1
Булгаков долго не мог выбрать время действия своего романа, связанного с современностью.
И в чем здесь причина? В том ли, что Москва, погружаясь в урбанизацию Генерального плана реконструкции и развития Сталина-Кагановича, встречала генерального представителя ада в буднях великих строек? Может, дело и в невыносимой динамике тех времен, мало сопряжимых с камерными палестинскими реалиями Иешуа? Или в авторском, весьма скользком желании стать провидцем будущего?
Времена Воланда в черновых вариантах имели два точно проложенных тренда.
1 тренд — действие происходит в мире близкого будущего, этим был оправдан жанр «Фантастический роман»1. Поэтому в тексте черновиков встречается вариативность дат:
«В [ту] вечер той страшн[ую]ой суббот[у]ы 14-го июня 1943 года, когда потухшее солнце упало за Садовую...»2 Во второй редакции романа действие перенесено чуть глубже: «В вечер той страшной субботы 14 июня 1945 года, когда пылающее солнце упало за излучиной Москвы-реки...»
Существует также несколько голословное предположение, что 1943 год и, видимо, 1945 были взяты автором из пророчеств Нострадамуса, объявлявшего их временами катаклизмов3.
2 тренд — в символические даты, которые были важны Булгакову как детали образа Воланда.
14 июня — именины у Веры. И естественно, во второй редакции именно в этот день и должен был бы приехать Князь мира сего с проверкой о наличии веры у москвичей. Но осуществись этот вариант, тогда все выглядело бы практически точно так же иронично, как в атеистическом издании «Безбожник у станка».
22 июня — «Разметка глав романа.
1) Седьмое доказательство ([22 июня] {апрель} вечером Четверг»4
22 июня — скорее ближе к сущности Воланда, так как это день, смыкающийся с днем солнцестояния. И в языческом смысле — это дата ритуалов на священных холмах и взывание к Люциферу.
22 апреля — а этот вариант невольно бы приводил к ассоциациям с днем рождения Ленина и имел бы ироничный и атеистический контекст.
Однако в окончательном варианте автор будто бы уходит от будущего и оставляет нейтральное: «...весною, в час небывало жаркого заката».
Значит, скорее всего, речь идет о мае месяце, когда это действительно возможно. И вот что пишет итальянская исследовательница Рита Джулиани: «Прием mise en abyme применяется и к другим важным структурным элементам романа, например ко времени действия, совпадающему с пасхальными днями. В романе Мастера действие продолжается почти целые сутки: от рассвета 14 Нисана, дня еврейской Пасхи, до рассвета 15. В «основном» романе действие менее сконцентрировано во времени: начинается оно на закате в среду, а заканчивается на рассвете в воскресенье в весеннее полнолуние, т. е. во время Страстной седмицы и христианской Пасхи. Следовательно, еврейская Пасха «помещена» en abyme. Данное Булгаковым указание на время действия (май) отсылает нас к ранним редакциям романа: в 1929 году православную Пасху праздновали 5 мая»5.
К 1929 году относятся и события, которые стали первопричиной антирелигиозной лихорадки, которая захватила Берлиоза и Бездомного.
24 января вышло Постановление Политбюро ЦК ВКП(б)«0 мерах по усилению антирелигиозной работы». И почти через месяц за ним, 28 февраля, Политбюро принимает «Постановление об изменении статьи Конституции РСФСР, лишающее верующих права «религиозной пропаганды» при сохранении свободы пропаганды атеистической» (перешло и в сталинскую Конституцию СССР 1936 г.). Вождям коммунистов этого показалось недостаточным, и в преддверии Пасхи ВЦИК и СНК РСФСР принимают постановление «О религиозных объединениях» от 8 апреля 1929 г. с последующими инструкциями к нему.
Так что время для посещения Москвы главой нечистой силы было просто идеальным.
