Вернуться к Пастырь (первая черновая редакция пьесы «Батум»)

Картина восьмая

Сцена ареста1. Ночь в квартире Дариспана. За столом сидит Сталин, что-то пишет на клочке бумаги. Лампа. Потом стук. Сталин прислушивается. Появляется голова Дариспана в дверях.

Дариспан. Это [Коция] Константин...

Сталин. Ага...

Дариспан уходит. Входит Коция.

Сталин. Ну, что?

Константин. Фу, устал. Прямо руки оттянул. Тяжелые.

Сталин. Закопал?

Коция. Похоронил. Наш могильщик похоронил в кукурузе. Он хороший специалист... Но, понимаешь, Сосо, я клянусь Богом, в жизни не видел таких беспокойных людей, как эти жандармы. Такие вредные люди, прямо невозможно работать. Они за моим фаэтоном ударились?

Сталин. Когда на кладбище везли?

Коция. Нет, когда обратно ехал. Вообще они такую суету вызвали в нашей жизни, что немыслимо.

Сталин. Надо и в их положение входить, им тоже надо посочувствовать. (Пишет.) Жалованье получают за это, пускай работают.

Коция. У меня последнее время даже какие-то предчувствия появились мрачные.

Сталин. Предчувствия иногда обманывают. Они не всегда верные.

Пауза.

Коция. Сосо, опять тебе надо завтра квартиру менять. Они теперь за тобой, как за зверем, будут идти, ни за что не успокоятся.

Сталин. Завтра переменим. Самое главное, что типография на месте.

Коция. Надо, Сосо, надо менять место. Не нравится мне Кединский переулок.

Сталин. Завтра подумаем.

Коция. Я пойду в кухню поесть. (Уходит.)

Пауза. Потом стук. Смутно голос.

Дариспан. К тебе какой-то старик пришел, говорит, что твой хороший знакомый...

Сталин. Как его зовут? А, да. Его можно пустить. Я его знаю.

Дариспан (в двери). Он дома. Входи, пожалуйста.

Входит Реджеб.

Сталин. Здравствуй, Реджеб!

Реджеб. Здравствуй. Я к тебе пришел.

Сталин. Ну, тогда садись, будь гостем.

Реджеб садится. Молчит.

Что скажешь приятного?

Реджеб молчит.

Помолчать со мной пришел?

Молчание.

Ну, помолчи еще.

Молчание.

Ты так, старик, вздыхаешь, что я заплакать могу. Скажи хоть слово! Зачем меня мучаешь? Для чего пришел? Какое горе тебя терзает?

Реджеб. Я вчера важный сон видел.

Сталин. Какой сон?

Реджеб. Понимаешь, будто бы в Зеленый Мыс к нам приехал царь Николай.

Сталин. Зачем?

Реджеб. На дачу, конечно. И, понимаешь, стал купаться. Снял мундир, брюки, сапоги, все положил на берегу, намылился и полез в море. А мы сидим с тобой на берегу и смотрим, и ты говоришь: «Он хорошо плавает», а я говорю: «Как он голый пойдет, если кто-нибудь его мундир украдет?», а он, понимаешь, поплыл и утонул. Мы с тобой побежали, кричим всем, что царь потонул, и весь народ обрадовался.

Сталин. Хороший сон. Так ты для того из Салибаура шел в Батум, чтобы мне сон рассказать?

Реджеб. Нарочно для этого и шел.

Молчание.

Сталин. Хороший сон. А чтобы он такое значил, я не понимаю.

Реджеб. Значит, царя не будет, ты всю Абхазию освободишь.

Молчание.

Я тебе скажу, что никакого сна я не видел.

Сталин. Я же знаю, что ты не видел.

Реджеб. Я потому сон рассказывать стал, что не знаю, что тебе сказать, сижу, а выговорить не могу. Меня к тебе старики послали, чтобы ты одну тайну объяснил.

Сталин. Какую?

Реджеб. Слушай меня, Сосо. Я старик, и ты на меня не обижайся. Все тебя уважают. Рабочие любят, говорят — мадзгвари. Мы, абхазцы, бедные и знаем, что ты нам хочешь помочь. Мы знаем, что ты по ночам печатаешь. Ведь печатаешь?

Сталин. Да.

Реджеб. А когда ты их в ход пустишь?

Сталин. Что?

