Был сильный мороз. Город курился дымом. Соборный двор, топтанный тысячами ног, звонко, непрерывно хрустел. Морозная дымка веяла в остывшем воздухе, поднималась к колокольне. Софийский тяжелый колокол на главной колокольне гудел, стараясь покрыть всю эту страшную, вопящую кутерьму. Маленькие колокола тявкали, заливаясь, без ладу и складу, вперебой, точно сатана влез на колокольню, сам дьявол в рясе и, забавляясь, поднимал гвалт. В черные прорези многоэтажной колокольни, встречавшей некогда тревожным звоном косых татар, видно было, как метались и кричали маленькие колокола, словно яростные собаки на цепи. Мороз хрустел, курился. Расплавляло, отпускало душу на покаяние, и черным-черно разливался по соборному двору народушко.
Старцы божии, несмотря на лютый мороз, с обнаженными головами, то лысыми, как спелые тыквы, то крытыми дремучим оранжевым волосом, уже сели рядом по-турецки вдоль каменной дорожки, ведущей в великий пролет старософийской колокольни, и пели гнусавыми голосами.
Слепцы-лирники тянули за душу отчаянную песню о Страшном суде, и лежали донышком книзу рваные картузы, и падали, как листья, засаленные карбованцы, и глядели из картузов трепаные гривны.
Ой, когда конец века искончается,
А тогда Страшный суд приближается...Страшные, щиплющие сердце звуки плыли с хрустящей земли, гнусаво, пискливо вырываясь из желтозубых бандур с кривыми ручками.
— Братики, сестрички, обратите внимание на убожество мое. Подайте, Христа ради, что милость ваша будет.
— Воззрите на сироток, православные граждане, добрые люди... Слепому... Убогому...
Черный, с обшитым кожей задом, как ломаный жук, цепляясь рукавицами за затоптанный снег, полез безногий между ног. Калеки убогие выставляли язвы на посиневших голенях, трясли головами, якобы в тике и параличе, закатывали белесые глаза, притворяясь слепыми. Изводя душу, убивая сердце, напоминая про нищету, обман, безнадежность, безысходную дичь степей, скрипели, как колеса, стонали, выли в гуще проклятой лиры.
— Вернися, сиротко, далекий свит зайдешь...
Роман «Белая гвардия»
Ой, когда конец века искончается,
А тогда Страшный суд приближается...* * *
— Вернися, сиротко, далекий свит зайдешь...
Эти несколько строчек из двух песен, исполняемых лирниками-слепцами в сцене чествования Петлюры в Софийском соборе Города в декабре 1918 года в романе «Белая гвардия», Михаил Булгаков взял из народного украинского фольклора. Эти духовные стихи на украинском языке были опубликованы в 1906 году в Киеве в сборнике Порфирия Демуцкого (певческой книге со старинными песнопениями лирников). Стоит отметить, что в то время не существовало установленных правил правописания на украинском языке, поэтому текст песен, приведенный ниже, может показаться безграмотным современному читателю, как русскоязычного, так и украиноязычному. В этом сборнике песни лирников приведены вместе с нотами, и пометами, где (в каком селе, какой волости, уезда, губернии), когда и от каких исполнителей они слышаны и записаны.
Архангелу Михаилу (Страшный судъ)
(исполнялся на два голоса — moderato и maestoso)Ой, когда конецъ вика искончаеться,
А тогда страшный судъ прыблыжаеться.
Ой, восплачмо мы вси, возрыдаймо,
А на безсмертный часъ розмышляймо!
А когда прыйде часъ — прыйде время,
А последнее наше житіе,
Тогда зѣло земля потрясеться,
А сонце й мисяцъ предминыться,
А сгашіи звизды зъ ниба сойдутъ,
Церковнніи престолы разрушаться,
Небеса же во трубы возбѣжаться;
Тогда билый камень распадеться,
Тогда страшный судъ воздвигнеться!..
А протечутъ рикы огненніи,
Пожрутъ всю тварь земляную
А у тую пропасть проклятую…
Ой тогда здесь никого не буде,
Тилькы нас самъ Іисусъ Хрыстосъ судыть буде!