Да, действительно, на закате в среду Воланд прибывает в Москву. По стечению обстоятельств не только Пасха еврейская совместилась в тот год с Пасхой православной, но и на ночь с 30 апреля на 1 мая пришлась и Вальпургиева ночь, когда начинался разгул нечистой силы.
Отметим для себя и такой нестандартный факт, который произошел в эту странную ночь 1929 года, но не на Лысой горе или Брокене, а прямо на Кремлевском холме. Вот что писала 30 апреля «Вечерняя Москва»: «Сегодня ночью на Красной площади будет проделана не совсем обычная работа. Целая армия садовников, орудуя лопатами, в течение нескольких остающихся до завтрашнего утра часов превратит газоны вокруг Мавзолея и братские могилы у Кремлевской стены в цветущий сад. Будет высажено свыше тысячи цветущих гортензий, примул и других цветов. По бокам Мавзолея будут посажены большие пальмы».
Таким образом, видимо, находило подтверждение наступление рая на земле. Среда — это 1 мая, день Международной солидарности трудящихся, момент, когда советский шабаш антирелигиозных демонстраций достигает своего пика, готовясь перебить пасхальные события, связанные со Светлым Воскресением Христовым. На 4—5 мая Московский совет Союза безбожников в ночь на пасхальное богослужение во всех районах Москвы намечал провести карнавальные шествия воинствующих безбожников. Они должны были нести факелы и плакаты. Их же должно было поддержать также факельное ралли велосипедистов-безбожников. Все эти процессии должны были двигаться вспять крестным ходам у церквей.
Вот что писала об этом газета «Известия» в рубрике «Московская жизнь. Москва в ночь на 5 мая»:
«В ночь на 5 мая вся Москва была на улице. Всю ночь шла упорная борьба между старой и новой Москвой. Между старым и новым бытом. Лагерь старого концентрировался в церквах. Здесь было немало божьих стариков и старух, были благородные дамы в старомодных платьях и расфуфыренные люди в белых перчатках — люди без определенных занятий — словом все то, что осталось не переработанным от старого.
Все здоровое и молодое, большая часть населения, было вне и против церкви: на площадях, на улицах, в театрах, клубах и кино. Здесь были и пожилые, и молодые рабочие, работницы с детьми, красноармейцы, служащие. Масса сконцентрировалась главным образом на крупнейших площадях: Каланчевской, Серпуховской, площади Коммуны, Калужской и других.
Каланчевская площадь была заполнена еще с девяти часов вечера. На первомайской трибуне разместился усиленный духовой оркестр. Около 10 тысяч человек слушали музыку. У Октябрьского вокзала был установлен оркестр.
Центральным местом народного гулянья стала площадь Коммуны. Сюда пришла самая большая карнавальная группа с факелами, музыкой и инсценировками. Впереди шли факельщики. За ними загримированные комсомольцы, представляющие похороны пасхи. На носилках несли все пасхальные атрибуты: кулич, пасху, яйцо и закуски. Остальные участники похорон — их было несколько тысяч — шли с песнями, неся с собой карикатуры и светящиеся маски. Две маски олицетворяли нерушимый союз церкви с буржуазной властью: Римского папу и Муссолини. На большом щите был представлен наш отечественный пьяница, обвитый зеленым змием. Над всем этим старьем возвышался красный плакат с надписью: «Культурная революция сметет старый религиозный дурман». У храма Христа собралось больше 10 тысяч человек. Скопились все у громкоговорителя и кинопередвижки. До самого утра по городу раскатывали декорированные автомобили и трамвай, с песнями и плясками ходили комсомольцы».
Вот каков был уровень противостояния в обществе, и этот конфликт еще и подхлестывался властью, занимавшейся не только антирелигиозной пропагандой, но и стравливанием населения.
2
Но 1 мая 1929 года дает нам понимание того, откуда прибывает Воланд и почему. В сумерках 30 апреля по древней традиции ведьмы собираются на главном алтаре Вальпургиевой ночи — горе Брокен. Главный адресат их камланий — конечно же, Воланд, или одна из его аватар, о которой поет хор ведьм в «Фаусте» Гете:
На Брокен ведьмы тянут в ряд.
