Записки о Любови Евгеньевне

С Любовью Евгеньевной Белозерской (1895—1987), моей теткой, я подружился после демобилизации из действующей армии в 1944 году, и продолжалась наша дружба более сорока лет, вплоть до ее смерти. Со мной она была максимально откровенна, насколько это было возможно для такого сдержанного человека.

Отец Любови Евгеньевны — Евгений Михайлович Белозерский (1853—1897) — получил блестящее образование. Он окончил Московский университет и Лазаревский институт восточных языков и владел четырнадцатью языками. Часто бывал во многих европейских государствах, выполняя различные дипломатические поручения. Евгений Михайлович отдал дань и литературной деятельности. Сохранились два его произведения: пьеса «Две матери», по современным понятиям вещь очень слабая и малоинтересная, и «Письма из Персии», которые и по сей день не потеряли своего познавательного значения.

Судя по этим путевым очеркам, можно достаточно отчетливо представить себе духовный облик Евгения Михайловича — это был наблюдательный и умный человек, прекрасно разбиравшийся в экономике, культуре и военном положении Персии и при этом неустанно заботившийся о своей родине.

Дипломатическая деятельность Евгения Михайловича в Персии вызвала большое недовольство во влиятельных кругах. Он был смещен, перешел в акцизное ведомство. По своему характеру это был замкнутый, довольно жестокий и волевой человек. Он был сердечником и в 1897 году скоропостижно скончался в Польше под Ломжей.

Мать Любови Евгеньевны — Софья Васильевна Белозерская (1860—1921), урожденная Саблина, училась в Москве в институте благородных девиц, где получила хорошее музыкальное образование.

Со своей будущей женой Евгений Михайлович встретился в Москве на балу в 1883 году. Можно предполагать, что они поженились в 1887 году.

У четы Белозерских было четверо детей: старшая — Вера (род. в 1888), Надежда (род. в 1891), Юрий (род. в 1893) и младшая — Любовь (род. в 1895). Их детство протекало в различных губерниях страны, так как семья должна была переезжать из города в город по служебному назначению отца.

Софья Васильевна была очень беспечна, добра и старалась помочь людям, что в конечном счете привело семью к разорению.

После смерти мужа Софья Васильевна с детьми переехала в Пензу, где жили ее дальние родственники. Старшую дочь Веру отправили в Петербург учиться в Демидовскую гимназию, которая по своему статусу была похожа на институт благородных девиц, но отличалась более демократичными порядками. Она ее окончила с золотой медалью. Вера Евгеньевна обладала хорошими лингвистическими способностями и знала семь языков. По своему характеру была очень азартна и легко увлекалась. Вера Евгеньевна вышла замуж за немецкого инженера, по вероисповеданию католика, и по настоянию мужа должна была перейти из православия в католицизм; в 1920 году семья выехала за границу и мы потеряли её из вида.

Дочь Надежда и сын Юрий по состоянию здоровья не могли находиться в закрытых учебных заведениях и учились в гимназии в Пензе.

Средняя сестра Надежда Евгеньевна — моя мать, в 1913 году переехала в Петербург к своему мужу Владимиру Михайловичу Широкогорову, где часто принимала у себя в доме талантливых художников, актеров. В доме часто бывал знаменитый грузинский режиссер Константин Марджанишвили.

Надежда Евгеньевна была очень музыкальна. У нее был красивый, небольшой голос, который ей поставила Андроникова, жена друга моего отца, окончившая в свое время Петербургскую консерваторию по классу вокала.

Я помню, как моя мать красиво пела салонные романсы, например «Хризантемы», очень просто и выразительно, без ложно-нарочитого цыганского налета.

Надежда Евгеньевна была близка с семьей Бундиковых. Старший сын Бундиковых — Александр Васильевич был художник, а его друг Аристарх Викентьевич Лентулов, был одним из организаторов объединения московских художников «Бубновый валет». В те годы он увлекался фотографией и у меня сохранился снимок моей матери, выполненный Лентуловым.

В 1923 году уже в Красноярске мои родители разошлись. После отъезда отца нас переселили из отдельной двухкомнатной квартиры в одну комнату в общей квартире без всяких удобств. Мать с трудом устроилась на работу секретарем в милицию, как раз в то время между городскими властями и представителями православной церкви возникли серьезные разногласия, и Надежда Евгеньевна становится на защиту интересов церкви, в результате чего ее увольняют. Живем мы очень трудно, в основном на продажу вещей. В дальнейшем ей удается все-таки устроиться на работу. В 1927 году она выходит замуж за инженера, который был намного старше ее. Отчим был необыкновенно добрым и хорошим человеком, трогательно любил свою жену. В 1938 году он умер в Москве, а через три года скончалась и моя мать.

