Вернуться к М.Ю. Матвеев. Роман М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»: литературное путешествие по страницам романа

3.3. История любви

Свое воздействие на Мастера Воланд начал, разумеется, не с «интересной истории» на Патриарших прудах, а значительно раньше, еще до тех событий, которые описываются в первой главе «Мастера и Маргариты». Поскольку Мастер был очень талантливым человеком, дьявол должен был следить за каждым его шагом. Для того, чтобы добиться нужного результата (создания «неудобного» для «ведомства» добра произведения и получения на него «авторских прав»), Воланду необходимо было прежде всего обеспечить материальные условия для написания романа, а затем — и духовные. Что касается материальных условий, то здесь все ясно — это те самые сто тысяч, которые Мастер выиграл по лотерейному билету, обнаруженному в корзине с грязным бельем. Подобная находка выглядит очень подозрительно — если выигрыш в лотерее кому и выпадает, то уж наверняка не тому, кто в нем больше всего нуждается. После того, как Мастер смог заняться написанием романа, его следовало поддержать и другим образом, а именно даровав ему верную спутницу вроде Маргариты. Помимо того, что это стимулировало работу Мастера, Маргарита была нужна Воланду и по другим причинам: а) через Маргариту легче воздействовать на Мастера, особенно если он будет ей обязан; б) Маргарите можно передать принятие решений по ее судьбе и судьбе Мастера, тем самым лишив Мастера возможности активно сопротивляться дьяволу; в) наконец, можно сыграть на чувствах незадачливых (и непрактичных) любовников, заставив их тем самым совершать ошибочные действия. Все это Воланд впоследствии и делает, избрав Маргариту королевой бала.

Что касается первой встречи Мастера и Маргариты, то здесь можно согласиться с Н.А. Барковым: эта встреча безусловно была подстроена Воландом [7, с. 251]. Об этом говорит даже само описание их встречи: «Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих.

Так поражает молния, так поражает финский нож!» [16, с. 568]. Про любовь, пожалуй, все-таки не следует так говорить, а если это все же произносится, то такая любовь — не от Бога, какой бы сильной она ни была.

Относительно самой любви Мастера и Маргариты в литературной критике нет единой точки зрения. Так, одни авторы полагают, что «Маргарита так и останется для нас, читателей, идеалом вечной, непреходящей любви» [126, с. 36; 91, с. 84; 98, с. 135]. И действительно, прочитав отрывок, начинающийся словами «Она несла в руках отвратительные, тревожные желтые цветы...», трудно представить себе, что это ложное чувство. Другие авторы считают, что «Маргарита никогда не любила Мастера, но была привязана к нему страстно в вожделении «поиметь» его в жизни и «иметь» его нескончаемо по смерти, но Любви к кому бы то ни было она в себе не имела: не взрастила» [86, с. 9]. Поступки же Маргариты являются ни чем иным, как «обычной фанаберией бабы, не знающей, чего же она в конце концов хочет. Она постоянно бросает Мастера, всегда в трудные для него моменты, потому, что на самом деле любит не его, а его произведение и даже тогда, когда оба окончательно покидают бренный мир, она думает прежде всего о его рукописи, а не о нем самом, обрекая его на духовную смерть» [Цит. по: 18, с. 131]. В данном толковании тоже есть определенный резон: Маргарита на самом деле излишне замкнулась на романе Мастера, а ее сокровенные желания неизвестны даже рассказчику. Третьи же авторы занимают «промежуточную» позицию, отмечая, что «Порой отталкивающе достоверно лебезит и заискивает Маргарита перед Сатаной, слишком зримо-психологична она для идеального образца. И все-таки в непроизвольных словах и решительных поступках героини идеал любви, сострадания и самопожертвования, толком даже не намеченный в образе Иешуа, временами обретает уловимые контуры» [28, с. 35].

В целом по поводу любви Мастера и Маргариты можно сделать достаточно парадоксальное заключение: и то, и другое, и третье толкование вполне закономерны и имеют право на существование! Дело в том, что любовь, как и большинство других человеческих чувств, за исключением, быть может, некоторых разновидностей счастья, на месте не стоит и живет только в развитии. В этом отношении первые встречи Мастера и Маргариты и то, что описано в главе «Прощение и вечный приют» — совершенно разные вещи, тем более что между двумя этими событиями прошло довольно много времени. Воланд, допустив развитие романа между Мастером и Маргаритой, наверняка принял какие-то меры, чтобы их любовь не помешала ему осуществить задуманные планы. Здесь возможны по крайней мере три варианта.

1. Воланд мог устроить так, чтобы эта любовь была как можно более сильной, но в то же время непродуманной и скоротечной. (Вспомним известный афоризм О. Уайльда: сильная любовь, как и сильное горе, гибнут от избытка своей силы). Как бы там ни было, но Мастер и Маргарита плохо понимают намерения друг друга, а их поступки не отличаются логичностью. Маргарита уходит от Мастера в самый трудный для него момент, а сам Мастер оставляет ее в полной неизвестности, добровольно отправившись в клинику Стравинского. Следующее за этими событиями обоюдное горе также неоднозначно: Мастеру в конце концов становится все равно, и он уже ничего не хочет, а Маргарита любой ценой старается вернуть прошлое, а относительно будущего настолько теряется, что предоставляет окончательное решение этого вопроса Воланду. Как отметила Т.В. Рыжкова, «Активная, даже агрессивная жизненная позиция Маргариты вносит разлад в душу Мастера, нарушает гармонию. Не стала Маргарита «идеальным читателем», не усвоены ею нравственные принципы Иешуа, не любовь к миру и жизни будит она в своем возлюбленном, а страх и отвращение. Не отвлечь Мастера от быта, не вдохновить его на творчество... пытается женщина, а, не ведая того, как истинная ведьма, опустошает его душу» [117, с. 96].

2. Воланд, осуществляя свои планы, специально не оставляет любовникам времени на размышление и делает так, чтобы они ему были во всем обязаны. Кроме того, Мастеру и Маргарите исподволь внушается парадоксальная мысль о том, что именно любовь и творчество ведут к союзу с дьяволом [54, с. 32]. И великий бал с выдающимися личностями пришелся здесь как нельзя кстати.

3. Наконец, дьявол мог переместить жизненные ориентиры Мастера и Маргариты, «трансформировать» их любовь во что-то другое, например, заменить ее абстрактным счастьем в духе страны грез, тем более что обычного земного счастья любовь Мастера и Маргариты вообще не предполагает [126, с. 146].

Какой из перечисленных вариантов наиболее удобен для Воланда, сказать достаточно сложно. Скорее всего, дьявол вел на Мастера «фронтальную атаку», используя самые разные методы. В результате «ничто не смогло оградить Мастера от разрушающей душу действительности, даже любовь» [18, с. 110].

Впрочем, даже без ухищрений Воланда и непоследовательности Мастера и Маргариты в их любовной истории есть противоречивые моменты:

1) мир Мастера и Маргариты ограничен, поскольку оба они нацелены только на роман;

2) данная любовь вырвана из общего контекста жизни Мастера и Маргариты. Маргарита вспоминает о своем муже только в последний момент, перед тем как стать ведьмой, а Мастер вообще не может вспомнить своих бывших жен. Можно, конечно, согласиться с рассказчиком и допустить, что Маргарита до своей встречи с Мастером совершенно не была счастлива, да и в жизни Мастера чего-то не хватало, но это, однако, еще не повод, чтобы не вспоминать свою прошлую жизнь. Получается так, что Мастер и Маргарита стараются запомнить только те моменты, когда они получали удовольствие [86, с. 13], а это, в свою очередь, приводит к тому, что их память становится «выборочной» или, как говорится в самом тексте романа, «потухшей»2. А тут уже недалеко до вечного покоя Воланда;

3) по ходу романа складывается впечатление, что Мастер и Маргарита не успели как следует изучить друг друга. И действительно, как можно определить их любовь? Как попытку удалиться от отчаяния, пустоты и смерти на максимально возможное расстояние, приводящую, впрочем, к совершенно противоположным результатам? Или как наиболее острую разновидность тоски по ускользающей жизни? В любом случае данным героям не хватает вполне классического определения любви как стремления достичь высшей истины и гармонии через познание другого человека. Достаточно упомянуть хотя бы то, что некоторые поступки Мастера и Маргариты являются полной неожиданностью для них самих. Так, Мастер совершенно не мог ожидать, что Маргарита ради его спасения заключит договор с дьяволом, а Маргарита никак не ожидала, что Мастер окажется настолько малодушным, что откажется от своего романа. Все это не могло не подействовать на них обоих, а выигрывает от такого положения только Воланд. Таким образом, любовь Мастера и Маргариты — это еще одно средство в закулисной игре сатаны. Более того, можно даже сделать вывод о том, что любое, даже самое лучшее человеческое чувство, недостаточно продуманное и не соотнесенное с собственной совестью, может быть использовано дьяволом в своих целях. В этом отношении булгаковский Воланд будет, пожалуй, посильнее своих литературных предшественников.

Но вот написание романа подходит к концу, и Воланд может начать выполнение второй части своего плана, связанной с отречением Мастера от своего творения. Основное внимание при этом уделяется прямому (негативному) воздействию на творца. Судьба произведения Мастера теперь принципиального значения не имеет, поскольку подобные рукописи уже ни за что не сгорят. Кроме того, здесь следует отметить и тот факт, что Мастер даже без помощи Воланда умудрился опубликовать большой отрывок из своего романа.

Выполняя свой замысел, Воланд подсылает к Мастеру мелкого беса и провокатора Могарыча, прекрасно зная при этом, чем кончится их знакомство. Помимо истории с доносом и с разносной критикой романа Мастера, у Воланда здесь обнаруживается и другой выигрышный момент, заключающийся в оценке Могарыча самим Мастером. Получается так, что Мастер при всем своем уме и способностях вдруг с удивлением обнаруживает, что ничего не может противопоставить этому самому Могарычу, который угадывает «в ста случаях из ста» и всегда оказывается прав...

Что же касается заключения Мастера в психиатрическую лечебницу, то этот момент, в свою очередь, можно истолковать и как пародирование Воландом небезызвестных библейских событий по принципу: «А что было бы, если бы государственная власть все же помиловала талантливого одиночку, признав его душевнобольным»...

Примечания

1. Другое дело — понимать ли под Мастером М. Горького, как делает данный автор.

2. «Потухшая» память не означает, однако, полностью «стертую» память — просто из сознания Мастера убираются ненужные (с точки зрения дьявола) воспоминания, которые могли бы помешать его будущей работе в «ведомстве» Воланда.