Вернуться к Ю.П. Любимов. Сценическая адаптация «Мастера и Маргариты» М.А. Булгакова

Акт третий

Мастер. И ночью при луне мне нет покоя... Зачем потревожили меня? О боги, боги!

Воланд. Ну, теперь все ясно.

Бегемот. Совершенно ясно. Теперь главная линия этого опуса ясна насквозь.

Воланд. Ну, Маргарита, говорите же все, что вам нужно.

Мастер. Нет, поздно. Ничего больше не хочу в жизни, кроме того, чтобы видеть тебя. Но тебе опять советую: оставь меня, ты пропадешь со мной.

Маргарита. Нет, не оставлю. (Воланду.) Прошу опять вернуть нас в подвал в переулке на Арбате, и чтобы лампа загорелась, и чтобы все стало, как было.

Мастер. Ах, не слушайте бедную женщину, мессир! В этом подвале уже давно живет другой человек, и вообще не бывает так, чтобы все стало, как было.

Воланд. Не бывает, говорите? Это верно. Но мы попробуем. Азазелло!

Свист, вой, на занавесе вылетает человек.

Азазелло. Могарыч?

Могарыч. Алоизий Могарыч!

Азазелло. Это вы, прочитав статью Латунского о романе этого человека, написали на него донос, что он хранит нелегальную литературу?

Могарыч. Да, я.

Азазелло. Вы хотели переехать в его комнаты?

Маргарита (бросается на Могарыча.) Знай ведьму, знай!

Мастер. Что ты делаешь, Марго? Не позорь себя!

Бегемот. Это не позор!

Могарыч. Я ванну пристроил...

Азазелло. Ну вот и хорошо, что ванну пристроил, ему надо брать ванны. Вон!

Могарыч улетает.

Мастер. Меня все равно в больнице хватятся...

Коровьев. Ну чего они будут хвататься. (Рвет историю болезни.)

Азазелло. Нет документа — нет и человека. А вот и ваше имущество, Маргарита Николаевна. (Вручает Маргарите ее вещи.) Нам чужого не надо.

Бегемот. У меня скорее лапы отсохнут, чем я прикоснусь к чужому...

Воланд. Теперь все оставьте меня одного с ними. Так, стало быть, в арбатский подвал? А кто же будет писать? А мечтания, вдохновение?

Мастер. У меня больше нет никаких мечтаний и вдохновения тоже нет. Никто меня вокруг не интересует, кроме нее. Меня сломали, мне скучно, и я хочу в подвал.

Автор. Бедный окровавленный мастер.

Воланд. А ваш роман? Пилат?

Мастер. Он мне ненавистен, этот роман, я слишком много испытал из-за него.

Маргарита. Умоляю тебя, не говори так. Ведь ты знаешь, что я всю жизнь вложила в эту твою работу. Не слушайте его, мессир, он слишком измучен.

Воланд. Но ведь надо же что-нибудь описывать? Если вы исчерпали этого прокуратора, ну начните изображать хотя бы братьев по литературе: Варенух, Латунских, Берлиозов...

Мастер. Не напечатают, да, кроме того, это и не интересно.

Воланд. А чем же вы будете жить? Ведь придется нищенствовать?

Мастер. Охотно, охотно... Она образумится, уйдет от меня...

Воланд. Не думаю. Итак, человек, сочинивший историю Понтия Пилата, уходит в подвал, в намерении расположиться там у лампы и нищенствовать. Я вам скажу, что ваш роман вам принесет еще сюрпризы.

Мастер. Это очень грустно.

Воланд. Нет, нет, это не грустно, ничего страшного. Ну-с, Маргарита Николаевна, все сделано. Имеете ли вы ко мне какую-нибудь претензию?

Маргарита. Что вы, о, что вы, мессир!

Воланд (протягивает ей подковку). Так возьмите же это от меня на память.

Маргарита. Нет, нет, с какой стати?..

Маргарита берет и заворачивает подковку в салфетку.

Маргарита. Благодарю вас... А вот чего я не понимаю... Что же это — все полночь да полночь, а ведь давно уже должно быть утро?

Воланд. Праздничную полночь приятно немного и задержать. Ну, желаю вам счастья.

Маргарита. Прощайте, прощайте!

Воланд. До свидания.

Маргарита и Мастер уходят в глубину сцены — к кресту.

Маргарита. Ах, я потеряла подковку! Боже! Подковка!

Аннушка (на авансцене с подковкой в руках). Или распилить ее на куски?.. Камушки-то можно выковорить и по одному камушку: один на Петровку, другой на Смоленский... И знать ничего не знаю, и ведать ничего не ведаю. (Прячет подковку за пазуху.)

Азазелло. Давай подковку и салфеточку!

Аннушка. Какую-такую подковку-салфеточку? Никакой я салфеточки не знаю. Что вы, гражданин, пьяный, что ли? Ах, подковочку? Так это ваша подковочка?! А я смотрю, лежит в салфеточке, я ее нарочно прибрала, чтобы кто не поднял, а потом — поминай, как звали!

Автор. Что же это с памятью делается, граждане?

Азазелло. Я вам глубочайше признателен, мадам. Мне эта подковочка дорога как память. Мерси, мадам. Ты, старая карга, если когда-нибудь еще поднимешь чужую вещь, в милицию ее сдавай, а за пазуху не прячь! Стерва!

Аннушка. Мерси! Черт...

Бездомный. Скончался, скончался мой сосед... Я так и знал... И я знаю, что в городе скончался еще один человек — эта женщина...