Реджеб. Фальшивые деньги. У нас долго ломали голову старики: что человек тайно печатает по ночам? Один старик догадался — фальшивые деньги. И мы все смутились. Говорят, хороший человек, но, понимаешь, мы ему деньги помогать печатать не можем. Меня послали, говорят, он тебя знает. Ты найди его в городе и непременно узнай, зачем печатает. Что, он будет раздавать их народу? Когда будет раздавать?..

Сталин. Коция!..

Коция. Что?

Сталин. У тебя есть с собой хоть одна прокламация?

Коция. Один листок есть.

Сталин. Дай-ка его мне.

Коция отдает листок, выходит.

Вот видишь: эти листки печатаем. Краски нет. Это не деньги. Приходится печатать вот зачем. Народу живется очень худо, и чтобы его поднять против царя, нужно, чтобы все знали, что худо. Ну, если мы начнем по дворам ходить и говорить «худо живется, худо живется», они меня, понимаешь ли, в цепи закуют. А так мы разговариваем со всеми2... Вот... И всё. А деньги мы не печатаем. Это народу не поможет.

Реджеб (поднимаясь). До свидания. Прости за то, что я тебе заниматься помешал. Ц... ц...

Сталин. А ты сделай мне одолжение, покажи эту бумажку вашим и объясни.

Реджеб. Хорошо, хорошо, хорошо. (Качает головой, вздыхает.) Ц... ц... (Идет к дверям, останавливается.) Одно жалко, что ты не мусульманин!

Сталин. А почему?

Реджеб. Ты прими обязательно. Я тебе советую. Если примешь, я за тебя выдам семь красавиц. Ты человек бедный, ты даже таких не видел. Одна лучше другой!

Сталин. Мне сейчас, знаешь ли, некогда жениться, много дела есть.

Реджеб. Потом, когда все устроишь, тогда женим. Прими мусульманство.

Сталин. Подумать надо.

Реджеб. Обязательно подумай... Прощай. Ц... ц... фальшивые деньги... Аллах, Аллах... Ой, как неприятно! (Уходит.)

Сталин садится к столу читает.

Коция. Этот гимназист пришел... которого ты звал.

Сталин. Очень хорошо...

Коция. Вот товарищ Сосо...

Вано. Я думал, что вы пожилой...

Сталин. Я тебя тоже не знал, но знал, что ты молодой... гимназист... Ты в шестом классе?

Вано. В шестом.

Сталин. Садись, пожалуйста... папироску закури... Я тоже был в шестом классе, но у нас в семинарии, понимаешь, другое разделение... Кроме того, в силу некоторых причин, я не кончил курс. Работает кружок?

Вано. Работает.

Сталин. Сколько вас человек?

Вано. Десять человек. Старшие классы.

Сталин. Ну, конечно, не приготовишки. Те упорно от занятий политикой отлынивают. Впрочем, они еще наверстают. Время у них есть. У вас, конечно, месамедасисты работали раньше?

Вано. Да.

Сталин. Ну, это потеря времени. Кабинетные люди. Можно в ступе воду толочь, получится тот же результат. Ты читал статью Ноя Жорджания в «Квали»?

Вано. Читал.

Сталин. Ну к чему будет годен человек, воспитанный такой литературой!.. Ты, как человек умный, понимаешь это, конечно...

Дариспан (внезапно вбежав). Пастырь, беги!..

Константин. Сюда?..

Сталин (приподнявшись, поглядев в окно). Поздно... (Надевает пальто, садится.)

Вано. Лампу, может быть, потушить?

Сталин. Что ты! Ни за что! Сиди спокойно, спокойно, слышишь? Меня ты видел в первый раз здесь, не знаешь, как зовут. Я безработный, пришел уроки просить, а тебя Канделаки привел...

[Появляются двое городовых через другую дверь.] Стук во все двери. Дариспан открывает в кухне. Константин — наружный вход. Городовые, жандармы, затем околоточный и Ловен. Кадиков.

Ловен. Оставайтесь на местах.

Входит Зейдлиц, кладет портфель на стол, садится.

Зейдлиц3 (Ловену). Прошу, полковник, приступать к обыску. Сколько комнат в квартире?

Околоточный. Три и галерейка.

Ловен. Начинайте. (Уходит в соседнюю комнату.)

Начинается обыск.

Зейдлиц. Кто хозяин квартиры?

Дариспан. Я.

Зейдлиц. Обыщите его.

Дариспан. Я ничего не украл. Зачем в карманах шарите?

Кадиков говорит по-грузински Дариспану. Дариспан отвечает по-грузински.

Зейдлиц (Кадикову). Переведите.

