Любовная линия главного героя и некоей Марики Ч. проходит через весь роман «Бал в Кремле». Упоминание о Марике возникает буквально с первой страницы, и во второй половине романа главные эпизоды будут перемежаться со сценами их встреч, споров, свиданий и прогулок. Реальная Марика Чимишкиан и тот образ, который создает Малапарте, отличаются друг от друга, как и все персонажи романа от нарисованных им двойников.
Та девушка, о которой пишет Курцио Малапарте в 1929 году, проживала в доме писателя М.А. Булгакова и его жены Л.Е. Белозерской на Большой Пироговской улице, дом 36а, квартира 6. В мемуарах Любови Евгеньевны Белозерской описана, по всей видимости, одна из первых встреч Малапарте, Марики с семьей Булгаковых. «Погожий весенний день 1929 года. У нашего дома остановился большой открытый «Фиат»: это мосье Пиччин заехал за нами. Выходим — Мака, я и Марика. В машине знакомимся с молодым красавцем в соломенном канотье (самый красивый из всех когда-либо виденных мной мужчин). Это итальянский журналист и публицист Курцио Малапарте (когда его спросили, почему он взял такой псевдоним, он ответил: «Потому что фамилия Бонапарте была уже занята»), человек неслыханно бурной биографии, сведения о которой можно почерпнуть во всех европейских справочниках, правда, с некоторыми расхождениями. В нашей печати тоже не раз упоминалась эта фамилия, вернее, псевдоним. Настоящее имя его и фамилия Курт Зуккерт. Зеленым юношей в Первую мировую войну пошел он добровольцем на французский фронт. Был отравлен газами, впервые примененными тогда немцами.
На его счету много острых выступлений в прессе: «Живая Европа», «Ум Ленина» (Более точный перевод — «Осмысление Ленина». — Ред.), «Волга начинается в Европе», «Капут» и много, много других произведений, нашумевших за границей и ни разу на русский язык не переводившихся»1.
В брошюре Натальи Шапошниковой2, которая пересказывает рассказы уже пожилой Марики Артемьевны Чимишкиан, говорится, что тогда, в мае, вся компания вместе с Курцио Малапарте поехала в Архангельское под Москву и провела там почти целый день. Шапошникова настаивает, что Марика с Малапарте виделись всего два или три дня и больше никогда не встречались. Так ли это на самом деле, сказать сложно, потому что подобное знакомство и воспоминания о нем были слишком опасны даже в позднем СССР. Однако, судя по тому, что Малапарте хранил о красавице Марике столь долгую и пылкую память и даже спустя 27 лет отправился на место их свиданий, роман все-таки был и, скорее всего, продолжался некоторое время.
В 1956 году Малапарте, возвращаясь из Китая в Европу, специально заехал в Россию. Об этом он написал книгу «Я в России и Китае», где были и ностальгические страницы о его прежней московской спутнице. Он вспоминал о встречах с Марикой на Новодевичьем кладбище в 1929 году возле могилы Скрябина, о прогулках через Лужники на Воробьевы горы. «От трамвайной остановки к монастырю нужно было больше километра идти по грязной тропинке, поросшей кустами ежевики, за которыми виднелись зеленые пруды, — спустя целую жизнь писал Малапарте. — ...Милой Марике едва тогда было двадцать лет. ...Мы садились на скамейку около могилы композитора Скрябина или на шершавый могильный камень Дениса Давыдова... Бывало, долгими часами мы молча сидели, прижавшись друг к другу, и смотрели на весеннее небо над Воробьевыми горами по ту сторону реки, смотрели, как оно медленно меняло цвет... Не знаю, любила ли меня Марика. Иногда мне казалось, что она все-таки хоть немного в меня влюбилась, притом как я сам был в нее влюблен...»3
Кто же такая была Марика Чимишкиан, и как она оказалась в доме Булгакова? В ее биографии очень много пробелов и умолчаний. Многие свидетельства ее жизнеописателей основаны на ее обрывочных воспоминаниях, которые записывали булгаковеды в середине 1980-х. Единственные документы, написанные ее собственной рукой, — поздний рассказ о знакомстве в Тифлисе с Булгаковым и Белозерской и автобиография, составленная в мае 1953 года. Попробуем же шаг за шагом из фрагментов составить портрет Марики Чимишкиан (Чмшкян), полуармянки-полуфранцуженки из Тбилиси, которая сопровождала итальянского писателя в прогулках по Москве и стала главной героиней романа «Бал в Кремле».