Брат сестер Белозерских Юрий был больным человеком, у него был костный туберкулез. Учился он в академии художеств, где его педагогом был известный художник Евгений Евгеньевич Лансере (1875—1946). Говорят, что у Юрия Евгеньевича были большие способности и он хотел стать художником-декоратором. Умер он молодым человеком в 1921 году от тифа. Вскоре от этой же болезни умерла их мать.

Самая яркая судьба выпала на долю Любови Евгеньевны Белозерской. Она обладала незаурядными способностями и хорошо училась, закончив Демидовскую гимназию с серебряной медалью. У нее был небольшой голос, поставленный гимназическим церковным регентом. Она неплохо рисовала, обладала хорошими литературными способностями (как и ее сестры). Всю жизнь была окружена интересными и яркими людьми. К каждому человеку умела найти свой подход и, если нужно, оказать помощь. Интересно, что, разговаривая с разными людьми, она, как бы независимо от себя, поддавалась интонациям разговаривающего. Любила, очень хорошо понимала и чувствовала стихи.

После окончания гимназии и частной балетной школы в Петрограде она оказалась в самом центре литературно-театральной жизни того времени. Любовь Евгеньевна помнила и знала бесконечно много и никогда в своих рассказах не повторялась. Ее рассказы всегда были навеяны личными переживаниями с присущей ей индивидуальной окраской. В Петрограде она с успехом окончила частную балетную школу.

В четырнадцатом году разразилась империалистическая война. Любовь Евгеньевна, как истинная патриотка, оканчивает курсы сестер милосердия и принимает самое активное участие в организации благотворительных госпиталей, самозабвенно ухаживая за ранеными.

Свой первый рассказ Любовь Евгеньевна написала еще в Париже. Темой рассказа послужило подлинное событие. Вскоре после революции она поехала к своей подруге, которая учительствовала в деревне, расположенной в Центральной России. С ней вместе жили старики-родители. Подруга была милая, добрая, молодая девушка, ее любили ребятишки и их родители. Хозяева и гостья жили тихо и мирно. Однажды раздался звон бубенцов. Это на тройке приехал молодой, статный, красивый мужчина и привез четверть самогонки. Он был в красной рубахе, подпоясан кушаком, в сапогах в гармошку, а на голове картуз, из-под которого выбивалась копна волос. Прямо персонаж с народной лубочной картинки. Был он под хмельком и приехал посмотреть учительницу. Незнакомец был вооружен и сильно возбужден. Во всем его облике была заметна нарочитая театральность. При виде его обитатели дома были сильно напуганы.

Войдя в дом, он потребовал закуску и стал настойчиво угощать самогонкой. Конечно, все отказались. Это привело его в бешенство, и он стал угрожать им. Но выпив еще, обмяк и, к счастью, скоро уснул. Впоследствии выяснилось, что это был студент-эсер, приехавший агитировать крестьян. Любовь Евгеньевна сказала мне, что они продрожали всю ночь — так им страшно было.

Рассказ, написанный на эту тему, понравился читателям, и она вспоминала об этом с удовольствием.

Любовь Евгеньевна рассказывала, как, будучи еще очень молодой девушкой, спасла крестьянку, которая полоскала белье и упала в реку, стала тонуть. Услышав крик о помощи, Любовь Евгеньевна бросилась в воду и спасла утопающую. Интересно, что за несколько лет до этого ее родная тетка, которой в то время было далеко за шестьдесят, спасла там же тонущего молодого парня. Все женщины в семье Белозерских были решительны и смелы.

В своих бесконечных странствиях по югу Любовь Евгеньевна встретилась с журналистом Ильей Марковичем Василевским (1883—1938). Она знала его еще по Петербургу. Это был известный литератор, сотрудничавший во многих журналах под псевдонимом Не-Буква. Вскоре после встречи она вышла за него замуж. Но быстро поняла, что у ее мужа очень тяжелый характер, он страшно ревнив и болезненно самолюбив. Она дала ему прозвище «Пума» и уже тогда начала раскаиваться в своем браке.

В период бесконечных смен властей Любовь Евгеньевна попадает в Киев, где в это же самое время находился и Михаил Афанасьевич Булгаков. Но по воле судеб они там не встретились.

И.М. Василевский был намного старше своей жены и очень любил ее. Согласно какому-то старинному поверью, чтобы удержать жену, он носил три тонких обручальных кольца на одном пальце.

В первые годы революции судьба забрасывает их сначала в Константинополь, затем в Париж и, наконец, в Берлин, где у Любови Евгеньевны созрело решение расстаться с мужем. И.М. Василевский не допускает мысли о расторжении брака. Чтобы заставить жену не бросать его, он, уезжая в Москву, захватил все ее документы и уже в Москве добивается, чтобы она выехала из Берлина. Вопрос о расторжении брака временно отпадает. Все это вызывает у Любови Евгеньевны раздражение, и, приехав в Москву, она расстается с мужем, сохранив к нему недоброе чувство на всю жизнь. Случайно познакомившись в Москве с Михаилом Афанасьевичем Булгаковым, она вскоре выходит за него замуж.