Сталин. Я могу перевести. Он говорит, что не хочет разговаривать с этим шпионом.

Зейдлиц (пристально и долго смотрит на Сталина, обращается к Дариспану). Кто такой?

Дариспан. Паяльщик на заводе Манташева.

Зейдлиц. Имя?

Дариспан. Дариспан Дерахвелидзе.

Кадиков. Он — Дерахвелидзе.

Зейдлиц. Паспорт. (Обращается к Канделаки.) Ваше имя?

Канделаки. Константин Виссарионович Канделаки.

Зейдлиц. Ваш паспорт.

Канделаки. Не захватил с собой документ.

Зейдлиц. Напрасно. Впрочем, мы кое-что о вас уже слышали.

Канделаки. Не знаю, что.

Зейдлиц. С течением времени узнаете. (Вано.) А вы, молодой человек?

Вано. Я Вано Ромишвили.

Зейдлиц. Чем занимаетесь?

Вано. Ученик шестого класса батумской гимназии.

Зейдлиц. Скажите! Никак нельзя этого подумать, глядя на вас. Что же, вам, надо думать, не нравится императорская форма, присвоенная воспитанникам средних учебных заведений? Или выгнали?

Вано. Нет, не выгнали.

Зейдлиц. Ну, это не уйдет. Скоро выгонят. Ваш билет.

Вано подает билет.

Зейдлиц. Надо полагать, что вы делаете большие успехи в науках, по всему видно. Утешение родителям будете.

Сталин. Я сперва вас принял за жандармскою офицера, но вы, по-видимому, классный наставник?

Зейдлиц (пристально и долго поглядел на Сталина, обращается к Вано). Как на сходку сюда попал?

Вано. Какая сходка?.. Я не понимаю.

Канделаки. Сходка?

Зейдлиц (Вано). Не валяй дурака. Зачем пошел и эту квартиру? Шел, шел и зашел? С хозяином знаком?

Вано. Нет, я в первый раз здесь...

Зейдлиц. Страннейшая история! Незнакомая квартира на окраине... На огонек, что ли, к незнакомому человеку?

Канделаки. Я его привел...

Городовой осматривая буфет, уронил и разбил тарелку.

Сталин (в это время Канделаки). Я безработный, уроков ищу.

Зейдлиц (Ловену). Нельзя ли, полковник, чтобы люди поаккуратней работали?

Ловен (городовому). На три суток! Орясина!

Зейдлиц (Канделаки). Зачем?

Канделаки. Вот приехал без работы, ищет уроков...

Зейдлиц. А, интеллигентный человек!.. Это приятно.

Ловен (городовому). Печку осмотри!

Зейдлиц (Вано). Почему в цивильном платье?

Вано. Я пальто распорол под мышкой...

Зейдлиц. Надо было маме сказать. Она бы зашила. Чье пальто?

Вано. Брата моего Иосифа Ромишвили.

Зейдлиц. Так. (Пишет.)

Ловен (городовому). Пепел есть?

Городовой. Никак нет, ваше высокоблагородие!

Ловен (рассматривая книжку, взятую со стула, Дариспану). Твоя книжка?

Дариспан. Нет.

Сталин (Трейницу). Это моя книжка. «Философия природы» Перевод Чижова.

Ловен. Гегель. (Подает книжку Трейницу.)

Зейдлиц (Сталину). Изучением философии занимаетесь? (Ловену.) Смешанное общество в Кединском переулке. Манташевский паяльщик (указывая на Канделаки), один без определенных занятий, подозрительный гимназист и философ... (Сталину.) Ну-с, итак, с кем имею удовольствие разговаривать?

Сталин. Должен сказать, что у меня этого удовольствия нету.

Кадиков (внезапно, Зейдлицу). Ваше высокоблагородие, покорнейше вас прошу, чтобы я с ним не разговаривал. Убедительно прошу.

Зейдлиц. Что это значит?

Кадиков. Он ругатель. Язык у него. Он что-нибудь мне такое скажет... Я человек тихий.

Зейдлиц. Это глупости! (Сталину.) Имейте в виду, что мы вас выучим разговаривать. В тюрьме научу!

Сталин. Если я за что-нибудь попал бы в тюрьму, я и совсем неразговорчивым, может быть, стал бы...

Зейдлиц. Чаще бывает наоборот... Паспорт!

Сталин. Я, к сожалению, потерял паспорт.

