизни. "Чем последовательней и прямолинейней в принципах, тем круче обрыв в действительности", — предупреждает он».
Портрет Лежнева «кисти» Агурского, сопоставленный с источниками из личного архива редактора «России», хранящегося в РГАЛИ (Ф. 2252), и с той ролью, которую Лежнев сыграл в судьбе романа Булгакова, возможно лишь немного поправить: «подлинная искренность» Лежнева в увлечении марксизмом довольно сомнительна. Она опровергается приведенной выше характеристикой, данной Лежневу Агурским. Для Лежнева главным был не марксизм, а рынок идеологической мысли, которым он стремился управлять, согласуясь в этом управлении с текущими нуждами «народного духа». Именно это непременное согласование позволило Лежневу стать в 30-х годах одним из влиятельнейших пропагандистов газеты «Правда».
Еженедельный журнал «Смена вех», выходивший сначала в Париже, а затем в Берлине, под редакцией будущего «наканунца» Ю.В. Ключникова. Журнал печатался в парижской типографии издательства Л. Березняка. В той самой, где был набран первый том «Белой гвардии» (1927, изд-во Concorde). В марте 1922 года журнал закрылся, вместо него появилась газета «Накануне», в которой позднее стал печататься М. Булгаков
В воспоминаниях Надежды Яковлевны Мандельштам есть эпизод, связанный с изданием книги Осипа Мандельштама «Шум времени». Текст Мандельштама о детстве в Петербурге, лишенный фабулы и сюжета, а также «классового подхода и общественного значения», кочевал по редакциям (более года) до тех пор, пока его в 1925 году не решился выпустить в издательстве «Время» Г.П. Блок, двоюродный брат Александра Блока. «Шум времени» писался под заказ. Текст был заказан Лежневым для публикации в журнале «Россия», но, прочитав написанное Мандельштамом, Лежнев, как предполагает Н. Мандельштам, «почувствовал самое горькое разочарование: он ждал рассказа о другом детстве — своем собственном или Шагала, и поэтому история петербургского мальчика ему показалась пресной» (Мандельштам Н.Я. Вторая книга. М.: Моск. рабочий, 1990. С. 278). Надежда Яковлевна права: совсем не таков «Шум времени», интересовавший редактора журнала «Россия», родившегося в южном Николаеве и восторженно приветствовавшего в своих журналистских корреспонденциях 1914—1916 годов дух Первой мировой войны и обозначившиеся в этом духе приметы революции.
В 1923 году Булгаков продолжил работу над романом. Она шла медленно: писателя отвлекал коммунальный быт в квартире № 50 по Большой Садовой. «Я положительно не знаю, что делать со сволочью, что населяет эту квартиру», — пишет он в своем дневнике. Отвлекала служба — Булгаков работает фельетонистом в газете «Гудок». Тем не менее в мартовском номере журнала Лежнева «Россия» появляется сообщение: Булгаков заканчивает роман «Белая гвардия», «охватывающий эпоху борьбы с белыми на юге (1919—1920)» (Россия. 1923. № 7 (март). С. 31).
21 апреля Булгаков едет в Киев. В Киеве он встречается с другом юности Александром Гдешинским, их разговоры — о жизни, которую нельзя остановить («Жизнь нельзя остановить — жизнь нельзя остановить — это ты сказал», — напомнит год спустя Булгакову Гдешинский). Летом, возвратившись в Москву, Булгаков пишет очерк «Киев-город». «Грозное наступление истории» в очерке, как и в жизни, начинается с нелепого: с телеграммы, подписанной «депутат Бубликов».
Автобиография И.Г. Лежнева (первый лист): машинопись, предположительно вторая половина 1940-х годов. Из коллекции М.О. Чудаковой
«Я совершенно точно могу указать момент ее появления: это было в 10 час. утра 2-го марта 1917 г., когда в Киев пришла телеграмма, подписанная двумя загадочными словами: "Депутат Бубликов".
Ни один человек в Киеве, за это я ручаюсь, не знал, что должны были означать эти таинственные 15 букв, но знаю одно: ими история подала Киеву сигнал к началу. И началось, и продолжалось в течение четырех лет. Что за это время происходило в знаменитом городе, никакому описанию не поддается. Будто уэльсовская анатомистическая бомба лопнула под могилами Аскольда и Дира, и в течение 1000 дней гремело и клокотало, и полыхало пламенем не только в самом Киеве, но и в его пригородах, и в дачных его местах в окружности 20 верст радиусом». (Булгаков М.А. Киев-город. Накануне. Берлин, 1923. 6 июля (№ 377). С. 2—4).
Возвратившись 12 мая в Москву, Булгаков после четырехмесячного перерыва снова ведет дневник. 24 мая 1923 года он пишет: «Москва живет шумной жизнью, в особенности по сравнению с Киевом. Преимущественный признак — море пива выпивают в Москве. И я его пью понемногу. Да вообще последнее время размотался. Из Берлина приехал граф Алексей Толстой. Держит себя распущенно и нагловато. Много пьет. Я выбился из колеи — ничего не писал 1½ месяца». Писатель собирался на Кавказ, но «не попал».
Автобиография И.Г. Лежнева (второй лист): машинопись, предположительно вторая половина 1940-х годов. Из коллекции М.О. Чудаковой
Запись в дневнике Булгакова от 25 июля 1923 года: «Жизнь идет по-прежнему сумбурная, быстрая, кошмарная. К сожалению, я трачу много денег на выпивки. Сотрудники "Гудка" пьют много. Сегодня опять пиво. <...> Роман из-за "Гудка", отнимающего лучшую часть дня, почти не продвигается». И далее в той же записи: «"Гудок" изводит, не дает писать».
Летом 1923 года Лежнев едет в Берлин, в его планах — издавать «Россию» в Берлине (издание журнала пока приостановлено). Об этой летней поездке Лежнева и о романе «Белая гвардия» Булгаков упоминает в письме к Ю.Л. Слезкину: «Роман я кончил, но он еще не переписан, лежит грудой, над которой я много думаю. Кое-что исправлю. Лежнев начинает толстый ежемесячник "Россия" при участии наших и заграничных. Сейчас он в Берлине, вербует. По-видимому, Лежневу предстоит громадная издательско-редакторская будущность. Печататься "Россия" будет в Берлине».
Издавать журнал в Берлине Лежнев не стал, его не удовлетворили «производственно-коммерческие» возможности Германии (во всяком случае, так он писал в одном из писем своему постоянному корреспонденту — лидеру сменовеховства Н.В. Устрялову).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |