3.1. Коммуникативное событие (КС) как единица сопоставительного анализа

Предопределенность отбора говорящим языковых средств для адекватного выражения своей мысли, как известно, задается всей ситуацией общения, понимаемой в данном случае предельно широко и соотносимой с основными составляющими иллокутивной силы в модели описания речевого жанра Т.В. Шмелевой (см. С. 38—39 диссертации). Ориентация участников общения на ситуацию предписывает подобную перспективу исследования также и лингвисту и предопределяет полную невозможность адекватной интерпретации функционирования речевых средств вне контекста их употребления. В связи с этим совершенно закономерно встает вопрос о выборе единицы сопоставительного анализа, удовлетворяющей данным требованиям. В качестве такой единицы в настоящей работе выступает «коммуникативное событие» (КС).

Сегодня особое внимание лингвистов привлечено к понятию текста: основным его характеристикам и закономерностям его порождения. В качестве особых и очень актуальных на сегодняшний день проблем выступают проблема бытования текста в сфере спонтанной устной речи (и вообще, применимости этого понятия к данной сфере существования языка), а также проблема тематико-смысловой и коммуникативной организации текста. Текст предпочитают рассматривать в динамическом аспекте: в процессе его порождения и развития. В соответствии с этой тенденцией находится и точка зрения, представляющая текст в качестве основной единицы дискурса, основной единицы коммуникации. В свою очередь, дискурс — это «не то же самое, что тип текста». Это «воплощенное в речи мироощущение и жизненная позиция» [Жолковский 1991:32].

«Мы говорим нормально не разрозненными словами, а предложениями и текстами, и наша речь покоится на ситуации» (Г. Вайнрих, цит. по [Шмидт 1986:94—95]). Слова «текст покоится на ситуации» означают, что «текст провоцируется ею и ее отражает, но происходит это не непосредственно, а через восприятие ситуации автором текста и через ее отражение в сознании автора» [Красных 1998:55]. Сам язык понимается при этом как «поверхностная структура, в которой с помощью текстов фиксируется модель мира, которую мы несем в своем сознании» [Тураева 1994:105]. В этом отношении текст представляет собой «предикативную единицу» [Красных 1998:55]¹.

В настоящей работе текст будет пониматься расширительно, как реальная организация речевого замысла, что позволит рассматривать в качестве текстовых образований, в том числе, и разговоры [Сиротинина 1994:105].

В основе любого текста заложен концепт, являющийся как необходимым условием возникновения текста, так и, с другой стороны, конечной целью при его восприятии ([Красных 1998:55]; см. также [Колесов 1997]). Концепт воплощает в себе интенцию, создаваемую, наряду с мотивом, самой ситуацией. Отражение ситуации в концепте может быть представлено на следующей схеме [Красных 1998:57]:

Ситуация

↓

мотив → интенция как воплощение мотива

↓

концепт как воплощение интенции

Под ситуацией понимается «фрагмент объективно существующей реальности, частью которой может быть и коммуникативный акт, включающий в себя ряд конкретных речевых актов». Мотив представляет собой «психическую реакцию» на ситуацию, в отличие от интенции — реакции психолингвистической и, вместе с тем, — и психолингвистическим воплощение самого мотива. Соответственно, концепт есть «воплощение интенции как некоторой психолингвистической категории» [Красных 1998:56]. Если же подходить к тексту с содержательной точки зрения, то под концептом логично понимать глубинную смысловую структуру текста, «являющуюся воплощением интенции и — через нее — мотива деятельности автора, приведших к порождению текста» [Красных 1998:56—57].

Если текст представляет собой основную единицу дискурса, то вычленяется он в дискурсе благодаря своим формально-содержательным структурным параметрам: текст начинается «репликой, не имеющей вербально выраженного стимула, и заканчивается последней вербально выраженной реакцией на стимул (вербальный или невербальный)» [Красных 1998:55].

Дифференциальные признаки текста представляют собой три единства: тематическое, коммуникативное и структурное. Каждое из этих единств находит свою реализацию в «текстообразующих категориях» [Красных 1998:56], каждая из которых образуется некоторым набором компонентов.

При порождении текста концепт предопределяет его смысловое строение, а через него — и логическое (то есть «последовательность и структуру представления смысловых элементов в процессе развертывания текста» [Красных 1998:53]. Он также задает и «коммуникативную целенаправленность» текста. «Репертуар языковых средств» диктуется вкупе логическим строением текста и его целенаправленностью [Красных 1998:60]. Набор языковых средств отражает как замысел автора, так и «тип» адресата («реципиента» в терминологии В.В. Красных) (ср. фактор автора и фактор адресата у Т.В. Шмелевой [Шмелева 1995]).