Зейдлиц. О, это неосторожно! Очень, очень неосторожно. Как же мы теперь узнает, кто вы такой! Ай-яй-яй! Но раньше этого вот что: вы были девятого марта у здания казарм в толпе, произведшей беспорядки?

Сталин. Девятого марта?.. А... Это когда солдаты убили четырнадцать ни в чем не повинных рабочих, а пятьдесят ранили. Нет, я не был и этого гнусного зрелища не видел.

Зейдлиц. Не извращайте факты. Толпа, подстрекаемая агитаторами, бросилась на солдат, и те были вынуждены пустить в ход оружие.

Сталин. Кому в голову из безоружных рабочих придет на вас броситься? Вы сами бросаетесь на людей — невооруженных. Они пришли просить освободить их арестованных товарищей, ни в чем не повинных и взятых только за то, что они защищали свое человеческое право на скудную жизнь, а вы их перебили живодерски как собак... Нет, я не был при этом.

Зейдлиц. Здесь не митинг. Прекратите агитацию? Так не были? А где же вы были девятого марта?

Сталин. Я вовсе не был в Батуме в это время.

Зейдлиц. Да что вы! А вас, между прочим, видели. (Кадикову.) Видел? Он вас видел!

Сталин. Зачем вы ему верите? Он же какой-то кривой на один глаз, этот сыщик.

Кадиков (грустно улыбнувшись). Я — кривой...

Зейдлиц. Берегитесь! Ой, берегитесь! Не сметь так разговаривать. Сильно поплатитесь! Когда же вы приехали в Батум?

Сталин. Пятнадцатого марта.

Зейдлиц. Ах так? А до пятнадцатого где были?

Сталин. В Гори.

Зейдлиц. Ага, ага... Так кто же вы такой?

Сталин. Сперва позвольте узнать, кто вы такой?

Зейдлиц. Извольте-с. Отдельного корпуса жандармов ротмистр Зейдлиц.

Сталин. Дело не в фамилии, а я хочу знать, чем вызвано это вторжение вооруженных в мирную рабочую квартиру, где нет никаких преступников?

Зейдлиц. Наружность часто бывает обманчива.

Сталин. Да, но бывает и так, что наружность совершенно соответствует внутреннему содержанию...

Кадиков. Сейчас про меня что-нибудь скажет! Обязательно.

Сталин. Нет, не только про вас...

Зейдлиц. Я рад, что вы разговорились. Видно птицу по полету. Ну что же, у нас найдется место и для такого. И очень далеко отсюда. (Вано.) Как его зовут?

Вано. Я этого человека в первый раз вижу.

Зейдлиц. А хотел уроки ему дать. Хорош, наверное, преподаватель. (Сталину.) Где вы остановились в Батуме?

Канделаки. Он у меня остановился.

Зейдлиц. Я вас не спрашиваю. Где проживаете? На Пушкинской улице без прописки?

Канделаки. Как его пропишу? Он паспорт потерял. Работы нет. Я приютил...

Зейдлиц (Дариспану). Ты знаешь его?

Дариспан. Нет. Он в первый раз пришел... безработный...

Зейдлиц. Правительство его величества найдет ему работу. В Сибири ее много. Ну, мне это надоело. (Сталину.) Кто вы такой?

Сталин. Что вы на меня кричите? Я отвечать не буду!

Зейдлиц. Ответы ваши больше не нужны. Три месяца ищем вас, господин Джугашвили. Ввиду того, что у вас отшибло память, могу вам сказать и откуда вы. Из города Гори. И зовут вас Иосиф Виссарионович. (Ловену.) Все, полковник?

Ловен. Все.

Зейдлиц. Все арестованы. (Указывая ни Сталина.) К нему казаков. (Жандарму.) Глаз не спускать!

Сталин. Гегеля тоже арестовали? К нему надо целый полк казаков приставить, а то убежит...

Кадиков. Ах, язык какой!.. Ах...

Вбегает жена Дариспана, бросается к нему, что-то говорит по-грузински.

Ловен. Отойди, отойди, матушка!..

Зейдлиц. Убрать ее. Что говорила?

Кадиков. Волнуется.

Сталин. Когда вас видят, все волнуются.

Зейдлиц. Еще одну дерзость скажете, велю связать!

Сталин. Нет. Беззаконие. Не оказываю сопротивления, не имеете права.

Зейдлиц. Марш.

Арестованных выводят. Занавес.

Примечания

1. Вписано красным карандашом: Картина VII.

2. Авторская вставка в скобках: Материал для прокламации (?) Б.Д., стр. 41.

3. Исправлено на «Трейниц».