Овес взошел, ячмень не сжат.
Там Уриан, князь мракобесья,
Красуется у поднебесья.
Демон Уриан — главный инспектор черной магии и колдовства. Согласно немецкой мифологии он властвует над всеми ведьмами. Появляясь как гигантская черная коза, этот демон совокупляется с ведьмами и председательствует в дни их отдохновения.
То есть «Немец, — подумал Берлиоз» — это и есть указание на событие ближайшей ночи, когда из немецкой земли Саксония-Анхальт прибывает германский персонаж.
Эта связь с горой Брокен впоследствии подтверждается и в романе «Мастер и Маргарита», когда Воланд признается Маргарите:
«Эта боль в колене оставлена мне на память очаровательной ведьмой, с которой я близко познакомился в 1571 году в Брокенских горах».
Гора Брокен высотой 1142 метра, одна из самых высоких точек Восточной Германии, с глубокой древности была местом, связанным с различными годовыми обрядами и языческими празднествами. Более 300 дней в году эта вершина окутана туманом. Именно здесь возникает такое оптическое явление, как «Призрак горы Брокен», — долгие годы оно было тайной, которую, казалось бы, не суждено открыть.
Во время создания своего «Фауста» Гете в чине советника местного герцога жил в Веймаре. И находившаяся недалеко общегерманская достопримечательность гора Брокен стала для автора не только местом восхождений, но и сценой Вальпургиевой ночи, куда Мефистофель увлекает Фауста. В письме к композитору Карлу Цельтеру от 2 декабря 1812 года поэт пояснял свой выбор Брокена: «древнегерманские язычники, когда их изгнали из священных рощ и пришло христианство, стали весной удаляться со своими приверженцами в пустынные и недоступные горы Гарца, чтобы там, по древнему обычаю, молиться и приносить жертвы бестелесному богу земли и неба. Чтобы быть в безопасности, они сочли за благо надеть личины на некоторых своих единоверцев, надеясь тем самым отпугнуть суеверных противников, и так, под охраной «сатанинского воинства», совершали свое чистое богослужение».
Первомайский шабаш нечистой силы на Брокене — одна из важнейших сцен своеобразного посвящения Фауста в таинства дьявола.
Долгое время считалось, что мрачная известность горы Брокен берет свое начало в IX—X веке. Это была эпоха инквизиции, огульных обвинений в колдовстве и казней, сопровождавших процессы. Зловещие легенды породили и популярность вершины у нацистских идеологов, искавших свои корни в обрядах язычества.
При нацизме 21 или 22 декабря в День зимнего солнцестояния сюда приходили отряды СС. Это они зажигали на горе Брокен огонь, и он шестью лучами от факелов, которые несли эсэсовцы, «расходился до границ рейха». Гитлерюгенд клялся хранить священное пламя до дня летнего солнцестояния, когда СС вновь повторит свою факельную церемонию-эстафету. Тогда в окрестных домах зажигали огни с символикой солнечного колеса, то есть свастики. Однако 1945 год навсегда завершил традицию этих оккультно-политических шабашей и на длительное время наложил табу на тему древних обрядов германских народов.
Постепенно стало ясно, что все обстоит намного сложнее. Одним из самых важных археологических событий нашего времени, напомнившем о Брокене как месте языческих сатурналий, стала находка древнего диска в Небре, что на вершине горы Миттельбах, в земле Саксония-Анхальт.
Его обнаружение связано с именами двух преступников, черных археологов Марио Реннера и Генриха Вестфала. Не имея четкого плана, эти вооруженные металлоискателями авантюристы искали на холмах Саксонии-Анхальт вещи, закопанные владельцами еще в момент наступления Красной армии в 1945 году. Но на этот раз исторических мародеров ожидал очень древний клад, состоявший из двух бронзовых мечей, двух топоров, долота, фрагментов браслетов и красиво украшенного таинственного диска.