При восприятии текста реципиент движется в обратном направлении: от текста к концепту. Непременным условием адекватного восприятия текста является знание всей конситуации в целом, которая охватывает отношения как на поверхностном, так и на глубинном уровнях:

на поверхностном уровне — все виды контекста (микро-, макро-, контекст — тень);

на глубинном уровне (это смысловые и логические структуры, коммуникативная направленность) — общий фонд знаний автора и реципиента (пресуппозиция)².

Условно можно выделить три уровня значения текста и соответственно — три уровня его восприятия: поверхностное, глубинное и смысловое, которым при порождении текста соответствуют три степени адекватности выражения концепта. При этом необходимо разграничивать два термина «значение» и «смысл». В настоящей работе принято следующее понимание этих терминов:

Значение фиксируется в языковых единицах (то есть оно ориентировано на средства языка). «Значение есть отображение предмета действительности (явления, отношения, качества, процесса) в сознании, становящееся фактом языка вследствие установления постоянной и неразрывной его связи с определенным звучанием, в котором оно реализуется; это отображение действительности входит в структуру слова (морфемы) в качестве его внутренней стороны (содержание)» [Ахманова 1969:160].

Смысл всегда представляет собой комплекс значений, рождается из соположения языковых единиц и текстовых фрагментов. «Это то содержание (значение), которое слово (выражение, оборот речи и т. п.) получает в данном контексте употребления, в данной конкретной речевой ситуации» [Ахманова 1969:434].

Поскольку в настоящей работе рассматриваются речевые партии персонажей, основное внимание направлено на приемы создания в тексте иллюзии реальной коммуникации, в которой реализуется определенная коммуникативная цель/цели участников общения. Реальная коммуникация по своей сути политематична и, с этой точки зрения, может рассматриваться как макротекст, составленный из относительно завершенных (в целевом и тематическом отношении) и относительно самостоятельных отрезков коммуникации, точнее, — их «цепей», «в которых одно звено порождает другое» [Богуславская 1994:148]. Эти относительная завершенность и самостоятельность данных единиц коммуникации обусловлены тем, что в их рамках «реализуется (или исчерпывается при попытке реализации) самостоятельная коммуникативная цель, рассматриваемая участниками общения как отдельная или коммуникативно-образующая» [Богуславская 1994:148]. Именно такой отрезок коммуникации и может быть принят за основную единицу ее описания — коммуникативное событие (КС).

«Коммуникативное событие — относительно самостоятельная единица деятельности общения. Продуктом этой деятельности является относительно целостный текст. Регулянтом этой деятельности выступает коммуникативная ситуация, так как именно коммуникативная ситуация (при всех различиях в дефиниции этого понятия) представляет собой динамический комплекс факторов, вызывающий и направляющий общение» [Богуславская 1994:149].

Понятие «КС» приложимо и к диалогической, и к монологической речи. Примерами диалогического КС могут служить отдельный разговор, посвященный отдельному предмету общения, или часть длительной беседы с меняющимися предметами речи, которая, тем не менее, связана с одним предметом коммуникации и в других условиях может быть реализована как отдельный разговор. Границы КС внутри продолжительных диалогов отмечены паузами или с помощью вербальных средств (например, «Я хотел поговорить с вами еще по одному вопросу») [Богуславская 1994:148].

В качестве примеров КС в речи монологической приводят официальное приветствие/поздравление + реакцию на них или доклад + выступления в прениях + заключительное слово докладчика. Диалогическое КС обладает более разветвленной и сложной структурой, чем монологическое. В структуре диалогических КС различают:

1) отдельные речевые действия (речевые акты) (ситуативная единица — субситуации речевых действий / речевых актов; текстовый эквивалент — реплики диалога);

2) фрагменты КС из двух или нескольких речевых действий (ситуативная единица — субситуации фрагментов КС; текстовый эквивалент — диалогические единства); и, как результат первого и второго, — цепь КС (ситуативная единица — макроситуации цепей КС, текстовый эквивалент — макротекст)³ [Богуславская 1994:148].

Между диалогом и монологом существуют различия не только структурного, но и содержательного порядка: «монологические и диалогические тексты различаются на уровне концепта» [Красных 1998:57]. В отличие от монолога, в диалоге участвуют несколько коммуникантов, у каждого из которых — своя коммуникативная программа, тактика и стратегия коммуникации. У каждого коммуниканта реализуется свой концепт, появляется свой мотив порождения текста. Если участники диалога заинтересованы в коммуникации, они стремятся создавать один текст, отражающий единую ситуацию общения, в противном случае — они создадут параллельные тексты. В нормальном случае, то есть когда участники диалога настроены на кооперативное взаимодействие, один из них является доминирующим (то есть берет на себя роль автора текста), а другой выполняет роль реципиента. Эта роль не предполагает обязательной пассивности коммуниканта: он может весьма активно участвовать в диалоге. Критерий, по которому определяется доминирующая роль одного из участников общения, лежит в другой плоскости: он связан с тем, «чей концепт в данный момент развертывается в тексте» [Красных 1998:58]. Так, в вопросно-ответном единстве доминирующая роль принадлежит тому, кто «задал вопрос с неизвестным, задающим тему текста» [там же, с. 58], то есть реализуется концепт спрашивающего. Но если вопрос уточняет тему текста, то в тексте продолжает разворачиваться концепт автора первой реплики.

Изложенный выше материал приводит к выводу, что понятие «коммуникативное событие» наиболее плодотворно использовать при анализе текстов, отражающих диалоговое взаимодействие коммуникантов. Применительно к ситуации художественного текста это, прежде всего, — драма, ибо она использует диалог в качестве основного средства раскрытия характеров и развития сюжета. В прозаическом же произведении относительно самостоятельному отрезку диалога в драме, квалифицируемому как КС, может соответствовать текстовый фрагмент, как включающий в себя элементы диалогического общения, так и лишенный их. Поэтому в качестве единицы прозаического произведения, соотносимой с коммуникативным событием в жанре драматургии, следует признать фрагмент текста, на протяжении которого развивается аналогичная драматургическому варианту тема. В противном случае фон (т. е. авторское описание ситуации общения и сопровождающих ее факторов (в том числе и поведения персонажей)) окажутся за границами проводимого анализа.

Хотя основной базой выделения КС и является тема, нужно учитывать тот факт, что на нее всегда наслаивается определенная целевая установка (интенция). Именно в соответствии с целеустановкой фрагмента текста В. Кожинов выделил основные компоненты композиции произведения⁴: динамическое повествование, статическое описание или характеристика, диалог, монолог (в том числе и внутренний), письмо персонажа, авторская ремарка, лирическое отступление и т. п. Последовательность этих «относительно самостоятельных форм (или способов) литературного изображения и создает художественное произведение.

«Простейшие единицы композиции» соединяются в более сложные и крупные компоненты: портрет, пейзаж, разговор и т. п. Они, в свою очередь, являются составными частями еще более крупной единицы — сцены, на протяжении которой выдерживается «единый ракурс изображения, одна точка зрения — автора или какого-нибудь персонажа» [Кожинов 1964:433—434].

Тесное сосуществование в рамках КС и темы, и определенной интенции, следовательно, не исключает выделение КС в рамках одного текста и по принципу целеустановки. Там, где тема и интенция совпадают в своих границах, создается впечатление, что в рамках данного фрагмента текста развивается одна тема. Если же в некотором отрезке текста представлено несколько тем, объединенных одной интенцией (установкой), или при развертывании одной темы реализуются несколько интенций, тогда при членении текста на первый план выступает интенция.

Таким образом, в качестве основной единицы предлагаемого здесь сопоставительного анализа речевых партий персонажей романа и пьесы (применительно к драматургическому варианту) выступает КС и соответствующий данному КС отрывок из текста романа, что позволяет наиболее полно реализовать заявленный в первой главе настоящего исследования ситуативный подход к анализу языкового материала и наиболее адекватно интерпретировать произведенные Булгаковым изменения в языковой ткани речевых партий избранных нами героев.

Примечания

1. Предикация есть «вербальный акт, с помощью которого автор интерферирует («вписывает») в окружающую действительность отраженную в его сознании картину мира» [Красных 1998:55].

2. Каждый коммуникант обладает своим индивидуальным когнитивным пространством (НКП). Именно на пересечении НКП разных коммуникантов и образуется «зона «общих» знаний и представлений, актуальная здесь и сейчас», то есть — пресуппозиция. [Красных 1998:62]. И ситуация, и ИКП участников коммуникации связаны отношениями взаимообусловленности: ситуация создает мотив и определяет интенции порождения текста с учетом ИКП коммуникантов и в соответствии с ними. ИКП, в свою очередь, обусловливают восприятие ситуации и предопределяют характер мотива и интенций [Красных 1998:62].

3. Макротекст в таком понимании соответствует понятию дискурса в терминологии У. Чейфа [Красных 1998:59].

4. Под компонентом композиции В. Кожинов понимает «такой элемент, отрезок произведения, в рамках которого сохраняется одна определенная форма (или один способ, ракурс) литературного изображения» [Кожинов 1964:433].