Итак, она родилась, как она сама пишет, «в гор. Тифлисе (теперь Тбилиси) в 1904 году 13 июня. Отец — по образованию юрист, работал при окружном суде в качестве присяжного поверенного. После 1917-го состоял членом коллегии защитников. Умер в 1927 году. Мать — домашняя хозяйка...»4. Почему-то Марика Артемьевна никогда не упоминала, что происходит из известной актерской семьи. Ее родной дед был знаменитый в Тбилиси Чмшкян Геворг Арутюнович — актер и режиссер (1837—1916), а бабушка — Чмшкян Сатеник Ованесовна (1849—1906), тоже известная в Грузии армянская актриса. Возможно, это и побудило юную Марику выбрать актерскую карьеру в кинематографе, но об этом позже. Это была линия отца, о котором мы узнаем из автобиографии, что он был юристом.
А вот происхождение матери было иным. Это становится понятным из письма, которое в 1926 году, пишет Марика своему дядюшке и крестному Федору Густавовичу Беренштаму в Ленинград. Это был очень известный художник, архитектор, а до революции — директор библиотеки Императорской Академии художеств. Родился он в Тифлисе в семье потомственного почетного гражданина, пионера книготорговли на Кавказе Фридриха Августа (Густава Васильевича) Беренштама (1829—1884) и Каролины Анны (Каролины Ивановны) Беренштам, урожденной Монье. В 1881 году Ф.Г. Беренштам поступил на архитектурное отделение Императорской Академии художеств Петербурга. Обучаясь в Петербурге, Федор Густавович не забывал Кавказ. В тифлисских периодических изданиях (журналах «Гусли», «Осколки») печатались его рисунки, появлялись оригинально им оформленные коробки конфет и обложки книг. Изучал памятники старины (архитектура и миниатюры армянских рукописей). В 1918—1924 гг. он был хранителем дворцов-музеев в Петергофе. В те годы ему удалось спасти и сохранить дворцы и павильоны; восстановить и пустить в ход фонтаны; зарегистрировать и описать редчайшие рукописи из собрания Марии Медичи. В 1924—1930 гг. работал в отделе искусств Государственной Публичной библиотеки.
В описании фонда Ф.Г. Беренштама в ГПБ им. Салтыкова-Щедрина указывается, что Марика Чамишкиан — его племянница5. Отсюда следует, что бабушкой Марики, скорее всего, была мать Федора Густавовича — Каролина Монье. Но о своем родстве с Беренштамом сама Марика тоже нигде не пишет. Казалось бы, отчего? Дело в том, что хотя Федор Густавович и умер в 1937 году в своей постели, но упоминать о нем, видимо, все-таки было небезопасно. Старший сын и жена Ф.Г. Беренштама после революции эмигрировали в Париж; семья была разделена. Но до всех этих событий довольно далеко. И вот Марика пишет дядюшке в Ленинград.
22.7.1926 г.6
Милый дядя Федя!
Ты не сердись, что я тебе так долго не отвечала, но я не хотела отвечать, пока не выяснила одну вещь. А дело вот в чем: я играю одну из главных ролей у режиссера Перестиани в картине «Как снималась картина». Роль очень эффектная и хорошая. Сегодня или завтра подпишу контракт и буду штатной артисткой Госкинпрома. Теперь ты понимаешь, зачем я тебе не писала. Ты спрашивал, в каких картинах можно меня увидеть, так вот, пожалуйста: «Азербайджан» и «Ханума», остальные не считаю, т.к. меня почти не видно и вряд ли ты меня найдешь. Но обе эти картины еще не идут; их выпустят только осенью. Из коммерческих расчетов невыгодно выпускать картины летом. Я только на днях видела себя на экране. Директор Госкинпрома был настолько любезен, что специально для меня и для мамы прокрутил картину. Маме очень понравилось, а я нашла несколько недостатков, но, в общем, могу, не хвастаясь, сказать, что выхожу на экране очень хорошо. У здешних режиссеров я сейчас нарасхват. Приглашали меня в Армению, как премьершу, чуть ли не на шесть картин контракт, но я отказалась — все же предпочитаю пока оставаться здесь. Сулят мне большую будущность, но все-таки не очень-то верю, но, конечно, против ничего не имею. Дома все по-прежнему скверно (в отношении денег). Магазин уже 2 или 3 раза запечатывали из-за невзноса налогов. Боюсь, кабы в один прекрасный день не запечатали совсем. Bonne maman и мама очень нервничают; мама все бегает по разным учреждениям и совсем извелась с этой беготней. Папа, как всегда, благополучно восседает. Последнее время он вдруг почему-то воспылал необыкновенной нежностью ко мне; не знаю, чем это объяснить. Сережа и Мада сейчас в Цхиетах. Благодарю тебя за Федюшкино письмо, приятно, что хоть когда-то он мне писал. Пока поцелуй его крепко за меня и поблагодари за письмо. На днях тебе напишу поподробней о моей роли. Целую тебя крепко-крепко.
Марика.
Из этого письма следует несколько интересных фактов. Марика, которой к тому времени двадцать два года, уже много играет в кино, и ее охотно приглашают разные режиссеры. Однако нам удалось найти только фильм «Ханума» 1926 года. В 1927-м она снимется в фильме «Двуногие», а в 1928-м — в фильме «Элисо» Н.М. Шенгелая с Кирой Андроникашвили в главной роли, будущей женой Бориса Пильняка, затем в 1932 году — «Событие в городе Сен-Луи», в 1933-м — «Дитя солнца». Странно то, что Марика никогда не будет указывать фильмографию, а в автобиографии напишет: «В сентябре 1928 года переехала в Москву, где по 1932-й снималась в московских киностудиях по договорам»7. А несколько фильмов, снятых в Грузии, не будут упомянуты ни разу. Притом, что Марика явно была вполне успешной актрисой и до приезда в Москву, о чем говорится в письме. Тут возможны следующие предположения. Ее подруга Кира Андроникашвили (Пильняк) исчезнет вслед за мужем и проведет полтора десятка лет в лагере жен изменников Родины (АЛЖИР), Сергей Третьяков, который писал сценарий известного фильма «Элисо», будет расстрелян в 1937 году. Любое упоминание о прошлом было чрезвычайно опасным.
Но вернемся в 1926 год. «Магазин уже 2 или 3 раза запечатывали из-за невзноса налогов. <...> Мама все бегает по разным учреждениям и совсем извелась с этой беготней».
Здесь мы видим явные приметы окончания НЭПа; удушение частных лавочек, которые в 1920-е кормили семьи. В 1927-м умер ее отец. В том же году она встретилась с Булгаковым и его женой. Вот как она об этом вспоминает: «В 1927 году, когда я жила в Тбилиси, меня познакомили с Михаилом Афанасьевичем и Любовью Евгеньевной Булгаковыми. Познакомила нас Ольга Казимировна Туркул, с которой Булгаков был знаком еще по Владикавказу (ныне город Орджоникидзе). В течение приблизительно 10 дней мы встречались почти ежедневно. Я водила их по городу, показывала Тбилиси. Затем Булгаковы уехали, взяв с меня слово, что я буду писать, но переписка не налаживалась. Тогда Любовь Евгеньевна дала мне небольшое письменное поручение, которое я волей-неволей должна была выполнить — так завязалась переписка. В конце 1927 года я сообщила, что еду в Ленинград и на возвратном пути буду в Москве».
Мы не знаем точно, покинула она Грузию до или после смерти отца, но полагаем, что уже после.
В Ленинград Марика поехала к известному нам уже дядюшке Беренштаму, который проживал в просторной квартире на Мойке. Там же Марика вновь встретится с Булгаковым. «Пока я была в Ленинграде, туда приехал Михаил Афанасьевич и познакомил меня с супружеской четой Замятиных, с которыми мы бродили по неповторимо прекрасному городу. На обратном пути я гостила у Булгаковых, а в 1928 году окончательно переехала в Москву»8.
Марика, видимо, сознательно покинула Тбилиси. Семья была разорена, отец умер, она искала средства к существованию. А Михаил Афанасьевич, который в 1927 году арендовал квартиру на Большой Пироговской улице, подписав договор с застройщиком Адольфом Франциевичем Стуем, смог предложить ей свой дом9. В результате она нашла — пусть временно — крышу над головой и могла не думать о куске хлеба. Как мы понимаем, она бралась за любую работу. И, конечно же, можно предположить, что она могла вполне переводить для Курцио Малапарте русские документы для его работы о Ленине. Почему же нет? Она прекрасно знала французский и русский язык и была в этой роли для него незаменимой.
«В основном я проводил дни в Институте Ленина, — писал итальянский журналист, — который тогда еще не был открыт для посетителей: этой возможностью я был обязан Луначарскому, наркому просвещения и искусства. Моя юная секретарша Марика Ч. — грузинка из Тифлиса, которую порекомендовала мне мадам Каменева, сестра Троцкого и директор «Интуриста» — облегчала и ускоряла мою работу, переводя неопубликованные работы и письма Ленина, изучая официальные документы об Октябрьской революции, о роли Ленина и Троцкого в этих памятных событиях, помогая мне собрать драгоценный материал.
Конечно, Марика не была грузинкой, но для Малапарте это было неважно, да и непонятно: она же приехала из Тбилиси. Рекомендация, будто бы исходящая от мадам Каменевой, которую он называет директором «Интуриста», — это обычная фантазия из тех, которыми наполнен роман «Бал в Кремле». Писатель создает микс из сочиненных им биографических сведений о советских знаменитостях, действующих в романе по его желанию.
Глава, где они гуляют с Марикой по Новодевичьему кладбищу, где автор почему-то делает Марику шестнадцатилетней девушкой, истово разделяющей идеи нового строя, — видимо, пародия Малапарте на привычный для литературы и кинематографа образ новой советской девушки, которая говорит штампами новой эпохи. Но ему необходимо показать, что за этой маской прячется милая и неуверенная девушка, которая, как все девушки на свете, хочет настоящей любви. «Жаль, что ты не можешь любить меня так, как хотелось бы мне и как хотелось бы тебе самой, Марика, — сказал я. — Жаль, что между нами столько всего живого и мертвого и что у тебя не получается разобрать, что живое, а что мертвое. Отчего ты не уедешь со мной в Италию, Марика? Тебе хочется уехать со мной в Италию?»
Однако Новодевичье кладбище, Воробьевы горы будут описаны у Малапарте и двадцать семь лет спустя, когда он говорит уже о двадцатилетней Марике: эти московские достопримечательности остаются для писателя приметами, связанными с самыми сокровенными для него воспоминаниями. Несмотря на некую фантасмагоричность главы, где Малапарте едет с Марикой в комнату в Сухаревском переулке, в которой будто бы застрелился Маяковский, их совместный визит туда неслучаен. Достоверно известно со слов самой Марики Чимишкиан, что как раз накануне встреч с Малапарте у нее были не очень продолжительные, но вполне себе романтические отношения с Маяковским. Она встречалась с ним в Тбилиси, он общался с ней, с Кирой Андроникашвили и ее сестрой Нато Вачнадзе, потом не раз провожал ее до квартиры Булгакова на Большой Пироговской улице. Возможно, Малапарте что-то знал об этом мимолетном романе Марики, именно поэтому они вместе в романе «Бал в Кремле» едут смотреть место самоубийства поэта.
Так проходили весна и лето 1929 года. Но Булгаков и Белозерская не могли не чувствовать беспокойства и некоторого напряжения; Марика была притягательна для многих, но с какого-то времени в их дом зачастили иностранцы, что было несомненно опасно. Ведь неслучайно в романе, который пишет в это время писатель (будущий «Мастер и Маргарита»), звучит тема подозрительного опасного иностранца. В одной из редакций романа были слова, явно отсылающие к недавним разговорам с итальянцем. «Все, что нашептал Иванушка, по сути, было глупо. Никаким ГПУ здесь не пахло, и почему, спрашивается, поболтав со своим случайным (собеседником) на Патриарших по поводу Христа, так уж непременно надо требовать у него документы».
Но и помимо истории с иностранцами для Булгакова это очень сложное время. В январе была запрещена пьеса «Бег», продолжались нападки рапповцев. Булгаков познакомился на Масленицу с Еленой Сергеевной Шиловской, и между ними уже проскочила искра.
И вот в конце лета 1929-го на пороге дома Булгакова на Поварской появился Сергей Александрович Ермолинский. Л.Е. Белозерская пишет, что встретилась с двумя сценаристами во время поездки на пароходе в Астрахань. Но может быть, он и сам познакомился с Марикой в Госкино, где она работала, а он часто туда наведывался, будучи сценаристом. К этому времени он был уже вполне успешен. И хотя закончил отделение востоковедения в Московском университете, страстно увлекался литературой и мечтал писать о Грибоедове; кинематограф, который был тогда на пике своей популярности, увлек его. Он работал с молодым Юлием Райзманом уже на нескольких картинах, они много путешествовали. В Москве он сначала жил на Остоженке у своего дядюшки Вениамина Ульянинского (старого политкаторжанина). Его родной брат, известный библиограф и коллекционер Николай Ульянинский, всегда говорил: «А вот революцию — это наш Веня устроил!» Сергей Александрович на основании воспоминаний дядюшки написал сценарий фильма «Каторга», который успешно был снят Райзманом.
