Вернуться к Ю.П. Любимов. Сценическая адаптация «Мастера и Маргариты» М.А. Булгакова

Великий бал у Сатаны

Коровьев. Ничего, ничего, ничего! Надо, надо, надо... Один совет вам, королева. Среди гостей будут различные, ох, очень различные, но никому, королева Марго, никакого преимущества. Если кто и не понравится... И еще не пропустить никого. Хоть улыбочку, хоть словечко. Только — не невнимание, от этого они захиреют...

Бегемот. Я, я, я дам сигнал!

Коровьев. Давай!

Бегемот. Бал!

Бал. На сцене оркестр. Маргарита улыбается дирижеру, машет ему.

Коровьев. Нет мало, мало, он не будет спать всю ночь. Крикните ему: Приветствую вас, король вальсов!»

Маргарита. Приветствую вас, король вальсов! Кто дирижер?

Бегемот. Иоганн Штраус! И пусть меня повесят, если на каком-нибудь балу когда-либо играл такой оркестр. Я приглашал его. И, заметьте, ни один не заболел, ни один не отказался.

Из гроба выходят мужчина и женщина. Они направляются к Маргарите.

Коровьев. Господин Жак с супругой. Рекомендую вам, королева, один из интереснейших мужчин. Убежденный фальшивомонетчик, государственный изменник, но очень недурной алхимик. Прославился тем, что отравил королевскую любовницу.

Бегемот. Мы в восхищении!..

Из гроба выходят гости, они парами и поодиночке подходят к Маргарите.

Супруга г. Жака. Королева!

Г. Жак. Королева!

Бегемот. Мы в восхищеньи!

Коровьев. Граф Роберт по-прежнему интересен. Обратите внимание, королева, как смешно: обратный случай. Этот был любовником королевы и отравил свою жену.

Бегемот. Мы в восхищении, граф!

Маргарита. Кто эта... зеленая?

Коровьев. Госпожа Тофана. Была чрезвычайно популярна среди молодых прелестных неаполитанок, и в особенности тех из них, которым надоели мужья, Ведь бывает же так, королева, чтобы надоел муж...

Маргарита. Да.

Коровьев. Да, так вот, госпожа Тофана входила в положение этих бедных женщин и продавала им какую-то воду в пузырьках. Жена вливала эту воду в суп супругу, тот его съедал, благодарил за ласку и чувствовал себя превосходно. Через несколько часов ему начинало очень сильно хотеться пить, затем он ложился в постель, и через день неаполитанка была свободна, как ветер.

Маргарита. И зачем эта зелень на шее?

Коровьев. Я в восхищеньи! Прекрасная шея, но с ней неприятность случилась в тюрьме. Когда тюремщики узнали, что около пятисот неудачно выбранных мужей покинули Неаполь навсегда, они сгоряча удавили госпожу Тофану.

Госпожа Тофана. Как я счастлива, о добрейшая королева, что мне выпала такая честь...

Маргарита. Я рада.

Коровьев. Фрида! Вот это скучная женщина. Обожает балы, все мечтает пожаловаться на свой платок.

Маргарита. Какой платок?

Коровьев. К ней камеристка приставлена и тридцать лет кладет ей на ночь на столик носовой платок. Как она проснется, платок уж тут. Она уже сжигала его в печи, топила в реке, но ничего не помогает.

Маргарита. Какой платок?

Коровьев. С синей каемочкой платок. Дело в том, что, когда она служила в кафе, хозяин как-то раз зазвал ее в кладовую, а через девять месяцев она родила мальчика, унесла его в лес и засунула ему в рот платок. А потом закопала мальчика в землю. На суде она говорила, что ей нечем кормить ребенка.

Маргарита. А где же хозяин этого кафе?

Бегемот. Королева, разрешите мне спросить вас: при чем здесь хозяин? Ведь он не душил младенца в лесу!

Маргарита (хватает его за ухо). Если ты, сволочь, еще раз позволишь себе впутаться в разговор...

Бегемот. Королева... Я говорил юридически, с юридической точки зрения...

Фрида (приближаясь). Я счастлива, королева-хозяйка, быть приглашенной на великий бал полнолуния!

Маргарита. А я рада видеть вас, очень рада. Любите ли вы шампанское?

Фрида. Я люблю. Фрида, Фрида, Фрида! Меня зовут Фрида, о, королева!

Маргарита. Так вы напейтесь сегодня пьяной, Фрида, и ни о чем не думайте!

Коровьев. Я в восхищении! Мы в восхищении! Королева в восхищении!

Азазелло. Королева в восхищении!

Бегемот. Я восхищен!

Коровьев. Королева в восхищении! Госпожа Минкина... Ах, как хороша! Немного нервозна. Зачем же было жечь горничной лицо щипцами для завивки? Конечно, при этих условиях зарежут... Королева в восхищении! Королева, секунду внимания! Алхимик! Повешен... Вот и она! Мы в восхищении! Московская портниха... Мы все ее любим за неистощимую фантазию... Держала ателье и придумала страшно смешную штуку: провертела две круглых дырочки в стене...

Маргарита. А дамы не знали?

Коровьев. Все до одной знали, королева! Мы в восхищении!.. Этот двадцатилетний мальчуган с детства отличался странными свойствами, мечтатель и чудак. Его полюбила одна девушка, а он взял и продал ее в публичный дом... (Затемнение. В темноте.) Гай Кесарь Калигула!.. Мы в восхищении! Мессалина!.. Мы в восхищении! Малюта Скуратов! Мы в восхищении!.. Нерон! Мы в восхищении! И многие, многие другие! Пофантазируйте! Пофантазируйте! А мы в восхищении!..

(После бала все у Воланда.) (Голова Берлиоза из-под занавеса.)

Воланд. Михаил Александрович! Все сбылось, неправда ли? Голова отрезана женщиной, заседание не состоялось, и я живу в вашей квартире. Это — факт. Но теперь нас интересует дальнейшее, а не этот совершившийся факт. Вы всегда были проповедником той теории, что, по обрезании головы, жизнь в человеке прекращается, он превращается в золу и уходит в небытие.

Берлиоз. Да! Мы атеисты!

Воланд. Впрочем, все теории стоят одна другой. Есть среди них и такая, согласно которой каждому будет дано по его вере.

Берлиоз. Нет!

Воланд. Да! Сбудется же это! Вы уходите в небытие, а мне радостно будет из чаши, в которую вы превращаетесь, выпить за бытие! Я пью за ваше здоровье, господа!

Коровьев. Не бойтесь, королева...

Бегемот. Не бойтесь, королева, кровь давно уже ушла в землю. И там, где она пролилась, уже растут виноградные гроздья.

Воланд. Ну что, вас очень измучили?

Маргарита. О нет, мессир.

Бегемот. Ноблесс оближ. (Наливает в стакан какую-то жидкость, протягивает Маргарите.)

Маргарита. Это водка?

Бегемот. Помилуйте, королева, разве я позволил бы себе налить даме водки? Это — чистый спирт.

Воланд. Смело пейте. Ночь полнолуния — праздничная ночь, и я ужинаю в тесной компании приближенных и слуг. Но как чувствуете себя? Как прошел этот утомительный бал?

Коровьев. Потрясающе! Все очарованы, влюблены, раздавлены! Столько такта, столько умения, обаяния, шарма!..

Бегемот. Нет, Фагот, бал имеет свою прелесть и размах!

Воланд. Никакой прелести в нем нет, и размаха тоже.

Бегемот. Слушаю, мессир. Если вы находите, что нет размаха, я немедленно начну держаться того же мнения.

Воланд. Ты смотри!

Бегемот. Я пошутил.

Маргарита. А вот интересно: вас придут арестовывать?

