Вернуться к А.Н. Барков. Роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита»: альтернативное прочтение

Два автора одного театра

«Враги» стали волнующим художественно-политическим событием середины 30-х годов.

А.М. Смелянский1

Раз уж затронули взаимоотношения Булгакова и Горького, то неправильным будет не раскрыть еще один их аспект, и весьма необычный. Взаимоотношений непрямых, хотя и косвенными их тоже вряд ли назовешь... Тем более с позиции Булгакова...

Речь идет об отношениях двух авторов одного театра — Художественного. Точнее сказать, об отношении Театра к двум своим авторам.

Для общей характеристики позволю себе привести мнение хотя и не современника этих авторов, но зато работника МХАТ и известного булгаковеда А.М. Смелянского:

«Сезон 1935/36 года Художественный театр начал премьерой «Врагов». Старая горьковская драма, выбор которой внутри театра мало кто понимал, оказалась на редкость актуальной. «Враги» стали волнующим художественно-политическим событием середины 30-х годов, еще раз подтвердив непревзойденное чутье Немировича-Данченко к цвету нового времени»2.

Это мнение специалиста несколько не совпадает с отношением к этому вопросу Булгакова. При оценке содержания дневниковых записей Елены Сергеевны будем иметь в виду высказанное как-то и, безусловно, справедливое суждение М.О. Чудаковой о том, что эти дневники в значительной степени отражают и мнение самого Булгакова.

«4 января 1934 г. В МХАТе началась репетиция «Врагов». На каком-то спектакле этой пьесы недавно в Малом театре в правительственной ложе была произнесена фраза:

— Хорошо бы эту пьесу поставить в Художественном театре»3.

Оказывается, вдохновляющим фактором для «непревзойденного чутья к цвету нового времени» явилась фраза из правительственной ложи...

Выдержка из письма Булгакова П.С. Попову от 26 июня 1934 г. (по поводу пятисотого спектакля «Дней Турбиных»): «И Немирович прислал поздравление Театру. Повертев его в руках, я убедился, что там нет ни одной буквы, которая бы относилась к автору. Полагаю, что хороший тон требует того, чтобы автора не упоминать. Раньше этого не знал, но я, очевидно, недостаточно светский человек»4.

Полные горечи слова. Ведь Булгаков не мог не знать о том, что за три месяца до этого, 14 марта, Горькому была направлена поздравительная телеграмма Немировича-Данченко по поводу 800-го представления «На дне»5. Это событие настолько соответствовало «цветам времени», что впоследствии было отражено в горьковской «Летописи...». И еще одно яркое событие, датированное «Летописью» 24 апреля того же года: «Готовится к постановке пьеса «Враги». Зато 24 августа в дневнике Елены Сергеевны появляется красноречивая запись: «Станиславский, по его словам, усталый, без планов [...] «Чайку» не хочет ставить. Хотел бы и «Врагов» снять, «Но — говорит, — это не удастся, надо ставить»6. Выходит, что у «Ка Эс», как и у всей труппы, тоже не было чутья к «цвету нового времени».

Но и этого мало; навязанный из правительственной ложи спектакль в определенной степени «перешел дорогу» булгаковскому «Мольеру», о чем свидетельствует сам Булгаков в адресованном П.С. Попову письме от 14 марта 1935 года:

«Кстати, не можешь ли ты мне сказать, когда выпустят «Мольера»? Сейчас мы репетируем на Большой Сцене. На днях Горчакова оттуда выставят, так как явятся «Враги» из фойе. Натурально, пойдем в Филиал, а оттуда незамедлительно выставит Судаков (с пьесой Корнейчука...)»7.

В этом отрывке уже сама форма обращения к не имевшему никакого отношения к МХАТ П.С. Попову с вопросом «когда выпустят?» носит иронический смысл. К тому же, это словечко — «явятся»... Булгаков явно относился к горьковской пьесе без должного пиетета. Что же касается «Мольера», то здесь действительно все шло не гладко. Как свидетельствует дневник Елены Сергеевны, «...15-го [мая 1934 г.] предполагается просмотр нескольких картин «Мольера». Должен был быть Немирович, но потом отказался.

— Почему?

— Не то фокус в сторону Станиславского, не то месть, что я переделок тогда не сделал. А верней всего — из кожи вон лезет, чтобы составить себе хорошую политическую репутацию. Не будет он связываться ни с чем сомнительным!»8.

И почти через год, 5 марта 1935 года:

«Тяжелая репетиция у Станиславского. «Мольер». М.А. пришел разбитый и взбешенный. К.С., вместо того, чтобы разбирать игру актеров, стал при актерах разбирать пьесу. Говорит наивно, представляет себе Мольера по-гимназически. Требует вписываний в пьесу»9.

Через два месяца, 15 мая 1935 года Булгаков пишет своему брату Николаю Афанасьевичу в Париж:

«Ты спрашиваешь о «Мольере»? К сожалению, все нескладно. Художественный театр, по собственной вине, затянул репетиции пьесы на четыре года (неслыханная вещь!) и этой весной все-таки не выпустил ее. Станиславскому пришла фантазия, вместо того чтобы выпускать пьесу, работа над которой непристойно затянулась, делать в ней исправления. Большая чаша моего терпения переполнилась, и я отказался делать изменения. Что будет дальше, еще точно не знаю»10.

Зато 11 или 12 июня Немирович-Данченко направляет Горькому очередную телеграмму: «Дорогой Алексей Максимович, рад сообщить Вам об очень большом успехе «Врагов» на трех генеральных репетициях. На последней публика поручила мне послать Вам ее горячий привет. Все участники и я испытывали глубокую радость в этой работе и теперь счастливы ее великолепными результатами. Немирович-Данченко»11.

Через неделю вдогонку телеграмме в тот же адрес пошло письмо, в котором Немирович-Данченко, явно чуя «цвет нового времени», сообщает: «После трех генеральных репетиций мы сыграли «Враги» 15-го числа, обыкновенным, рядовым спектаклем, взамен другого («У врат царства»). Мне хотелось показать Иосифу Виссарионовичу до закрытия сезона и до обычной парадной премьеры (выделено мноюА.Б.) [...]. Рад Вам обо всем этом рапортовать12.

И, как в насмешку, — «...МХАТ, вместо того, чтобы платить за просроченного «Мольера», насчитал на М.А. — явно неправильно — 11 800 руб»13. Эта запись сделана Еленой Сергеевной 28 января 1936 года, когда «Враги» победоносно шли уже целых полсезона.

Буквально через две недели после этой записи Елены Сергеевны, 4 февраля, Немирович-Данченко пишет Горькому: «...Должен признаться Вам, что с работой над «Врагами» я по-новому увидал Вас как драматурга. Вы берете кусок эпохи в крепчайшей политической установке и раскрываете это не цепью внешних событий, а через характерную группу художественных портретов, расставленных, как в умной шахматной композиции. Мудрость заключается в том, что самая острая политическая тенден...» — Господи, хватит — этому конца нет! Каково же было Булгакову знать все это!..14

Но вот, наконец, 5 февраля Елена Сергеевна записывает: «...после многочисленных мучений, была первая генеральная «Мольера», черновая [...] Великолепны Болдуман — Людовик и Бутон — Яшин [...] Аплодировали после каждой картины. Шумный успех после конца. М.А. извлекли из вестибюля (он уже уходил) и вытащили на сцену. Выходил кланяться и Немирович — страшно довольный»15.

9 февраля — «Опять успех и большой. Занавес давали раз двадцать. Американцы восхищались и долго благодарили».

11 февраля — «Первый, закрытый, спектакль «Мольера» — для пролетарского студенчества [...] После конца, кажется, двадцать один занавес. Вызвали автора, М.А. выходил»16.

15 февраля — «Генеральная прошла успешно. Опять столько же занавесов. Значит, публике нравится?»

16 февраля — «Итак, премьера «Мольера» прошла. Сколько лет мы ее ждали! Зал был, как говорит Мольер, нашпигован знатными людьми [...] Успех громадный. Занавес давали, по счету за кулисами, двадцать два раза. Очень вызывали автора».

17 февраля — «В подвале «Вечерки» ругательная рецензия некоего Рокотова — в адрес М.А. [...] Короткая неодобрительная статья в газете «За индустриализацию». Вечером — второй спектакль «Мольера» [...] — восемнадцать занавесов17.

21 февраля — «Общественный просмотр «Мольера». Успех. Занавесов — около двадцати. 24 февраля. Дневной спектакль «Мольера» [...] Спектакль имеет оглушительный успех. Сегодня бесчисленное количество занавесов.

Болдуман сказал, что его снимают с роли из-за параллельных «Врагов».

Лучший исполнитель в спектакле!»18. Добавлю, исполнитель одной из центральных ролей — Людовика. «Цвета нового времени» потребовали от Булгакова очередной жертвы.

4 марта — «МХАТ требует возвращения грех тысяч за «Бег» на том основании, что он запрещен».

9 марта — «В «Правде» статья «Внешний блеск и фальшивое содержание», без подписи.

Когда прочитали, М.А. сказал: «Конец «Мольеру»... Днем пошли во МХАТ — «Мольера» сняли»19. 9 сентября — «Из МХАТа М.А. хочет уходить. После гибели «Мольера» М.А. там тяжело.

— Кладбище моих пьес»20.

15 сентября — «Сегодня утром М.А. подал письмо Аркадьеву, в котором отказывается от службы в Театре и от работы над «Виндзорскими». Кроме того — заявление в дирекцию. Поехали в Театр, оставили письмо курьерше. [...] М.А. говорил мне, что это письмо в МХАТ он написал «с каким-то даже сладострастием»21.

5 октября «Сегодня десять лет со дня премьеры «Турбиных». Они пошли 5 октября 1926 года. М.А. настроен тяжело. Нечего и говорить, что в Театре даже и не подумали отметить этот день»22.

И, наконец, снова «стычка» — теперь уже заочная с горьковскими «Врагами» — запись от 10 мая 1937 года: «Федя... подтвердил: Сталин горячо говорил в пользу того, что «Турбиных» надо везти в Париж, а Молотов возражал. И, — прибавил Федя еще, — что против «Турбиных» Немирович. Он хочет везти только свои постановки и поэтому настаивает на «Врагах» — вместо «Турбиных»23.

Так что, как можно видеть, весь нелегкий путь булгаковского «Мольера» постоянно пересекался с горьковскими «Врагами». Не в пользу «Мольера»... Впрочем, ему не повезло еще раньше, о чем свидетельствует письмо Булгакова П.С. Попову от 13 апреля 1933 года:

«Ну-с, у меня начались мольеровские дни. Открылись они рецензией Т. [А.Н. Тихонов]. В ней, дорогой Патя, содержится множество приятных вещей. Рассказчик мой, который ведет биографию, назван развязным молодым человеком, который верит в колдовство и чертовщину, обладает оккультными способностями, любит альковные истории, пользуется сомнительными источниками и, что хуже всего, склонен к реализму!

Но этого мало. В сочинении моем, по мнению Т., «довольно прозрачно выступают намеки на нашу советскую действительность»!! ...Т. пишет в том же письме, что послал рукопись в Сорренто»24.

В комментарии к этому письму сообщается: «Рукопись романа была послана Горькому, который отвечал: «Дорогой Александр Николаевич, с Вашей — вполне обоснованно отрицательной — оценкой работы М.А. Булгакова я совершенно согласен. Нужно не только дополнить ее историческим материалом и придать ей материальную значимость, нужно изменить ее «игривый стиль». В данном виде это — несерьезная работа и — Вы правильно указываете — она будет резко осуждена»25.

...«Ненавистен мне людской крик...»

И последнее. Об отношении семьи драматурга Булгакова к драматургии Горького вообще.

«9 сентября 1933 г. В 12 часов дня во МХАТе Горький читал «Достигаева». Встречен был аплодисментами, актеры стояли. Была вся труппа. Читал в верхнем фойе. [...]

По окончании пьесы аплодисментов не было. Горький: — Ну, говорите, в чем я виноват? Немирович: — Ни в чем не виноваты. Пьеса прекрасная, мудрая»26. Здесь мнение В.И. Немировича-Данченко явно расходится с мнением труппы. Коллективу явно недоставало «чутья к цвету нового времени»...

«8 октября 1933 г. Вечером М.А. был дежурным по спектаклю «В людях» в филиале. Пошли. Какой актер Тарханов! Выдумал трюк — в рубашке до пят — делает реверансы, оскорбительные — молодому Пешкову»27.

«5 февраля 1934 г. Третьего дня были на генеральной «Булычева» во МХАТе. Леонидов играет самого себя. Изредка кричит пустым криком. Но, говорят, что репетировал изумительно иногда! Спектакль бесцветный»28.

Горькому-драматургу явно не везет на оценки. Теперь уже — семьи Булгакова.

«6 февраля 1934 г. Премьера в МХАТ «Егора Булычева» [...]. 10 февраля 1934 г. — 2-й спектакль, который посетили руководители партии и Правительства» (Летопись жизни и творчества Горького. Изд. АН СССР. М., 1960, т. 4).

А вот как это сухо изложенное официальной «Летописью жизни и творчества Горького» событие отражено в семейном дневнике Булгаковых:

«11 февраля 1934 г. Вчера в МХАТе была премьера «Булычева». Оля сегодня утром по телефону:

— На спектакле были члены Правительства, был Сталин. Огромный успех. Велели ставить «Любовь Яровую»29.

«Велели ставить...» — «цвета времени»?.. «15 апреля 1937 г. ...Пошли в Камерный — генеральная — «Дети солнца». Просидели один акт и ушли — немыслимо. М.А говорил, что у него «все тело чешется от скуки». Ужасны горьковские пьесы. Хотя романы еще хуже»30.

К этой дневниковой записи В.И. Лосев дает следующий комментарий: «В 1-й ред.: «<...> генеральная «Дети солнца», и видели один акт, больше сидеть не было сил. Миша сказал, что у него чешется все тело, сидеть невозможно! Вот постарался Таиров исправиться! Но как ни плоха игра актеров, — пьеса еще гаже»31.

Сравнение приведенной В.И. Лосевым записи в ее первоначальном виде с откорректированным в послевоенные годы вариантом показывает, что с течением времени у Елены Сергеевны появилась тенденция к «антигорьковским» обобщениям. Тем не менее, оба варианта свидетельствуют о глубокой негативной реакции Булгакова, и это обстоятельство можно рассматривать как побудительный мотив для включения в фабулу романа характерной фразы о гомункуле из так не понравившейся пьесы.

А как должен был реагировать Булгаков на такие изданные в 1936 году в издательстве «Academia» строки В.И. Немировича-Данченко: «И в то время, когда пишутся эти строки (и когда изгоняли Булгакова из ТеатраА.Б.), Художественный театр играет лучшие свои спектакли — «Воскресенье» Толстого и «Враги» Горького»?..32

Приведенные в этом разделе материалы показывают, что, кроме объективных и вполне веских оснований, были обстоятельства и чисто субъективного плана для той интерпретации в романе личности Мастера-Горького, какой ее сделал Булгаков.

И в то же время... «Но вот что я считаю для себя обязательным упомянуть при свете тех же звезд — это что действительно хотел ставить «Бег» писатель Максим Горький. А не Театр!» Это — из письма М.А. Булгакова Елене Сергеевне от 6—7 августа 1938 года33.

Благородно. Интеллигентно. А разве в образе Мастера есть только негативные черты?

Примечания

1. А.М. Смелянский. Михаил Булгаков в Художественном театре. М., «Искусство», 1989, с. 299.

2. Там же, с. 299.

3. Дневник Елены Булгаковой, с. 52.

4. М. Булгаков. Письма... с. 512.

5. «Дорогой Алексей Максимович! Московский Художественный театр Вашего имени только что сыграл восьмисотый спектакль «На дне». Уже 32 года эта пьеса не сходит с репертуара МХАТ. Появление «Дна» одним ударом проложило целые пути театральной культуры. В годы Октябрьской революции «Дно» приобрело новое значение, сделавшись любимейшей пьесой победившего пролетариата. Имея в «Дне» образец подлинно народной пьесы, мы считаем этот спектакль гордостью театра. МХАТ глубоко счастлив, что связь его с Вами с каждым годом растет и укрепляется и с нетерпением ждет встречи с Вами в своих стенах. Немирович-Данченко». В.И. Немирович-Данченко. Избранные письма. М., 1979, том 2, сс. 417—418.

6. Дневник Елены Булгаковой, с. 64.

7. М.А. Булгаков. Письма... с. 531.

8. Дневник Елены Булгаковой, с. 58.

9. Там же, с. 87.

10. М.А. Булгаков. Письма... с. 535.

11. В.И. Немирович-Данченко. Избранные письма, том 2, с. 433.

12. Там же, сс. 433—434.

13. Дневник Елены Булгаковой, с. 111.

14. В.И. Немирович-Данченко. Избранные письма, том 2, с. 449, но продолжается и дальше.

15. Дневник Елены Булгаковой, сс. 111—112.

16. Там же, с. 112.

17. Там же, сс. 113—114.

18. Там же, сс. 114—115.

19. Там же, с. 116.

20. Там же, с. 121.

21. Там же, с. 122.

22. Там же, с. 123.

23. Там же, с. 145.

24. М.А. Булгаков. Письма... с. 487.

25. Е.А. Лесскис. Указ. соч., сс. 705—706.

26. Дневник Елены Булгаковой, сс. 35—36.

27. Там же, с. 40.

28. Там же, с. 54.

29. Там же, с. 54.

30. Там же, с. 139.

31. Там же, с. 371.

32. В.И. Немирович-Данченко. Рождение театра. М., «Правда», 1989, с. 273.

33. М.А. Булгаков. Письма..., с. 593.