По всей видимости, и Любовь Евгеньевна, и Булгаков всячески пытались сосватать молодых людей. «Он хороший парень, — вспоминала Марика о том, как убеждал ее Булгаков, — выходи за него». Но, скорее всего, решение далось девушке с трудом.
«Летом 1929 года он познакомился с нашей Марикой и влюбился в нее, — писала Белозерская. — Как-то вечером он приехал за ней. Она собрала свой незамысловатый багаж. Мне было грустно...»
В октябре 1929-го Марика ушла из дома Булгакова, сопровождаемая слезами хозяйки дома, домработницы Маруси и своими собственными. Все было решено очень скоро. Но в этих скудных воспоминаниях все равно приоткрывается подоплека той невеселой женитьбы.
«Открыв чемодан, — вспоминала Марика, — я обнаружила в нем бюст Суворова, всегда стоявший на письменном столе Михаила Афанасьевича. Я очень удивилась. М.А. таинственно сказал: «Это если Ермолинский спросит, где твой бюст, не теряйся и быстро доставай бюст Суворова», поднялся смех и прекратились слезы.
История совместной жизни Марики и Ермолинского мало известна, но отсвет ее встреч с итальянскими спутниками ляжет и на его судьбу. В ноябре 1940 года, когда он будет арестован, то одной из тем допросов станут друзья Марики и Белозерской — супруги Пиччин. О Малапарте следователи спрашивать не будут, а о Пиччин Ермолинский вообще мало что знал10.
После изнурительных допросов Ермолинский будет освобожден из Саратовской тюрьмы, куда его перевезли во время войны, и отправлен в ссылку под Алма-Ату на станцию Чиили. С Марикой в ссылке они будут встречаться редко. А когда Ермолинский вернется в Москву после смерти Сталина уже на законных основаниях, они расстанутся навсегда. И случится это именно в 1956 году, когда Малапарте, проезжая Москву, заедет на Новодевичье кладбище, в надежде (а вдруг!) встретить там Марику Чимишкиан, юную красавицу из 1929 года.
Примечания
1. См.: Рогозовская Т. После «Бала в Кремле» (Булгаков и Малапарте) // Работа и служба: Сборник памяти Рашита Янгирова / сост. Я. Левченко. СПб., гон. С. 284—302.
2. Белозерская-Булгакова Л.Е. Воспоминания. М., 1990. С. 156.
3. Шапошникова Н.В. Михаил Булгаков, выдуманный Курцио Малапарте. М., 2018.
4. Цит. по: Шапошникова Н. Булгаков и пречистенцы // Архитектура и строительство. 1989. № 4. С. 34.
5. ГПБ. Рукописный отдел. Фонд Беренштам Ф.Г. 1464. Ед. хр. 161. Беренштам Федор Густавович, Ермолинская <Чимишкиан> Марика, его племянница. Фотопортрет. Москва. На обороте атрибутивная надпись [Ф.Г. Беренштама].
6. К сожалению, письмо опубликовано на сайте без всяких ссылок: https://www.armenia-online.ru/tribune/894.html?fromProfile=198519
7. РГАЛИ. Ф. 3104. Оп. 1. Ед. хр. 166.
8. Ермолинская М. «Дружба, проверенная временем». Воспоминания о М.А. Булгакове. Рукопись. <1960?> // РГАЛИ. Ф. 3104. Оп. 1. Ед. хр. 166.
9. Рассказ Н. Шапошниковой о том, что Марика начиная с Ленинграда имела продолжительный роман с Булгаковым, кажется нам по меньшей мере странным. Принять приглашение Белозерской, находясь с Булгаковым в близких отношениях, потом выйти замуж за Ермолинского, а потом продолжать отношения на фоне его трудной истории соединения с Е.С. Шиловской — все это представляется даже не преувеличением, а сочинением.
10. Подробнее эта история рассказана в документальной повести Натальи Громовой «Сергей Ермолинский между Курцио Малапарте и Михаилом Булгаковым» (Знамя. 2018. № 5).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |