Леонид Юрьевич Шервинский

В романе «Белая гвардия» Михаил Афанасьевич Булгаков создал примечательный образ хвастуна и трепача, но большого мечтателя и влюбленного молодого человека (во всяком случае, делающего вид влюбленного), Леонида Юрьевича Шервинского. Портрет Шервинского, набросанный писателем несколькими яркими мазками, дает нам не совсем благоприятное представление об этом человеке:

«Карасевы золотые пушки на смятых погонах были форменным ничтожеством рядом с бледными кавалерийскими погонами и синими выутюженными бриджами Шервинского. В наглых глазах маленького Шервинского мячиками запрыгала радость при известии об исчезновении Тальберга. Маленький улан сразу почувствовал, что он, как никогда, в голосе, и розоватая гостиная наполнилась действительно чудовищным ураганом звуков, пел Шервинский эпиталаму богу Гименею, и как пел! Да, пожалуй, все вздор на свете, кроме такого голоса, как у Шервинского. Конечно, сейчас штабы, эта дурацкая война, большевики, и Петлюра, и долг, но потом, когда все придет в норму, он бросает военную службу, не смотря на свои петербургские связи, вы знаете, какие у него связи — о-го-го... и на сцену. Петь он будет в La Scala и в Большом театре в Москве, когда большевиков повесят в Москве на фонарях на Театральной площади. В него влюбилась в Жмеринке графиня Лендрикова, потому что когда он пел эпиталаму, то вместо fa взял la и держал его пять тактов. Сказав — пять, Шервинский сам повесил немного голову и посмотрел кругом растерянно, как будто кто-то другой сообщил ему это, а не он сам»...

Несколько дополнительных любопытных штрихов, касающихся личного отношения к Шервинскому Алексея Турбина, его переодевания и преображения при каждой сменяющейся власти, наконец, подчеркнутые писателем обширные денежные возможности данного персонажа романа, дают нам полное представление о Леониде Юрьевиче.

«А Шервинский? А, черт его знает... Вот наказанье с бабами. Обязательно Елена с ним свяжется, всенепременно... А что хорошего? Разве что голос? Голос превосходный, но ведь голос, в конце концов, можно и так слушать, не вступая в брак, не правда ли... Впрочем, неважно».

Итак, таков булгаковский гвардейский улан, адъютант князя Белорукова, хороший певец, обеспеченный молодой человек и поклонник Елены Турбиной Леонид Юрьевич Шервинский. В его образе есть крайне много легкомысленных черт характера, которые сильно выделяют Шервинского из круга друзей дома Турбиных.

С первых же дней появления на свет романа «Белая гвардия» друзья, родственники, да и сам Михаил Булгаков образ Шервинского однозначно связывали с реальным историческим лицом — Юрием Леонидовичем Гладыревским, близким другом семьи Булгаковых, фигурирующем на групповом снимке празднования Нового 1918 года в доме по Андреевскому спуску, 13. Присутствие Гладыревского в Киеве во времена, описанные в романе «Белая гвардия», подтверждают в своих воспоминаниях и некоторые родственники семьи Булгаковых. Именно о Юрии Леонидовиче Гладыревском, его нелегкой и героической судьбе, жизненном пути доблестного офицера Императорской гвардии мы и хотели бы рассказать.

Некоторые отрицательные черты характера Шервинского не были были присущи Гладыревскому. Дело было совершенно в ином: Гладыревский был несколько младше почти всех (кроме Николая Афанасьевича) членов компании семьи Булгаковых, что вызывало у них некоторое снисходительное отношение к совсем юному офицеру. Леониду Сергеевичу Каруму было к тому времени 30 лет, Михаилу Афанасьевичу Булгакову — 27 лет, Варваре Афанасьевне Булгаковой-Карум — 23 года, Николаю Судзиловскому (прототипу Лариосика) 22 года, а Юрию Гладыревскому, как и Николаю Булгакову, всего лишь 20 лет. Разница от 2 до 10 лет для людей старшего возраста не имеет такого значения, как для молодых людей.

Действительно, Михаилу Афанасьевичу Булгакову поступки, мысли и слова Юрия Гладыревского казались несколько неблагоразумными и по молодости горячными. А если к тому добавить, что Варвара Булгакова, «Золотая» Елена из романа «Белая гвардия», была на три года старше своего поклонника, то вообще можно говорить о том, что для двадцатилетнего молодого человека некоторые поступки амурного характера кажутся просто несерьезными. Впрочем, в Юрии Леонидовиче Гладыревском в данном случае нас интересует даже не это.

Знаменная группа Лейб-гвардии 1-го Стрелкового Его Императорского Величества полка на фронте, 1914 год

Несмотря на то, что Гладыревский был чуть ли не самым младшим в доме Булгаковых, по воинскому званию и положению он возвышался почти над всеми (конечно, кроме Карума, который в расчет не берется, как не входящий в компанию молодежи). Юрий Леонидович был подпоручиком Лейб-гвардии 3-го Стрелкового Его Величества полка, заслуженным и боевым офицером. Прочие же члены и гости семьи Булгаковых в военном отношении не особо продвинулись: Петр Иванович Богданов (Степанов-Карась) был прапорщиком выпуска осени 1917 года, Николай Судзиловский — вольноопределяющимся, Николай Булгаков — юнкером, Михаил Булгаков — «ратником 2-го разряда, не годным к строевой службе», прочие же, за исключением Петра Бржезицкого, даже военного мундира никогда не носили.

Как появился Ю.Л. Гладыревский в семье Булгаковых? На этот вопрос ответить достаточно сложно. Известно, что мать Гладыревского жила в Киеве, в Диком переулке, рядом со Львовской площадью, недалеко от Андреевского спуска. В Киеве до революции некоторое время проживал и родной брат Юрия Николай, который был вхож в семью Булгаковых. Кроме того, Гладыревские, как выходцы из Прибалтики (Либавы) имели отдаленные родственные связи с Карумами, уроженцами Митавы.

Появление Юрия Леонидовича в Киеве можно отнести только к февралю 1918 года. Если Ю. Гладыревский и появлялся в городе до этого, то крайне ненадолго и очень эпизодически. Почему? Да потому, что с раннего детства он состоял на военной службе, о чем мы и хотим рассказать. В обнаруженном «Послужном списке прапорщика армейской пехоты Гладыревского», составленном 1-го декабря 1916 года, мы находим исчерпывающие биографические данные об этом человеке. Итак, Георгий (как писалось до революции в официальных документах имя Юрий) Леонидович Гладыревский родился 26 января 1898 года в городе Либаве (теперь — Лиепая, Латвия) в семье православного потомственного дворянина и надворного советника (сей чин был 7-го класса и приравнивался к чину подполковника). С раннего детства его судьба была неразрывно связана с армией, в отличие от родного брата Николая, выбравшего медицинскую стезю.

Одиннадцати лет отроду Юрий Гладыревский был отдан на воспитание и обучение в Ярославский кадетский корпус, в стенах которого пробыл шесть лет. Подробности из кадетской жизни Ю.Л. Гладыревского нам, к сожалению, не известны, а потому останавливаться на этом периоде мы не будем.

После успешного окончания Ярославского кадетского корпуса, выпуск из которого состоялся в конце мая 1916 года, Юрий Леонидович был откомандирован в Москву, где уже 3 июня был принят юнкером рядового звания в Александровское военное училище. В этом училище Гладыревский прошел не ускоренные четырехмесячные курсы прапорщиков, а шестимесячные курсы, выпускники которых приравнивались к кадровому офицерству, что давало им право после окончания войны оставаться на военной службе. Училище Гладыревский окончил по 1-му разряду, и 1-го декабря получил чин прапорщика с дарованным старшинством с 1-го октября, что давало возможность досрочно получить следующее звание.

Как и все «свеженькие» выпускники военных училищ и школ прапорщиков, Юрий Гладыревский вполне мог претендовать сначала на продолжительный (месяц-два) отпуск для «решения семейных проблем», затем месяца четыре «прокантоваться» в запасных частях, где при финансовых возможностях можно было отсидеться до конца войны. Более того, училищному начальству Гладыревский, как исполнительный и порядочный офицер, приглянулся, а потому Юрий Леонидович мог вполне остаться на строевой должности и при училище. Но Гладыревский был совершенно иным человеком. Как офицер, имеющий за плечами кадетский корпус и одно из самых привилегированных училищ России, обладающий большой храбростью и необыкновенной физической силой, он воспользовался своим дворянским происхождением и деньгами... но не для того, чтобы попасть в далекий запасной полк, а с тем, чтобы сразу же отправиться на фронт, да еще и в Императорскую гвардию.

Уровень «голубой крови» в жилах офицерского корпуса российской армии стремительно падал. Недостаток офицеров, прошедших полный курс военной подготовки, потомственных дворян, способных достойно нести царскую службу, больнее всего отображался на гвардии. К тому времени гвардейские полки понесли жестокие потери в кадровом составе. Катастрофически не хватало офицеров, отвечающих особым гвардейским требованиям, а потому во время войны одно из необязательных, но немаловажных условий для приема в гвардейскую офицерскую среду — быть представителем именитой аристократической фамилии Российской империи — само собой исчезло. В гвардию теперь без особых проблем могли поступать и обычные дворяне, каковым был Юрий Гладыревский. Судьба его решилась быстро: уже 16 декабря 1916 года совсем юный прапорщик прибыл Лейб-гвардии в запасной батальон 3-го Стрелкового Его Величества полка, расположенный в Петрограде, чтобы немедленно отбыть на фронт. Впрочем, задержаться на некоторое время в столице прапорщику Гладыревскому все же пришлось, поскольку он был обязан в мирных условиях на практике побыть на строевой должности младшего офицера. Тем не менее, вместо положенных четырех месяцев Юрий Гладыревский пробыл в запасном батальоне всего один месяц, и уже 22 января 1917 года был зачислен Лейб-гвардии в 11-ю роту 3-го Стрелкового полка на должность младшего офицера.

Полк, в который попал Гладыревский, был боевой и заслуженной воинской частью. Решительные и смелые штыковые атаки стрелков полка привели к тому, что немцы уклонялись от рукопашного боя с гвардейскими стрелками, а сам полк был прозван противником «Сердитым». В какой-то степени Лейб-гвардии 3-й Стрелковый Его Величества полк был действительно «Сердитым» — немцы и австрийцы хорошо запомнили его лихие действия в боях под Камнем Калишанским, Опатовым, Сенницей Королевской, Трестнем, Квадратным лесом. Гвардейскими стрелками было захвачено с полсотни пушек противника. В 1914—1916 годах полком командовали генералы Усов и Семенов, стяжавшие полку громкую славу. Особенно отличился на военном поприще генерал-майор Семенов, в последующем героически сражавшийся с большевистскими войсками в составе белых армий.

Офицеры гвардейских стрелковых частей на фронте

Ко времени прибытия на фронт Гладыревского, «Сердитым» полком командовал полковник Штерн фон Гвяздовский — требовательный и строгий в служебных отношениях человек. Именно он и немногие уцелевшие из офицеров старожилы полка должны были решить: достоин ли новоиспеченный прапорщик остаться в гвардии, и, в частности, Лейб-гвардии в 3-м Стрелковом Его Величества полку? Гвардейское офицерство было кастовым, и попадавшие в его среду молодые офицеры могли быть признаны гвардейцами, лишь отличившись в бою. К вящему сожалению Гладыревского, действительно маленького ростом, но обладающего большой физической силой, на фронте в то время царило затишье. Следовательно, отличиться он не мог. Однако именно в этой ситуации проявился настоящий характер Гладыревского.

К тому времени в российской армии из сильных и мужественных людей стали создаваться особые команды гренадеров, вооруженные гранатами различных систем. Эти команды, зачастую ценой своей жизни, должны были выполнять особо опасные поручения: уничтожать укрепления противника, гранатами забрасывать немецкие окопы, а если нужно — то и самим подрываться на них, естественно, вместе с врагами. В таких командах процент выживания был намного ниже, нежели в обычных частях. Фактически, это были русские камикадзе времен Первой мировой войны. Во главе этих команд стояли молодые офицеры, которых специально отбирали по одному на бригаду или даже на целую дивизию. Гренадеры-инструктора (как именовали солдат и офицеров этих команд) проходили особую подготовку в армейских гренадерских школах, после чего откомандировывались на опасные участки фронта. Чтобы добиться уважения к себе со стороны однополчан, Юрий Леонидович Гладыревский пошел на смелый шаг и подал прошение о зачислении его в гренадерскую школу. Это прошение было удовлетворено, и прапорщик Гладыревский вскоре вошел в гренадерскую касту, которая особо почиталась в армии. Юрий Гладыревский, несмотря на свою сложную работу, смог выжить на фронте, получить чин подпоручика и даже быть представленным к боевым наградам.

Красиво драться, а если нужно — эстетично умирать, было особым шармом полка, в который попал Гладыревский. «Сердитые» стрелки одними из первых на фоне разложения российской армии заявили, что способны сражаться до конца. 28 мая 1917 года 3-й Гвардейский Стрелковый полк объявил себя «Полком Смерти», готовым драться даже в случае отказа от борьбы всей армии. Этот полк первым в российской армии нашил на рукав черно-красный шеврон ударников и эмблему Корниловских частей — элиты Белой России.

1917 год был последним в истории Императорской армии. Гвардейская Стрелковая дивизия таяла. Солдаты бежали домой, к офицерам не было никакого доверия. Но и в этой ситуации Гладыревский выстоял перед испытаниями. Он оставался в своем полку, благодаря гренадерскому авторитету пользовался уважением среди солдат и офицеров, поэтому в сентябре был прикомандирован к штабу Гвардейской Стрелковой дивизии на должность обер-офицера для поручений. Эта должность была третьей по значимости в дивизии, как правило, ее занимали капитаны с образованием Академии Генерального штаба.

Снежной и холодной зимой декабря 1917 — января 1918 года остатки Гвардейской Стрелковой дивизии через Винницу и Жмеринку (ту самую, где в Шервинского влюбилась графиня Лендрикова) двигались на Киев. В штабе дивизии почти никого не оставалось. Фактически, дивизию вел подпоручик Гладыревский. Киев был землей обетованной для гвардейских стрелков. Офицеры стремились туда, чтобы остаться в городе и укрыться от ужасов начавшейся гражданской войны. Солдаты же намеревались объединиться в Киеве с большевистскими войсками, ведущими борьбу с Центральной Радой. В дивизии наблюдалась странная картина: консервативно настроенные офицеры еще имели власть над полностью обольшевичевшимися гвардейскими стрелками. В этом была заслуга подпоручика Юрия Гладыревского, своим авторитетом сумевшего уберечь боевых товарищей-офицеров от незаслуженной солдатской расправы.

10 февраля 1918 года (по н. ст.) полки Гвардейской Стрелковой дивизии нестройной массой ввалились в Киев. На общем собрании солдаты дивизии во главе с несколькими офицерами решили следовать для демобилизации далее в Россию. Подавляющее большинство офицеров, а вместе с ними и Юрий Гладыревский, остались в Киеве. У Юрия Леонидовича в городе, в Диком переулке (рядом со Львовской площадью) жили мать и брат. Здесь же были многие знакомые — и Гладыревский на долгое время осел в Киеве. Солдатами Гвардейской Стрелковой дивизии были брошены в городе дивизионные обозы и склады. Все они попали в распоряжение подпоручика Гладыревского, как одного из последних руководителей дивизии. На эти материальные запасы Юрий Леонидович смог не только прокормить себя, но и устроить в городе многих офицеров своей дивизии. Во время правления гетмана Павла Скоропадского Ю. Гладыревский отказался служить в его армии, стал «шпацким» (штатским) франтом, и именно в таком облике появился в обществе семьи Булгаковых.

Офицером штаба князя Долгорукова (булгаковского Белорукова), а не адъютантом, Юрий Леонидович действительно был. Генерал Долгоруков в ноябре—декабре 1918 года возглавлял войска, действовавшие на Украине против Директории УНР. Этот штаб был переполнен множеством офицеров в солидных чинах, а потому Гладыревский не играл там такой заметной роли, как это приписал Шервинскому Михаил Булгаков. Впрочем, кое-что он мог делать для своих близких и друзей. Так, многие офицеры, служившие на правах рядовых бойцов в добровольческих офицерских дружинах, вовремя оповещенные сослуживцами из штаба (в том числе и Гладыревским), в день падения гетмана Скоропадского скрылись с фронта и не попали в плен к украинским войскам С. Петлюры. Сам Юрий Гладыревский также избежал плена. Кстати, эпизод с оповещением о падении Гетманской власти и неминуемой гибели офицерских частей под Киевом также присутствует в романе «Белая гвардия». Офицеры Гвардейской Стрелковой дивизии сыграли заметную роль в Киевских событиях конца 1918 года. Практически все они занимали должности в частях, противостоящих украинской Директории. Поэтому не удивительно, что Гладыревский, в свое время оказавший значительную помощь многим командирам из своей дивизии, был в курсе всех событий, которые происходили на фронте.

Сюжетная линия «Белой гвардии» обрывается на начале февраля 1919 года — приходе в Киев красных частей. Из последних вариантов глав романа, совсем недавно опубликованных в литературных изданиях, следует, что Шервинский остался в Киеве и продолжал ухаживать Еленой Турбиной, покинутой своим мужем. Юрий Леонидович действительно остался в Киеве, но не для того, чтобы успокаивать Варвару Булгакову. В то время он работал на белогвардейскую разведку, исправно сообщал штабу Добровольческой армии о событиях в Киеве, и разыгрывать из себя героя-любовника Гладыревскому было просто выгодно. И действительно, ЧК сложно было увидеть во влюбленном молодом человеке, заботящемся лишь о внешности, голосе да розах, вражеского разведчика. Об этом факте из биографии Гладыревского вряд ли в то время кто-либо знал. Не мог о нем знать и Михаил Булгаков, иначе его «Белая гвардия» могла дойти до нас с сильным детективным душком. А жаль, не правда ли?

Документы к биографии Ю.Л. Гладыревского. Послужной список 1917 года

Впрочем, о деятельности в Киеве Юрия Гладыревского можно было догадаться после вступления в город 31 августа 1919 года (н. ст.) белогвардейских частей. Уже на следующий день Гладыревский вышел на улицу с погонами... капитана Добровольческой армии. Таким образом, он ясно давал понять, что перепрыгнул через два звания, отделявших подпоручика от капитана. А в Белой армии званиями просто так не швырялись.

При белых Юрий Леонидович вернулся в свой Лейб-гвардии 3-й Стрелковый полк, который возрождался в Киеве в составе Добровольческой армии. Интересно то, что штаб формирования Гвардейских Стрелков Добровольческой армии находился всего в нескольких шагах от штаба дружины генерала Кирпичева, дравшейся с Петлюрой в конце 1918 года. Первый располагался на Прорезной, 23, второй — на Прорезной, 30. Самому Глодыревскому пришлось работать в обоих штабах.

Далеко не все товарищи Юрия Леонидовича в феврале 1918 года остались в Киеве. Некоторые из них пробрались на Дон, где в составе Добровольческой армии в 1-м Ледяном и 2-м Кубанском походе уже дрались с красными. На протяжении 1918 года на поле ратной славы полегли многие близкие полковые друзья Гладыревского: подпоручики Гернет и Халтурин, прапорщик Брик... Сформированная на Дону весной 1918 года сводная рота Лейб-гвардии 3-го Гвардейского Стрелкового полка 31 августа 1919 года (н. ст.) после боев за Бровары и Дарницу во главе с капитаном Яковлевым одной из первых вошла в Киев, где радостно была встречена своими боевыми товарищами.

С кадрами своего полка Гладыревскому в октябре пришлось защищать город от войск красных. В этих уличных боях, длящихся три дня, Юрий Леонидович получил легкое ранение. 3 ноября 1919 года (н. ст.) капитан Гладыревский по ранению был отправлен в запасную бригаду гвардии, в составе которой существовала запасная рота Лейб-гвардии 3-го Стрелкового полка, комплектовавшая пополнением уже существующий на фронте батальон полка полковника Кованько. Во главе этой роты капитан Гладыревский совершил отступление в Крым. В результате больших потерь рота была сведена во взвод. В начале 1920 года Юрий Леонидович вновь попал на фронт и вместе с другими бойцами удерживал крымские перешейки перед превосходящими частями красных. В конце мая гвардейские стрелки участвовали в белом десанте в Северной Таврии. Во время боев за деревню Эристовка 26—31 июня 1920 года (н. ст.) погиб почти весь взвод Юрия Гладыревского. Сам он чудом остался жив. Вот что гласила о гибели взвода гвардейских стрелков полковая реляция:

«Вечером Таганрогский полк снова сосредоточился в д. Эристовке, но охранение выставил не на хуторах, а на ближайших буграх; в лощину же, что к востоку от деревни, для своевременного обнаружения конницы противника, был выставлен взвод от гв. Стрелковой роты под командой кап. Гладыревского. Ночь прошла спокойно. Рано утром 16 июня, подтянув свежие части, красные снова перешли в наступление, на этот раз бросив на д. Эристовку пять полков (от № 198 до 202) при громадном количестве пулеметов. Густые цепи их стали теснить наше сторожевое охранение от главных сил. Однако роты успели перейти гать под сильным пулеметным огнем противника. В то же время Таганрогцы, отойдя к д. Эристовке, заняли позицию на южных буграх, причем участок 3-го батальона находился на правом фланге полка, несколько уступом вперед. Чтобы не дать противнику быстро пройти гать, полк. ф.-Эссен приказал взводу капитана Гладыревского задержаться на мосту. Батальоны в это время должны были осмотреться и окопаться на занятых позициях. Тем временем конница красных стремительно атаковала взвод кап. Гладыревского. После небольшой схватки часть взвода была изрублена, часть взята в плен. Пленных большевики предали истязаниям: по занятии нами обратно деревни, их нашли замученными, причем у двух на груди были вырезаны Георгиевские кресты, а в переносицы вбиты нательные кресты. Из всего взвода удалось спастись только кап. Гладыревскому и фельдфебелю, которые бросились в сторону и, пробираясь по хатам, добрались до батальона».

Юрию Леонидовичу Гладыревскому, в последующем еще раз раненому в боях за Крым, пришлось навсегда покинуть свою Родину. 13 ноября 1920 года (н. ст.) на транспорте «Саратов» оставшиеся в живых офицеры российской Императорской гвардии оставили родные берега...

В эмиграции Юрий Гладыревский так и не стал известным певцом. Впрочем, как музыкант и исполнитель, он имел определенный успех. Умер Юрий Леонидович 20 марта 1968 года во Франции, в городе Канны. Знал ли он о том, что послужил прототипом для создания булгаковского образа Шервинского, нам не известно. И вряд ли эта загадка когда-нибудь будет разгадана. Сам Гладыревский в эмиграции воспоминаний не писал, со своими сослуживцами связь почти не поддерживал, к работе над созданием книг по истории Белой гвардии не привлекался. Да и с выехавшими вместе с Добровольческой армией из Крыма младшими братьями Михаила Афанасьевича Булгакова связь, как нам известно, не поддерживал.