Любовь Евгеньевна очень ценила посвящение ей романа «Белая гвардия» как знак любви и уважения к ней автора. Необходимо помнить, что в то страшное и кровавое время для Киева они, волей судьбы, находились в самой гуще событий и одновременно их переживали. Михаил Афанасьевич был счастлив, найдя в лице Любови Евгеньевны единомышленника в оценке описанных в романе событий. Совместная жизнь в первые годы женитьбы ничем не омрачалась. Они были дружны, вместе бывали в гостях у родственников Михаила Афанасьевича, супругов Ляминых, Анны Ильиничны Толстой и ее мужа Павла Сергеевича Попова. Надо сказать, что по отзыву современников Михаил Афанасьевич любил и умел ухаживать за женщинами, при знакомстве с ними быстро загорался и также быстро остывал, что создавало дополнительные трудности для семейной жизни. После брака с Любовью Евгеньевной как-то постепенно уменьшился круг его старых знакомых, перестали бывать его прежние друзья В. Катаев, Олеша и другие. Жизнь Михаила Афанасьевича стала более размеренной, организованной. Он был внимателен к жене, старался доставить ей удовольствие. Это видно из его писем к друзьям и знакомым. На его столе всегда находился портрет жены. Любовь Евгеньевна с удовольствием вспоминала совместные поездки на юг и лыжные походы.

В своей квартире она старалась создать красивую уютную обстановку и обставила дом мебелью красного дерева. Небезынтересно отметить, что к мебели Михаил Афанасьевич относился очень своеобразно, он старался одним словом охарактеризовать данный предмет: буль русской работы красного дерева очень строгих и сухих форм — «монашенка»; кушетку (вероятно, «Рекамье») изогнутой формы называл «закорюкой»; верх неуклюжего шифоньера назывался «Соловки», и туда отправляли спать кошку, когда она надоедала своей игрой.

Любовь Евгеньевна также склонна была давать прозвища не только животным, но и людям.

К родственникам Михаила Афанасьевича она относилась очень душевно и с его сестрой Надеждой Афанасьевной поддерживала самые добрые отношения в течение долгого времени, вплоть до ее смерти. У Любови Евгеньевны все время бережно хранились фотографии дяди и двух сестер Булгакова.

Михаил Афанасьевич очень много работал, и ему часто помогала жена. При написании пьесы «Мольер» она очень много переводила с французского языка. На первом машинописном экземпляре этого произведения, подготовленного для печати, стояло посвящение Любови Евгеньевне с благодарственностью за помощь. Этот экземпляр все время был у нее и, вероятно, незадолго до смерти был украден. Булгаковы всегда много работали, в течение целого года они упорно занимались английским языком. Причем Любовь Евгеньевна очень хорошо им овладела и этим тоже облегчала работу Михаила Афанасьевича, переводя для него необходимый материал. Она свободно читала по-английски, что нельзя было сказать о Михаиле Афанасьевиче.

Из воспоминаний Любови Евгеньевны видно, как хорошо и тепло складывались ее взаимоотношения с мужем. Но необходимо учесть, что они оба были талантливы и отличались яркими индивидуальными характерами. Любовь Евгеньевна очень любила спорт, самозабвенно любила лошадей, водила машину, с увлечением занималась в школе верховой езды и успешно закончила ее. Она любила и хорошо чувствовала природу Подмосковья.

Напрасно обвиняют Любовь Евгеньевну, что она старалась отдалить и отдалила многих прежних друзей своего мужа. Сам Михаил Афанасьевич был не из тех людей, которые склонны подчиняться кому-либо из близких, а скорее наоборот. У него был очень нелегкий характер, и важные решения он принимал всегда сам.

Михаил Афанасьевич был подчеркнуто вежлив, очень элегантен. Представьте себе человека, в 1925 году носившего монокль. Он как бы нарочито стремился провести грань между собой и окружающими. Даже чисто внешне он трудно монтировался с друзьями молодости, а его новые знакомые были люди несколько иного плана, с которыми ему было и легко и проще.

Когда Михаил Афанасьевич начал писать пьесу «Зойкина квартира», ему нужно было познакомиться с тем, как дамы-заказчицы разговаривают с портнихами, какими выражениями они при этом пользуются. У друга его, Сергея Сергеевича Топленинова, был свой небольшой дом в Мансуровском переулке, где принимала своих заказчиц известная в то время портниха Александра Сергеевна Лямина. Михаил Афанасьевич и его друг спрятались в соседней комнате, чтобы самим услышать их подлинную речь. Об этом недавно сообщила мне Наталья Абрамовна Ушакова и ее племянница Наталья Арсеньевна Обухова. Они вспомнили также и другие эпизоды, относящиеся к жизни и творчеству Булгакова.