Архистратигъ Михаилъ зъ неба сойде,
На высоку гору онъ взойде,
Въ семигласную трубу вострубыть,
А всихъ мертвыхъ одъ гробовъ возбудыть:
«А встаньте вы, хрыстолюбцы мои.
Прыступайте вы ажъ до царствія!
Которымъ царство уготованное,
Которымъ мѣсто слидованное.
Праведніи души по правой рукѣ,
А грешніи души воз’ лѣвой рукѣ!»
Праведьніи стоять, веселяться,
А грешніи стоять, все смутяться…
Про что Господь гришныхъ проклынае,
А прочь видъ себе одсылае
«А йдыть вы одъ мене, проклятіи,
Которымъ пекло уготоване!
Горятъ вамъ огни невгасыміи…»
Праведни идуть — все стихы поють,
А гришніи идуть — горько плачуть.
Про що отца и неньку проклынають:
«Охъ, проклятъ тотъ часъ, тая й годына,
Въ котру насъ отецъ-маты породыла!
Чомъ насъ маленькыми не навчыла,
До Божого дому не водыла,
Божіихъ молитвъ не навчыла?
А мы в Божіимъ дому не бывалы,
Земніихъ поклоновъ не вбывалы,
Божіихъ молитовъ не слыхалы,
За постъ, за молитвы не ставалы,
Вечерни вси по улыцяхъ згулялы,
А утрени въ постеляхъ пролежалы,
Службы въ конце стола проседилы,
Царя Небеснаго прогнивылы…»
Охъ услышь, услышь, Господь Савваофъ!
А помилуй насъ, Самъ Іисусъ Хрыстосъ!
А самъ изъ Девы народився,
Въ Іорданной ричци окристывся,
А за наши души гришніи,
А въ безсмертный гробъ положився,
А въ третий день воскресывся.
Воскресывся въ свитлому воскресеніи,
А вознесся во свитлому вознесеніи,
А за наши души рады спасенія!Сыритка
(исполнялся andante)Дывная годына одъ Бога настала,
Не идна сыритка одъ матынкы д’стала…
Зашумылы горы, затренилы рикы,
Ой, померла маты, засталыся диты…
Теперъ же вы, диты, сыроты на викы!
Отець жону найде, буде въ пари жыты;
Бидніи сыроты а пидуть служыты.
Котори, большіи — будутъ работаты;
Котріи маліи — будутъ пропадаты.
Отецькій сынъ робыть, — робота спишытся;
Сырота хоть робыть — робота ни за-що:
Мачуха говорыть: сырота — ледащо!
Та пишла сыритка по свиту блукаты —
Ридньой матинкы своеи шукаты.
Господь зустричае, — ставъ ійи пытаты:
«Куды йдешь, сыритко»? — «Матинкы шукаты». —
«Верныся, сыритко, далекый свитъ зайдешъ,
Ты своеи матинкы до вику не знайдешъ,
Бо твоя матинка на высокій гори
Спочывае вона у гробовимо доми»…
Та пишла сыритка на той гробъ плакаты,
К нейи обизвалась ійи ридняя маты:
«Ой, и хто то плаче на мойому гроби?»
— «А це ж я, матинко: приймы мене къ соби!»
— «А якъ тяжко-важко сонце зъ неба зняты,
А ще гирше тяжче тебе къ соби взяты.
Нема тутъ, сыритко, ни исты ни пыты,
Бо приызволывъ Господь въ сыри земли гныты.
Пишла бъ ты, сыритко, мачухы впросыла,
Чы не змылувалась бъ, головоньку змыла».
А злая мачуха головкы не змыла.
Нещасній сыритци здоровья вмалыла…
«Пышлабъ ты, сыритко, мачухы впросыла,
Чы не змылувалась бъ сорочку пошыла».
А злая мачуха сорочкы не сшыла,
Бидныю сыритку на смерть нарядыла…
Изсылае Господь Ангелы изъ неба:
«Ступай же сыритко до ясного неба;
А якъ же будышъ Бога волаты,
Будешь со святыми в неби царствуваты.
А злая мачуха пекло вготувала
За сыроты диты, що не доглядала.
Розверзеться пекло — тамъ буде гориты
За сыроты диты: не вмила глядиты».