Коровьев. Непременно придут, очаровательная королева, непременно! Чует мое сердце, что придут. Не сейчас, конечно, но в свое время обязательно придут! Но полагаю, что ничего интересного не будет.

Воланд. Итак, ваша просьба, королева?

Коровьев. У нее больное сердце... На чем же мы остановились... Ах да, на сердце... В сердце мы попадаем по выбору — в любое предсердие сердца или в любой из его желудочков...

Маргарита. Да ведь они же закрыты!

Коровьев. Дорогая, в том-то и штука, что закрыты! В этом-то вся соль! А в открытый предмет может попасть каждый!

Маргарита. Не желала бы я встретиться с вами, когда у вас в руках револьвер.

Коровьев. Драгоценная королева, я никому не рекомендую встретиться с нами, даже если у нас не будет никакого револьвера.

Маргарита. Пожалуй, мне пора... Уже поздно...

Воланд. Куда же вы спешите?

Маргарита. Да, пора... Благодарю вас, мессир! Всего хорошего, мессир!.. Только бы выбраться отсюда, а там уж я доберусь до реки и утоплюсь!..

Воланд. Сядь-ка! Может быть, что-нибудь хотите сказать на прощание?

Маргарита. Нет, ничего, мессир... Я ничуть не устала и очень веселилась на балу...

Воланд. Кровь — великое дело! Верно! Вы совершенно правы! Так и надо!

Свита Воланда. Так и надо!

Воланд. Мы вас испытывали. Никогда ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами все дадут.

Бегемот. Да, да: догонят и еще дадут!

Воланд. Итак, Марго, чего вы хотите за то, что сегодня были хозяйкой? Чего желаете за то, что провели этот бал нагой? Во что цените ваше колено? Каковы убытки от моих гостей? Говорите! И теперь уже говорите без стеснения, ибо предложил я.

Голос Фриды. Фрида!.. Фрида!.. Фрида!.. Меня зовут Фрида!

Воланд. Ну что же, смелее!

Маргарита. Так я, стало быть ... могу попросить об одной вещи?

Воланд. Потребовать, потребовать, моя донна, потребовать одной вещи!

Автор. Ах, как ловко и отчетливо Воланд подчеркнул, повторяя слова самой Маргариты — «одной вещи»...

Голос Фриды. Фрида! Фрида! Фрида!

Маргарита. Я хочу, чтобы Фриде перестали подавать платок, которым она удушила своего ребенка.

Воланд. Ввиду того, что возможность получения вами взятки от этой дуры Фриды совершенно исключена, — я уж и не знаю, что и делать.

Маргарита. Вы о чем говорите, мессир?

Воланд. Я о милосердии говорю. Иногда совсем неожиданно и коварно оно пролезает в самые узенькие щелки!

Бегемот. И я об этом же говорю!

Воланд. Пошел вон!

Бегемот. Я еще кофе не пил, как же это я уйду? Неужели, мессир, в праздничную ночь гостей за столом разделяют на два сорта? Одни — первой, а другие, как выражался этот грустный скупердяй-буфетчик, второй свежести?

Воланд. Молчи! Вы, судя по всему, человек исключительной доброты? Высокоморальный человек?

Маргарита. Нет! Я знаю, что с вами можно разговаривать только откровенно и откровенно вам скажу: я — легкомысленный человек. Я попросила вас за Фриду только потому, что имела неосторожность подать ей твердую надежду. Она ждет, мессир, она верит в мою мощь. И если она останется обманутой, я попаду в ужасное положение. Ничего не поделаешь, уж так вышло.

Воланд. А, это понятно.

Маргарита. Так вы сделаете это?

Воланд. Ни в коем случае. Дело в том, моя дорогая королева, что произошла маленькая путаница. Каждое ведомство должно заниматься своими делами. Не спорю, наши возможности довольно велики, они гораздо больше, чем полагают некоторые не очень зоркие люди...

Бегемот. Да уж, гораздо больше!

Воланд. Молчи, черт тебя возьми! (Маргарите.) Просто какой смысл в том, чтобы сделать то, что полагается делать другому, как я выразился, ведомству. Итак, я этого делать не буду, вы это сделаете сами.

Маргарита. А разве по-моему — исполнится?

Воланд. Да делайте же, вот мученье!

Коровьев. Ну: Фрида...

Маргарита. Фрида! Тебя прощают! Не будут больше подавать платок.

Голос Фриды. Благодарю вас!

Маргарита. Благодарю вас... Прощайте.

Воланд. Ну, что же, Бегемот, не будем наживаться на поступке непрактичного человека. Итак, это не в счет. Я ведь ничего не делал. Что вы хотите для себя?

Коровьев. Алмазная донна, на этот раз советую вам быть поблагоразумнее... А то ведь фортуна может и...

Маргарита. Я хочу, чтобы мне сейчас же, сию минуту, вернули моего возлюбленного, мастера... (Появляется Мастер. Маргарита бросается к нему.) Ты... Ты... Ты...

Мастер. Не плачь, Марго... Не терзай меня, я тяжело болен. Мне страшно, Марго! У меня опять начались галлюцинации...

Маргарита. Нет, нет, нет... Не бойся ничего... Я с тобой, я с тобой!

Воланд. Дай-ка, рыцарь, выпить этому человеку.

Мастеру подают стакан.

Маргарита. Выпей, выпей! Ты боишься? Нет, нет, верь мне. Тебе помогут.

Воланд. Да, его хорошо отделали...

Мастер выпивает, роняет стакан, он разбивается.

Мастер. Но это ты, Марго?

Маргарита. Не сомневайся, это я.

Воланд. Еще! (Коровьев подает Мастеру второй стакан, тот осушает его.) Ну, вот это другое дело. Теперь поговорим. Кто вы такой?

Мастер. Я теперь никто.

Воланд. Откуда вы сейчас?

Мастер. Из дома скорби. Я душевнобольной.

Маргарита. Ужасные слова! Он мастер, мессир, я вас предупреждаю об этом. Вылечите его, он стоит этого!

Воланд. Вы знаете, с кем вы сейчас говорите? У кого находитесь?

Мастер. Знаю. Моим соседом в сумасшедшем доме был этот поэт — Иван Бездомный. Он рассказал мне о вас.

Воланд. Как же, как же. Я имел удовольствие встретиться с молодым человеком на Патриарших Прудах. Он едва самого меня не свел с ума, доказывая мне, что меня нет.

Коровьев. ...С вас взыщется... а он мне... а я ему...

Бездомный. Я теперь ни на что не способен. Я буду читать, заниматься историей... Я буду молчать с большой буквы...

Воланд. Но вы-то верите, что это действительно — я?

Мастер. Приходится верить. Но, конечно, гораздо спокойнее было бы считать вас плодом галлюцинации. Извините меня.

Воланд. Раз спокойнее, то и считайте.

Маргарита. Нет, нет! Опомнись! Перед тобою действительно он!

Воланд. А скажите, почему Маргарита называет вас мастером?

Мастер. Это простительная слабость. Она слишком высокого мнения о романе, который я написал.

Воланд. О чем роман?

Мастер. О Понтии Пилате.

Воланд и его свита хохочут.

Воланд. О чем, о чем? О ком? И это — теперь? Это потрясающе! Не могли вы найти другой темы? Дайте-ка посмотреть...

Мастер. Я, к сожалению, не могу этого сделать, потому что я сжег его в печке.

Воланд. Простите, не поверю. Этого быть не может. Рукописи не горят!

Воланду подают рукопись. Он перелистывает ее. Музыка.

Маргарита. Вот она, рукопись! Вот она! Вот она!

Воланд все перелистывает рукопись.