Все эти предметы черные копатели продают за 31 тысячу тогдашних немецких марок. Однако едва находка оказалась в руках подпольных торговцев искусством, ценность ее резко взлетает до 590 тысяч долларов. В 2002 году ее предлагают купить немецкому археологу Геральду Меллеру, сотруднику Музея первобытной истории в Галле, который считает, что диск из этой коллекции поистине бесценен. Встреча с продавцами, проходившая в Швейцарии, срывается, и в дело вмешивается полиция. Так удается возвратить диск из Небры в Восточную Германию.
Ученый скептицизм привел к тому, что ценность диска из Небры подвергалась сомнению: предполагалось, что это современная неумелая подделка.
Однако с помощью бронзовых мечей, которые охотники за сокровищами нашли также в древнем тайнике, диск из Небры был датирован концом раннего бронзового века — приблизительно в 1600 году до н. э. Загадочный предмет оказался древним навигационным прибором, имевшим ориентировки на дни равноденствия и солнцестояния, фазы Луны и Солнца, сезонные положения созвездия Плеяд.
На месте, где нашли диск, на вершине 252-метрового холма, археологи обнаружили особенные кольцевые канавы, обозначавшие очевидное обрядовое сооружение из тех, что существовали в период мезолита и раннего неолита. Это были двойные рвы с двойным дубовым частоколом. Такого рода сооружения в Северной и Центральной Европе размечали доисторические церемониальные святыни. Как, например, Гозекский круг, находящийся всего в 20 километрах от Небры.
Вершина Миттельбах, место, где нашли диск, в раннем бронзовом веке была голой: с нее открывалась панорама в любом направлении. Благодаря этому она служила естественным астрономическим наблюдательным постом, своеобразной обсерваторией под открытым небом. В древности отсюда была заметна и находящаяся на отдалении 80 километров вершина горной цепи Гарца — гора Брокен. Ритуальное городище было устроено так, что в каждое солнцестояние Солнце опускалось прямо за горой Вальпургиевой ночи.
Не приходится сомневаться, что Воланд или его аватара Уриан уже в ту пору вызывались ведьмами, или, скажем, шаманками неолитических племен. Почему же для этих колдуний была так важна Вальпургиева ночь, которая приходится на 30 апреля — 1 мая? Считалось, и не без основания, что с этого момента в регионе заканчиваются морозы, а значит, скоро наступит время сева.
Таким образом, родословие Воланда действительно уходит в седую древность.
3
Так значит, все-таки 1 мая?
И 1929 год?
Да, он был для Булгакова временем во многих отношениях важным. Тогда в его судьбе происходили тектонические подвижки. Вот почему Воланд, если бы он сидел на лавочке за будкой с Бездомным и Берлиозом, смотрел бы не только на памятник Пушкину, но и на высотное здание — дом Нирнзее.
Встреча с Еленой Сергеевной Шиловской-Нюренберг определила дальнейшую жизнь Булгакова. Он был познакомлен с ней своей предыдущей женой Белосельской-Белозерской. Это знакомство произошло на Масленицу в квартире братьев-художников Моисеенко.
Собственно, признание было позднее: «Это было в 29-м году в феврале на Масленую. Какие-то знакомые устроили блины. Ни я не хотела идти туда, ни Булгаков, который почему-то решил, что в этот дом он не будет ходить. Но получилось так, что эти люди сумели заинтересовать составом приглашенных и его, и меня. Ну, меня, конечно, его фамилия. В общем, мы встретились и были рядом»6.
Фактически в том самом доме и в том самом году состоялось не только обретение супруги, но и нового романного образа — Маргариты.
Уже позднее Булгаков напишет Замятину: «Итак, я развелся с Любовью Евгеньевной и женат на Елене Сергеевне Шиловской. Прошу ее любить и жаловать, как люблю и жалую я. На Пироговской живем втроем — она, я и ее шестилетний сын Сергей. Зиму провели у печки в интереснейших рассказах про Северный полюс и про охоты на слонов, стреляли из игрушечного пистолета и непрерывно болели гриппом»7.
Но мистика 1929 года заключалась для Булгакова в событиях-испытаниях.
Елена Сергеевна вспоминала: «В тот год были сняты со сцены все пьесы Михаила Булгакова... Перед тем был запрещен уже репетировавшийся в Художественном театре «Бег».
4
Третьего июня 1929 года драматург и поэт, лидер Российской ассоциации пролетарских писателей Владимир Киршон в своей статье в «Вечерней Москве» пишет: «Сезон 1928/29 года не был блестящ, но — думается мне — весьма поучителен. Прежде всего, отчетливо выявилось лицо классового врага. «Бег», «Багровый остров» продемонстрировали наступление буржуазного крыла драматургии». В той же газете нападение Киршона на Булгакова поддерживает руководитель Главрепеткома, места, где фактически литовались пьесы, Федор Раскольников. Он отмечал: «сильный удар, нанесенный по необуржуазной драматургии закрытием «Бега» и снятием театром Вахтангова «Зойкиной квартиры»».
Пикель, другой деятель Репеткома, в статье в «Известиях» от 15 сентября 1929 года также продолжал натиск на Булгакова: «Талант его столь же очевиден, как и социальная реакционность его творчества». И далее добавлял: «В этом сезоне зритель не увидит булгаковских пьес. Закрылась «Зойкина квартира», кончились «Дни Турбиных», исчез «Багровый остров». Снятие булгаковских пьес знаменует собой тематическое оздоровление репертуара».
Эти высказывания были частью большой травли, развернувшейся в прессе, с первых театральных постановок Булгакова. Отдавая должное количеству нападавших, Михаил Афанасьевич составил список всех своих врагов. В первом таком перечне в первой пятерке Авербах, Киршон, Пикель, Раскольников Ф.Ф., Кольцов М.8
Кроме того, в это время он позволял себе печататься за границей. В Париже в 1929 году выходит последняя прижизненная и бесцензурная публикация второго тома романа. А затем и весь роман переиздается в Риге.
И атака на Булгакова критиками, и издание за границей — все это приводит к жестким последствиям: его пьесы снимаются из репертуара. Его не печатают. Он попадает в изоляцию, и поступление денежных средств уже невозможно.
Накал этих атак в прессе оказался не абстрактным и не безобидным.
Владимир Киршон был не просто вождем РАПП, он часто выступал с открытыми и публичными призывами к травле в инквизиционном смысле, к физическим расправам. В 1930 году с трибуны II Московской областной партийной конференции он вопрошал: «Какие же «идейки» пытаются протащить буржуазные писатели в своих произведениях, какие мотивы наиболее характерны в творчестве наших врагов? Будучи представителями разгромленного класса, представителями гибнущей буржуазной культуры, они пытаются доказать, что за весь период революции пролетариатом ничего не сделано и ничего не достигнуто»9.
Далее Киршон наваливается на друга Булгакова писателя Замятина. Докладчик указывал: «Описывая в одном из своих недавних рассказов рабочего, буржуазный писатель Замятин пишет: «Кругом Васильевского острова далеким морем лежал мир: там была война, потом революция. А в котельной у Трофима Ивановича котел гудел все так же, манометр показывал все те же девять атмосфер».
Как видите, товарищи, в этой цитате видно философию одного произведения Замятина и, как я говорил, философию значительного круга произведений буржуазной литературы»10.
В этом же выступлении он прямо заявляет, не называя фамилий: «Я думаю, нам не мешает за подобные оттенки ставить к стенке (Аплодисменты. Смех)».
На XVI съезде ВКП(б) Киршон продолжил жесткую линию. Он говорил: «Мы, товарищи, обязуемся на нашем участке бороться за проведение генеральной линии партии. Мы обязуемся проводить беспощадную борьбу с буржуазным крылом литературы и искусства, мы обязуемся давать решительный отпор проявлениям правого уклона и примиренческого отношения к нему в нашей среде»11.