Стронские, родители будущего мужа Обуховой Н.А., принадлежали к потомственной семье моряков и держали «столовников». У них обедали супруги Булгаковы, Лямины, Шапошниковы. Сын Стронских Игорь вспоминал, что Михаил Афанасьевич любил слушать специфические выражения, новые словообразования, которые молодой студент приносил из института. Эти выражения он тотчас же записывал. Любил Булгаков поговорить и с их старой нянькой, которая жила в этой семье еще до революции, слушал ее очень образную речь и записывал понравившиеся ему обороты речи. В основе многих персонажей Булгакова всегда были конкретные живые люди, которых он хорошо знал и наблюдал, творчески преображая их внутренний и внешний облик.

Как известно, большим другом Михаила Афанасьевича был филолог, специалист по французской литературе Николай Николаевич Лямин. Первой женой его была Александра Сергеевна, с которой он разошелся в 1921 году, а через год женился на Наталии Абрамовне Ушаковой, художнике-оформителе детской литературы. Его первая жена вышла замуж за режиссера Морица Владимира Эмильевича. Обе эти семьи в дальнейшем были дружны и между собой, и одновременно дружны с четой Булгаковых. Александра Сергеевна оставила за собой фамилию своего бывшего мужа — Лямина. Она обладала большим художественным вкусом, была очень образованным человеком и хорошо шила. Уже после революции она добилась разрешения на поездку в Париж для совершенствования своего мастерства, где поступила учиться в известный дом моделей, за обучение она отдала его директору великолепное кольцо с изумрудом. Впоследствии она была какое-то время художником по костюмам во МХАТе.

Любовь Евгеньевна была дружна с семьей художника Нестерова. Он начал рисовать ее портрет, но, к сожалению, не закончил его.

В числе друзей семьи Булгаковых был высокообразованный, интересный человек, писатель В.Н. Владимиров. Он подарил Булгаковым очень красивые бронзовые подсвечники итальянской работы XVII века, которые у меня и сейчас.

Любовь Евгеньевна мне говорила: «Ты знаешь, что Михаил Афанасьевич очень интересовался судьбой генерала Я.А. Слащова, как литературного прототипа Хлудова, и я ему рассказала все, что слышала о нем, живя в Крыму. Я вспомнила, что видела мать и брата генерала в Петрограде. А это произошло так: моя родственница однажды говорит: «Мне нужно по делам благотворительности побывать у Слащовой, поехали со мной. Посмотришь, семья интересная». И мы поехали. Брат Слащова был правовед и не произвел на меня большого впечатления. Какой-то застенчивый, не очень складный человек. Зато мать производила впечатление смелой и очень решительной женщины. Наверно, генерал в нее».

Замечено, что выдающиеся люди часто в своих поступках бывают весьма противоречивы. Это утверждение в какой-то степени относится и к взаимоотношениям М.А. Булгакова и В.В. Маяковского. Так, например, при весьма скептическом отношении В.В. Маяковского к творчеству М.А. Булгакова они были партнерами по биллиарду. Сама эта игра как бы символизировала их творческую борьбу. Равные противники по биллиарду, они лично вражды друг к другу не питали. Любовь Евгеньевна рассказывала, что они часто могли заиграться до поздней ночи. После игры Михаил Афанасьевич звонил жене и спрашивал, можно ли ему приехать вместе с Владимиром Владимировичем к нам домой. Он очень хочет побывать у нас. Любовь Евгеньевна, которая не понимала их взаимоотношений и не любила Маяковского еще с Берлина, отвечала: если хочешь, приводи его, дома все есть, домработница вам приготовит, а я поеду ночевать к Ануше (А.И. Толстой).

Однажды В.В. Маяковский был в доме Булгаковых. Вместе с ним приехала знаменитая киноактриса Ната Вачнадзе, которой хотелось побывать в доме Булгаковых. Любовь Евгеньевна много слышала о Нате Вачнадзе со слов ее сестры Киры Андрониковой, которая бывала очень часто в их доме. На взгляд Любови Евгеньевны, сестры были решительны, смелы и обаятельны, хорошо образованы, но внешне совершенно непохожие: Ната Вачнадзе была очень женственной, ее сестра, жена писателя Б. Пильняка, чем-то напоминала грузинского озорного мальчишку.

Елена Сергеевна Шиловская, как говорила она сама, с семьей Булгаковых познакомилась в гостях и вскоре сделалась приятельницей Любови Евгеньевны, а потом стала женой Михаила Афанасьевича. Она часто запросто бывала в доме Булгаковых и даже предложила Михаилу Афанасьевичу свою помощь, так как хорошо печатала на машинке. Любовь Евгеньевна рассказывала мне, что ее приятельницы советовали ей на все это обратить внимание, но она говорила, что предотвратить все невозможно, и продолжала относиться к этому, как к очередному увлечению своего мужа.

После развода никто особенно не интересовался отношением Любови Евгеньевны и Михаила Афанасьевича. Сам Булгаков оставил свою рукопись «Мольера» с посвящением своей бывшей жене, и этот поступок еще раз подтверждает, что он сохранил и хотел сохранить с ней по возможности и дальше дружественные отношения. После переезда Михаила Афанасьевича на другую квартиру он часто звонил Любови Евгеньевне, бывал у нее, а когда не заставал дома, оставлял записки.

По своей натуре Любовь Евгеньевна была борец. Она старалась всегда отстаивать правду, хотя это стоило ей порой очень дорого.

В 1932 году, как известно, Булгаковы разошлись. Любовь Евгеньевна как всякая оставленная женщина была оскорблена, и это чувство она сохранила надолго. К великому сожалению, она уничтожила письма к ней Михаила Афанасьевича.

Особенностью ее характера было умение привязывать к себе людей и устанавливать с ними теплые и сердечные отношения, и всегда в трудные минуты жизни друзья приходят к ней на помощь. После развода таким верным и бескорыстным другом для нее оказалась «тетя», как Любовь Евгеньевна ласково называла жену арендатора дома, где проживали Булгаковы, Валентину Григорьевну Стуй. Если бы не решительность ее «тети», то Любовь Евгеньевна не получила бы квартиры, оказалась бы на улице, так как жить совместно с новой семьей Булгакова было практически невозможно. Любовь Евгеньевна стараниями той же «тети» получила мебель, которую она берегла всю оставшуюся жизнь.

Когда я в 1944 году увидел Валентину Григорьевну, это была маленькая, очень подвижная, сгорбленная старушка, которая работала сестрой-хозяйкой в клинике. Я помню, как «тетя» принесла показать Любови Евгеньевне и мне гравюры из коллекции покойного мужа. Любовь Евгеньевна любила ее и была к ней очень внимательна до конца ее дней.

После развода многие общие знакомые Булгаковых оставались одновременно друзьями Любови Евгеньевны и Михаила Афанасьевича. В это время она еще больше привязалась к Анне Ильиничне Толстой, которая внешне удивительно походила на своего деда Льва Николаевича Толстого. Я вспоминаю, как была безмерно счастлива Любовь Евгеньевна, получив в дар драгоценную коробочку, в которой находилась прядь волос Льва Николаевича Толстого, которая, к великому сожалению, пропала. Трудно подобрать слова для описания впечатления, которое производила Анна Ильинична. Ее лицо было олицетворением мощи и значительности. Оно притягивало, вызывало уважение и одновременно поклонение. В моем представлении муж Анны Ильиничны Павел Сергеевич Попов (Патечка, как звала его Любовь Евгеньевна) был интересным, очень моложавым человеком с хорошей фигурой, но в присутствии Анны Ильиничны становился внешне как бы менее заметным. Как-то все внимание невольно привлекала к себе его жена. По своей значительности, пожалуй, чем-то была похожа на Анну Ильиничну дочь Шаляпина Ирина Федоровна. Это мы с Любовью Евгеньевной заметили, когда были на ее выступлении, посвященном памяти Шаляпина. По словам моей тетки, у Ануши (Толстой) был очень красивый голос и она превосходно пела цыганские и старинные романсы. Некоторые романсы с голоса Анны Ильиничны заучивала Надежда Андреевна Обухова, так как в то время многие ноты были утеряны. Однажды Н.А. Обухова позвонила после полуночи к Ануше и сказала, что сейчас приедет к ним и будет петь под гитару до утра. Любовь Евгеньевна обиделась — нужно было мне позвонить, — рассказывала она, — и я охотно пришла бы к вам пешком. Тут рядом от Новодевичьего до Арбата.

В это же время я часто видел у Любови Евгеньевны ее большого друга художницу Наталью Абрамовну Ушакову. Она была очень добра, умна, остроумна, любила рисовать дружеские шаржи и умела искренне веселиться.

В гостях у Любови Евгеньевны часто бывала ее соседка с мужем, чета Баклановых — Татьяна Петровна и Глеб Иванович. Они жили за стеной, т. е. в ее бывшей квартире. Постепенно они становятся ее близкими друзьями. Это были очень добрые и сердечные люди. У них я встречал знаменитую арфистку Ксению Эрдели, которая была теткой Татьяны Петровны. Я помню ее великолепный концерт вместе с Н.А. Обуховой в «Доме актера», на котором мы были с Любовью Евгеньевной.

В последней квартире моей тетки было очень уютно и приятно. У Любови Евгеньевны всегда было много цветов, они доставляли ей большое удовольствие. Здесь же находили приют несколько кошек. Любовь Евгеньевна хорошо их понимала и очень радовалась их проделкам, наделяя их различными забавными прозвищами. Когда она серьезно заболела и все время лежала в кровати, то тут уж кошкам было полное раздолье, они спали буквально у нее на голове. Большую радость доставляло ей, когда в дом приходили гости со своими собаками. Сколько потом было разговоров об их проделках. При этом она всегда вспоминала свою собаку — любимого Бутона.

Постепенно старые друзья начинали уходить из жизни. Последние годы Любовь Евгеньевна очень подружилась с Марией Александровной (семья которой жила в том же доме). Она знала обо всех трагических событиях, которые выпали на долю ее соседей и очень их жалела, старалась помочь им чем могла. Семья не осталась в долгу перед ней. Мария Александровна очень трогательно и заботливо относилась к Любови Евгеньевне, особенно во время ее болезни.

Прочитав «Алмазный мой венец» В. Катаева, Любовь Евгеньевна сказала мне: «Автор мог бы написать обо мне более деликатно. Он мне многим обязан. Катаев взял у редактора И.М. Василевского для рецензии произведение начинающего автора и потерял его. Зная тяжелый характер редактора, В. Катаев стал буквально меня умолять спасти его. Конфликт мне удалось ликвидировать с большим трудом. Но, видимо, не в его правилах помнить добро».

Как я уже говорил, Любовь Евгеньевна была очень музыкальна и часто бывала на концертах в Большом зале консерватории. Сохранились две программки, на которых ее рукой сделаны пометки.

На программе от 27 апреля сезон 1968—69 годов: «Цекки на костылях! Дирижирует прекрасно. Частью сидя. В наиболее трудных моментах стоя. Пленительный старик. Как надо любить искусство, чтобы калекой все же не уйти от дирижерского пульта. Все без партитуры, наизусть. Сорок лет тому назад мы с Михаилом Афанасьевичем слушали его игру. Он был живой и черный. Сейчас белый, но темперамент все тот же». Следует заметить, что раньше Карло Цекки был знаменитым итальянским пианистом, руки которого были застрахованы на очень большую сумму. Он попал в автомобильную катастрофу, результатом которого явилось серьезное увечье. Он получил страховку с условием не заниматься пианистической деятельностью и стал дирижером.

Из современных композиторов Любовь Евгеньевна больше всего любила Сергея Прокофьева.

На программке от 19 октября, сезон 1969—1970 годов: «Дирижеру Рождественскому стало дурно. Не доиграли 5-ю симфонию Прокофьева. Концерт прервали, а публика не хотела расходиться».

Я вспомнил, что Любовь Евгеньевна пригласила меня послушать оперу Сергея Прокофьева «Огненный Ангел». Либретто написано по одноименному произведению Валерия Брюсова. Опера была представлена в грамзаписи. Исполнялась она на французском языке солистами французского радио в сопровождении оркестра. Оперу мы слушали в концертном зале библиотеки имени Ленина. Это было большим событием в музыкальной жизни Москвы. Это произведение прославленного мастера произвело на нас очень сильное впечатление. Хоры в опере были великолепны. Сюжетная мистическая канва оперы тесно сливается с музыкой.

Мы были вместе на премьере оперы С. Прокофьева «Война и мир». Любови Евгеньевне очень понравилось драматическое слияние сценического действия и музыки.

Любовь Евгеньевна очень любила балет и хорошо его понимала. Когда приезжали балетные труппы из-за границы, старалась посетить Большой театр и часто брала меня с собой. Кроме оперы и балета она часто бывала в драматических театрах, много читала, особенно любила стихи. На столике перед кроватью лежали книги на французском и английском языках.

Любовь Евгеньевна всегда много трудилась. Начала она работать в Москве еще будучи замужем за Михаилом Афанасьевичем. В 1928 году семье Булгаковых решил помочь писатель В. Вересаев и пригласил принять участие в литературной работе Любовь Евгеньевну. После чего он дал ей следующие характеристики: «1. Удостоверяю, что Любовь Евгеньевна Булгакова в течение трех последних лет, с 1928 по 1930 гг., вела корректуру полного собрания моих сочинений в шестнадцати томах. Дело это она выполняла с полным знанием и образцовой добросовестностью, так что я вполне спокойно доверил ей проведение авторской корректуры.

Писатель В. Вересаев.

2. Знаю Любовь Евгеньевну Белозерскую как хорошего работника, культурного и образованного человека, владеющего французским, немецким и английским языками.

В. Вересаев».

После развода Любовь Евгеньевна занимается литературной и художественной деятельностью. Она много работает с академиком Тарле, который также высоко оценил ее труд: «Удостоверяю, что Любовь Евгеньевна Белозерская с 1936 года состоит у меня на работе, исполняя секретарские обязанности, работая по моим заданиям в Московских архивохранилищах. В настоящий момент она занята особенно усиленно в связи с возложенной на меня авторской работой и работой по редактированию предпринятого по заданию ЦК ВКП (б) большого коллективного труда «История дипломатии», первый том которого постановлением Совнаркома от 10 апреля 1942 г. за № 486 удостоен Сталинской премии первой степени. Белозерская состоит моей помощницей по этой работе.

Академик Евгений Тарле, лауреат Сталинской премии,
Профессор высшей партийной школы при ЦК ВКП (б)».

«Любовь Евгеньевна Белозерская известна мне с давних пор как в высшей степени полезная, высококвалифицированная работница, очень много помогавшая мне в качестве необычайно осведомленного библиографа и, частично, при чтении и анализе стихотворных текстов. Она была в последнее время особенно полезна мне (1949—1952 гг.) при окончательном оформлении ныне сданной мной в Печать работы «Борьба русского народа против шведской агрессии 1708—1709 гг.».

Академик Е. Тарле».

Очень хорошую характеристику дала Любови Евгеньевне заведующая редакцией журнала «Огонек» Екатерина Уразова:

«Тов. Белозерская Л.Е. в течение ряда лет работала в Издательстве Журнально-Газетного Объединения, а также была связана по работе с редакцией журнала «Огонек».

Тов. Белозерская является литературным работником высшей квалификации, прекрасно владеет языком и стилем и имеет многолетний опыт работы по подготовке к печати литературного материала.

Зав. редакцией журнала «Огонек»
(Е. Уразова)».

Несколько лет Любовь Евгеньевна работала в редакции «Исторические романы», до 1938 года входящей в состав жургазобъединения, а затем в Гослитиздат.

В дальнейшем она занимала должность научного редактора по транскрипции в издательстве Большой Советской Энциклопедии, где за участие в подготовке 2-го издания Энциклопедии получила благодарность.

По совету друзей Любовь Евгеньевна стала писать воспоминания о Михаиле Афанасьевиче Булгакове.

Как-то мы целой компанией были приглашены слушать только что написанный ею текст. На читке присутствовали Наталья Абрамовна Ушакова, двоюродная сестра Николая Николаевича Лямина, Елена Яковлевна Никитинская, которая была преподавательницей иностранных языков в балетной школе ГАБТа, ее сын и я. Читала Любовь Евгеньевна очень просто, без всякой аффектации, хорошо поставленным голосом. Эти воспоминания нам очень понравились.

Я спросил Любовь Евгеньевну: «Ведь не всегда Михаил Афанасьевич был к тебе справедлив, а ты совершенно это обошла вниманием в своих воспоминаниях». — «Он так много страдал, что я хочу, чтобы мои воспоминания были ему светлым венком».

Последние годы жизни Любовь Евгеньевна очень много сил и энергии посвятила памяти Михаила Афанасьевича. Она внимательно следила за литературой, посвященной Булгакову. Если находила ошибки, старалась указать на них автору. Знала она произведения Михаила Афанасьевича блестяще, помнила, при каких обстоятельствах и по какому поводу они написаны и очень возмущалась нелепым фантазиям некоторых авторов, хотя к ошибкам относилась достаточно доброжелательно, если они не носили заведомо нарочитого характера, считая, что люди могут ошибаться и любую ошибку можно исправить.

Перед своей последней болезнью Любовь Евгеньевна читала в различных аудиториях свои воспоминания о Михаиле Афанасьевиче. Выступления эти всегда сопровождались неизменным успехом.

Незадолго до последней болезни Любови Евгеньевны у нее в доме появились молодые люди, большие ценители и поклонники творчества Михаила Афанасьевича Булгакова. Эти молодые люди — «булгаковцы» — привязались к Любови Евгеньевне. Помогли отремонтировать квартиру, провели прямо к кровати, где она лежала, телефон. Они старались всячески скрасить ее жизнь и быт — часто приносили магнитофон с различными записями. Я помню, как Любовь Евгеньевна с большим удовольствием слушала в записи знаменитую певицу Марию Каллас и как она была восхищена ее пением. Я приносил ей записи Б. Окуджавы, его пение доставило ей также большое удовольствие.

Любовь Евгеньевна умела принимать людей с большим радушием, но и сама любила ходить в гости.

Я помню, с каким она удовольствием говорила о посещении композитора С.Н. Василенко и его жены. Как они ее тепло принимали или о том, как она бывала в радушном доме писателя В. Яна. В последние годы она часто бывала в семье Галины Александровны Поповой. Я не раз слышал от нее, как этот дом ей мил и дорог. Поэтому я с особым интересом слушал рассказ Галины Александровны:

«Как-то зимой 1949-го или 1950-го года я пришла в редакцию «Литературной газеты» и увидела новое и непохожее на других лицо. За старинным круглым столиком с золочеными ножками сидела старинная же, нет не старая, а именно старинная дама с хорошо причесанной седоватой головой, в темно-коричневом платье с гипюровым воротником цвета экрю (по-нашему серовато-кремовым). Она отличалась не платьем и прической, не седоватой головой, а скорее всего каким-то старинным выражением лица — одновременно чопорным и любезным, как на портретах 18-го века. Меня представили ей, сказав, что ныне именно она — Любовь Евгеньевна Белозерская — будет читать и подписывать мои внутренние рецензии на «литературный самотек», присылаемый в редакцию. Она одобрила мои писания, сделав несколько дельных замечаний.

Шли годы, я уже не мыслила своей жизни без Любови Евгеньевны, да и она, думаю, полюбила наш дом, во всяком случае, на своей книжке, которую она нам подарила, была сделана такая трогательная надпись: «На память дому, где отогреваются сердца» (Бернард Шоу, простите за плагиат). Это Ваш дом — Галочка, Никола и прекрасный «Сверчок»: само радушие. Даже Шарик радушно предлагает гостям туфли своих хозяев! Ваш автор».

Чувство собственного достоинства, умение не поступиться своими убеждениями, какое-то удивительное сочетание подлинного демократизма и аристократического изящества — такой осталась в моей памяти эта замечательная женщина.

Среди писателей у Любови Евгеньевны было много друзей, но особенно близка ей была Вера Дмитриевна Шапошникова, воспоминания которой посвящены их совместной работе:

«С Любовью Евгеньевной Белозерской мы познакомились в конце сороковых годов в «Литературной газете», которая только что начала выходить в новом качестве, и острота, смелость выступлений привлекли на ее страницы лучшие литературные силы. Велись обсуждения жгучих проблем современности, возникали дискуссии, споры. В коллективе Любовь Евгеньевна умела разрешать их весело и остроумно. Она была проницательной, умной, доброжелательной и веселой. Я никогда не расспрашивала Любовь Евгеньевну о ее жизни в эмиграции. Но однажды, когда мы встречали у меня Новый год, она сама заговорила о прошлом, о том времени, когда была женой Михаила Булгакова. Теперь этот рассказ наслоился на то, что запечатлено в ее книге «О, мед воспоминаний», рукопись которой она предлагала в свое время «Москве», «Молодой гвардии»...

Наше знакомство не прерывалось и после того, как Любовь Евгеньевна ушла из «Литературной газеты», а я стала работать в «Москве». Не помню, чтобы она жаловалась на жизнь, не очень-то к ней ласковую, или обывательски кого-то осуждала. Но возмущалась несправедливостью, неправдой, невежеством и нахальством...»

В последние годы жизни Любови Евгеньевны ее самым близким другом была Галина Георгиевна Панфилова, превосходный лектор. Ее выступления, посвященные творчеству выдающихся деятелей театра, всегда вызывают восхищение. Она выступала со своими сообщениями с большим артистизмом, насыщая их глубоким фактическим материалом, и все это освещается большой человеческой теплотой.

Я помню, как они вместе поехали в 1978 году в Орловский драматический театр им. И.С. Тургенева на премьеру спектакля «Дни Турбиных». Декабрь был лютый, Галина Георгиевна рассказала мне, что Любовь Евгеньевна, которой в ту пору было уже восемьдесят три года, храбро терпела дорожные неудобства. На вокзале их встречали актеры театра. Спектакль удался, и общей радости не было конца. Скромный банкет затянулся далеко за полночь. Мы, все, поражались, как изящно, легко танцевала Любовь Евгеньевна, шутила. Проводив в гостиницу, заслуженный артист республики П.С. Воробьев, прекрасно сыгравший роль Мышлаевского, на прощанье сказал, обращаясь к Любови Евгеньевне: «Вы — отличный парень!» Она скромно заметила: «Вы — второй. Первым меня так назвал Булгаков». (Автограф на сборнике «Дьяволиада» таков: «Моему другу, светлому парню, Любочке...»)

К Любови Евгеньевне с неподдельной теплотой относились многие писатели, дарили ей свои книги с трогательными надписями. Все это доставляло ей большую радость. Ее посетила молодежь МХАТа. Она была очень рада им, но сказала, что у современных молодых актеров очень плохо поставлены голоса и они мало занимаются специальной физической подготовкой и часто плохо выглядят со сцены.

Постепенно силы начали покидать ее. Еще за месяц до смерти она со своими друзьями встречала Новый год, даже выпила бокал шампанского. Ее друг Галина Александровна сказала, теперь надо ждать масленицу. Но Любовь Евгеньевна ничего не ответила. Умерла она тихо 27 января 1987 года.

И.В. Белозерский
Москва
февраль 1989 г.