Шабаш происходил не только вокруг имени Булгакова. Но на него он подействовал сильнее. Резюме своего положения писатель подводит 24 августа того злосчастного 1929 года. В письме к брату Николаю он сетовал: «Положение мое неблагополучное. Все пьесы мои запрещены к представлению в СССР и беллетристической ни одной строчки моей не напечатают. В 1929 г. совершилось мое писательское уничтожение. Я сделал последнее усилие и подал Правительству СССР заявление, в котором прошу меня с женой моей выпустить за границу на любой срок12».
Это письмо было действительно написано. И отправлено Сталину, Калинину. Но ответа на него получено не было. Он встречается с начальником Главискусства Свидерским, а тот уже сообщает об этой беседе секретарю ЦК ВКП(б) Смирнову.
И надо сказать, что демарш Булгакова не остается незамеченным: 3 августа 1929 года Смирнов отправляет записку в Политбюро ЦК ВКП(б) Вячеславу Молотову: «В Политбюро ЦК ВКП(б), тов. Молотову В.М.: Посылая Вам копии заявления литератора Булгакова и письма Свидерского — прошу разослать их всем членам и кандидатам Политбюро. Со своей стороны считаю, что в отношении Булгакова наша пресса заняла неправильную позицию. Вместо линии на привлечение его и исправление — практиковалась только травля, а перетянуть его на нашу сторону, судя по письму т. Свидерского, можно.
Что же касается просьбы Булгакова о разрешении ему выезда за границу, то я думаю, что ее надо отклонить. Выпускать его за границу с такими настроениями — значит увеличивать число врагов. Лучше будет оставить его здесь, дав АППО ЦК указания о необходимости поработать над привлечением его на нашу сторону, а литератор он талантливый и стоит того, чтобы с ним повозиться. Нельзя пройти мимо неправильных действий ОГПУ по части отобрания у Булгакова его дневников. Надо предложить ОГПУ дневники вернуть»13.
Но в октябре 1929 года книги Булгакова изымаются из библиотек.
Видимо, аннотация в журнале «Безбожник» за тот же 1929 год подсказала Булгакову ход, который помог бы ему хоть как-то вписаться в литературное пространство. Атеистическое издание информировало своих читателей, предлагая им оформить подписку на «библиотеку мировых произведений», «вскрывающих отрицательную роль религии и ее служителей». Это была серия из 24 книг, среди которых произведения Байрона, Боккаччо и Мольера, таким образом объявлявшихся «друзьями» антирелигиозной пропаганды. Так родилась идея пьесы «Каббала святош», главный персонаж которой, драматург и актер Мольер соответствовал политической конъюнктуре советского театра, был антиклерикален и одновременно далек от горячей современности СССР.
Тем не менее Булгаков не оставляет попыток опубликовать роман, над которым работает. Стратегия писателя раскрывается в донесении № 36 от 28 ноября 1929 года агента 5-го отделения Секретного отдела ОГПУ, специализировавшегося на борьбе с правыми партиями и антисоветски настроенной интеллигенцией: «Видел я Некрасову, она мне сказала, что М. Булгаков написал роман, который читал в некотором обществе, там ему говорили, что в таком виде не пропустят, т. к. он крайне резок с выпадами, тогда он его переделал и думает опубликовать, а в первоначальной редакции пустить в качестве рукописи в общество, и это одновременно вместе с опубликованием в урезанном цензурой виде. Некрасова добавила, что Булгаков у них теперь не бывает, т. к. ему сейчас везет и есть деньги, это у него всегда так, и сейчас он замечает тех, кто ему выгоден и нужен».
Но положение Булгакова только ухудшалось. И возможно, все закончилось бы самым печальным образом, но 14 апреля 1930 года в Москве покончил с собой Владимир Маяковский. Хоть и главной причиной его самоубийства была личная драма, многие считали, что поэт-трибун стал также и жертвой все той же сверхреволюционной организации РАПП и ее оголтелой критики.
17 апреля Булгаков присутствовал на похоронах Маяковского. Но на следующий день, 18 апреля в страстную пятницу 1930 года ему позвонил Сталин и в коротком разговоре решил его наиболее важные проблемы. Напомним, что именно в пятницу Христос был предан суду, который приговорил его к смерти. И в тот же день казнь его состоялась — Спасителя распяли на кресте.
И далее были и другие последствия. Конкретно по писателю принимается особый документ на самом высоком уровне:
«ПОСТАНОВЛЕНИЕ ПОЛИТБЮРО ЦК ВКП(б) В СВЯЗИ С ПИСЬМОМ-ОБРАЩЕНИЕМ М. А. БУЛГАКОВА «ПРАВИТЕЛЬСТВУ СССР» 25 апреля 1930 г. 124. п. 61 — О гражданине] Булгакове (Сталин). Поручить т. Молотову дать указание т. Кону Ф.»14. Так, может быть, именно 1930 год имелся в виду? Уже упоминавшийся Пирковский считал, что помимо этих важных моментов стоит рассмотреть и историю технического оснащения общественного транспорта Москвы, и геоданные, привязанные к хронологии. Он писал: «— первый троллейбус появился в Москве в ноябре 1933 года;
— Брянский вокзал (куда устремился дядя Берлиоза) переименован в Киевский в 1934 году,
— Торгсины были ликвидированы в 1936 году, и тогда же здание «Мюзик-холла» (театр-варьете) занял театр оперетты»15.
А другой автор А. Шишлов, уже резюмируя все эти выводы, полагает: «...московские события романа могли происходить в 1935-м, или, самое позднее, в 36-м году»16.
5
Но, возможно, для определения даты был важен все же не технический, а именно мистический «протокол» произведения. И тут мы снова возвращаемся к 1929 году, фактически к первой редакции. И это не просто наблюдение.
1929 год имел и прямое отношение к визиту Воланда в Москву. Именно тогда в Спецотделе ОГПУ был создан проект воззвания советского правительства к оккультным и мистическим организациям Востока17. Поручение исходило от секретаря президиума ВЦИК Авеля Енукидзе. Это воззвание предлагалось использовать для конспиративного съезда в Москве оккультных и мистических братств, представляющих страны Центральной Азии. Именно там и процветали разного рода колдовские практики и особые ритуалы.
Появление Воланда на таком собрании выглядело бы логично.
Примечания
1. ОР РГБ. Ф. 532, к. 6, ед. 4, л. 2.
2. ОР РГБ. Ф. 532, к. 6, ед. 3, л. 2.
3. Булгаков М. Великий канцлер. М., 1992. С. 9.
4. Булгаков М.А. Мастер и Маргарита. Полное собрание черновиков романа. Основной текст. В 2 т. Т. 1. М., 2014. С. 211.
5. Сб. Михаил Булгаков, его время и мы. Krakow, 2012. С. 408.
6. Дневник Елены Булгаковой. М., 1990. С. 15.
7. Творчество Михаила Булгакова. Исследования. Материалы. Библиография. Книга 1. Л., 1991. С. 223.
8. Булгаков М. Письма. М., 1989. С. 120.
9. Киршон В. За развернутое наступление (на литературном фронте). М., 1930. С. 5.
10. Там же. С. 5—6.
11. Там же. С. 34.
12. Булгаков М. Письма. М., 1989. С. 151.
13. АП РФ. Ф. 3, оп. 34, д. 239, л. 6.
14. РГАСПИ Ф. 17, оп. 3, д. 783, л. 11.
15. Вопросы литературы. 2004. № 4.
16. Москва. 1991. № 5.
17. ЦА ФСБ. Дело Барченко А.В. Протокол от 23 декабря 1937 г.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |