Вернуться к Б.С. Мягков. Родословия Михаила Булгакова

Покровский Михаил Васильевич (1830—1894), дед М.А. Булгакова по матери. Род и семья Покровских. Турбины

Покровский Михаил Васильевич родился в 1830 г. в семье причётчика (дьячка) церкви села Глодищево Дмитровского уезда Орловской губернии Василия Андреевича Покровского. Окончил Орловскую Духовную семинарию и был «рукоположен в священники» церкви села Хотынец Карачевского уезда Орловской губернии, затем переведен настоятелем кладбищенской Воскресенской церкви г. Карачева; позже он — протоиерей Казанского кафедрального собора в том же Карачеве.

М.В. Покровский был женат на Анфисе Ивановне Турбиной, из рода купцов Турбиных в г. Карачеве. Купцом был и ее отец, Иван Турбин (прадед писателя), а ее дед по матери, Захарий Яковлевич Попов (прапрадед М.А. Булгакова), был тоже протоиереем Казанского собора в Карачеве до М.В. Покровского. Отец З.Я. Попова, Яков Попов (уже прапрапрадед Булгакова), также был священнослужителем.

В статье «Карачевские корни Михаила Булгакова» (сб. «Страницы истории Карачева», Брянск, 1996) брянский историк-архивист Л.Ф. Осипенко, основываясь на документах Брянского государственного архива, пишет: «Дед М.А. Булгакова с материнской стороны, Михаил Васильевич Покровский, большую часть своей жизни — 40 лет — прожил в городе Карачеве. Он был настоятелем Воскресенской кладбищенской церкви в 1854—1860 годах и Казанской церкви с 1860 по 1894 годы. Здесь он женился на Анфисе Ивановне Турбиной, здесь родились все его дети, в том числе мать Михаила Булгакова — Варвара Михайловна.

В некрологе М.В. Покровского (он скончался 19 сентября 1894 г. по ст. стилю), опубликованном в «Орловских епархиальных новостях», довольно подробно изложена его биография и отмечена его большая общественная деятельность. Михаил Васильевич был сыном причётчика села Глодищево Дмитровского уезда Орловской губернии Василия Андреевича Покровского. Богословское образование получил в Орловской Духовной семинарии, которую окончил в 1853 году с аттестатом I разряда. Был рукоположен в священники села Хотынец Карачевского уезда, в том же году переведен в кладбищенскую Воскресенскую церковь в Карачеве. В 1860 году занял место протоиерея Захария Яковлевича Попова, деда по матери жены Анфисы Ивановны Турбиной, в Казанском храме Карачева, где и служил до конца жизни. В некрологе отмечается исключительная человеческая доброта и бескорыстие отца Михаила, его служение людям не только в качестве духовного пастыря, но и на общественном поприще: в 1857—1867-х годах Михаил Васильевич избирался городским депутатом от духовенства, в 1872 году — гласным Карачевской городской думы. Был он и активным просветителем, преподавал Закон Божий в Карачевском приходском училище, основал церковно-приходскую школу при Казанском храме, позднее преподавал в Карачевском женском училище. В «Орловских епархиальных ведомостях» (1895 г., № 15, с. 387—394) Михаил Васильевич назван «одним из лучших и симпатичнейших представителей нашего духовенства», который «не только для своего прихода, но и для всех граждан г. Карачева... был добрым пастырем, руководителем и учителем во всех случаях жизни».

Биографические сведения о М.В. Покровском дополняет сохранившийся «Послужной список протоиерея города Карачева, Казанской церкви, священника о. Михаила Покровского за 1873 год», обнаруженный в личном деле его сына Ивана, преподавателя Брянской мужской гимназии в 1886—1888 годах: уточняется, что Михаил Васильевич был «дьячковский сын», перечислены все его служебные перемещения и общественные службы с 1854 по 1873 годы, указаны поощрения «за кроткое и благонравное поведение, равно и поощрение к дальнейшему полезному Церкви Божьей служению». Отмечены его награждения: бронзовым Наперсным крестом на Владимирской ленте в память Севастопольской войны и в 1872 году золотым Наперсным крестом за службу законоучителем. В «Послужном списке» указаны и члены семьи М.В. Покровского: жена Анфиса Ивановна и дети: Василий, обучавшийся в III классе Орловской духовной семинарии, Ольга, окончившая курс женской прогимназии, Иоанн (Иван), обучавшийся в III классе Карачевского уездного училища, — все, как помечено, «отлично-хорошего поведения»; также и малолетние — Николай, Варвара, Митрофан. Позднее появилось еще трое детей. После кончины М.В. Покровского (19.09.1894) его прах «за особые заслуги доброго пастыря» был похоронен в ограде храма Казанского собора, с восточной стороны у алтаря. На его могиле был установлен памятник, не уцелевший, как и сам Казанский собор, в годы Великой Отечественной войны.

Семья М.В. Покровского и А.И. Турбиной-Покровской состояла из 11 человек: кроме родителей, было еще 9 человек детей, шестеро братьев и трое сестер, столько же, сколько было взрослых детей в семье старших Булгаковых, их земляков по Орловской губернии — И.А. Булгакова (см.) и О.Ф. Ивановой-Булгаковой. Учитывая это совпадение, а также то обстоятельство, что главы этих семейств родились и умерли в один год (близки по датам жизни были и их жены), исследователи биографии писателя и его родословного «генеалогического древа» находят здесь некую астральную связь, мистическую «зеркальную симметрию», особый провиденческий знак...

Сам писатель, считавший покровско-турбинскую материнскую ветвь древнее отцовской булгаковской ветви, так отзывался о М.В. Покровском: он «...более выдающийся, чем дед со стороны отца». В этих «Заметках автобиографического характера» М.А. Булгаков писал даже, что Турбины имеют корни в монголо-татарской Золотой Орде (исходя из этого, исследователи находят возможную связь с именами героев писателя: в романе «Белая гвардия» — Най-Турс, в рассказе «Ханский огонь» — князь Тугай-Бег). Семейные легенды и предания рассказывают о мнимом родстве друг с другом предков Покровских и Булгаковых, о некоем Турбине, жившем в 1666 г., об Ануфрии Ивановиче Турбине из XVII века... Фамилия Турбиных неразрывно связана с художественным творчеством писателя и драматурга: ее носит семья главных героев «Белой гвардии» и пьес — «Братья Турбини» и «Дни Турбиных»...

Подчеркивая близкие родственные и духовные связи семей Покровских и Булгаковых, сестра писателя Н.А. Земская-Булгакова (см.) вспоминала: «Мы были колокольные дворяне, оба деда священники: у одного было девять детей, у другого...». О том, сколько и каких детей было у другого деда и кто такие «колокольные дворяне», говорится в биографическом очерке об Афанасии Ивановиче Булгакове (см.). О сыновьях и дочерях Михаила Васильевича Покровского расскажем подробнее. Все они родились во второй половине XIX века: Василий (1856), Ольга (1859?), Иван (1863), Захар (1865), Николай (1868), Варвара, мать писателя (1869), Митрофан (1872), Михаил (1873) и Александра (1877). Сохранилась фотография начала 1880-х годов, где эта семья в сборе.

Трое из сыновей М.В. Покровского стали врачами, нарушив семейную священническую потомственность: Василий, Николай и Михаил. Под их влиянием поступает на медицинский факультет и становится врачом их племянник, будущий писатель. Его сестра, Н.А. Булгакова-Земская, утверждала: «Я опровергаю мнение, что Михаил Афанасьевич случайно выбрал эту профессию. Совсем не случайно. Это было как-то в воздухе нашей семьи — и Михаил выбрал свою медицину обдуманно и сознательно». Учились на врачей и другие Булгаковы: дядя писателя, Ф.И. Булгаков — на медицинском факультете Санкт-Петербургского университета, — и родной брат, Николай Булгаков, начинавший учиться на врача в Киеве, окончивший Загребский университет и ставший доктором медицины в Югославии и Франции (см. Н.А. Булгаков).

Судьба не всех медиков-братьев, Булгаковых и Покровских, была благополучной или удачной. Может быть, Николай и Михаил Покровские потому могли окончить медицинский факультет и стать врачами, что дорогу им, первым не посчитавшись с традициями семьи потомственных священнослужителей, проложил старший брат, Василий, судьба которого была трагической. Вот как рассказывает о нем младшая сестра, Александра Михайловна Покровская (в замужестве Бархатова): «Я знала, что у меня есть старший брат, но видеть его мне не пришлось. Он был доктором в Тифлисе и приезжал к нам только раз, когда мне было четыре года, и, конечно, у меня не осталось никакого впечатления от него. Позднее я узнала, насколько романтична была его жизнь и сколько он перенес в свой недолгий век. Он получил начальное образование в Духовной семинарии, и так как был выдающегося ума, то был гордостью не только семьи, но и семинарии. Тем более сильным ударом для всех было, когда он, не окончив семинарию, восемнадцати лет без согласия родителей женился на девушке гораздо старше себя и почти без образования. Это чуть не убило отца и мать. Потом он поступил в Петербургскую Военно-Медицинскую академию, 22 лет. Так как вследствие женитьбы у него вышла серьезная ссора с отцом, а он был страшно самолюбив, то, хотя нужда была страшная, он не хотел обращаться за помощью к родителям, и первые три года после женитьбы были для него страшно тяжелы. Но за это время его жена успела пройти акушерские курсы. Как вышло примирение с отцом, я не знаю. Через три года родилась у него дочь, и как раз в это время брат заболел психическим расстройством. Его отправили в клинику, и туда уже ездила навещать его сама мама. Болезнь прошла. Он стал работать, и потом был послан в командировку в Тифлисский госпиталь. Вот тут, при проезде из Петербурга в Тифлис, он и заезжал к нам, но мне было только четыре года, и я совсем его не помню. В Тифлисе он прожил года четыре. По службе он шел прекрасно, и впереди ему предстояла прекрасная будущность. Но вдруг здоровье его стало разом очень плохо. Врачи посылали в Пятигорск и еще куда-то, но он там только на время поправился, а по возвращении оттуда совсем заплошал и 29 августа 1885 г. умер... Отчаяния папы и мамы нельзя вспомнить без ужаса. После брата осталось трое детей: старшая Люба — 7 лет, Вася — 5 и Маруся — 2 лет. Жену брата так потрясла его смерть, что она впала почти в состояние безумия: не узнавала детей, убегала ночью на кладбище, и вообще была не спокойна...». О судьбах вдовы и детей В.М. Покровского пока ничего не известно.

Старшая дочь М.В. Покровского, Ольга Михайловна, как и остальные дети, выросла в Карачеве. Была замужем за священником Владимиром Ивановичем Поповым и имела шестерых детей. Владимир Иванович был сыном протоиерея Орловской губернии, закончил Петербургскую Духовную академию со званием кандидата богословия и в 1881 г. был определен учителем русского и церковнославянского языков в Раннебургское духовное училище. В 1882 г. по его просьбе был определен священником в Успенскую церковь Брянска и прожил в Брянске до 1910 г. В 1898 г. стал настоятелем Брянского Покровского собора, был протоиереем, благочинным, а также был законоучителем в мужской и женской прогимназиях, затем в женской гимназии, Брянском низшем, затем среднем техническом училище. Кроме того, Владимир Иванович был известным брянским краеведом, членом Орловского церковно-археологического общества, основал музей при Покровском соборе, писал и издавал брошюры на исторические темы. В 1910 г. он вместе с семьей переехал в Москву, будучи назначенным настоятелем церкви при Румянцевском музее (теперь Российская государственная библиотека).

Немного также известно о третьем ребенке в семье М.В. Покровского, его втором по возрасту сыне Иване. В 1873 году он — «ученик Карачевского уездного училища, 10 лет». В 1886 г. Иван Михайлович Покровский (дядя Булгакова по матери) окончил физико-математический факультет Московского университета со званием кандидата наук и был определен Московским учебным округом по его прошению «учителем русского языка и арифметики приготовительного класса Брянской мужской прогимназии с жалованием 600 рублей в год». Позднее, за исполнение должности секретаря педагогического совета он получал еще 120 рублей. После работы в Ельце в 1887 г. Ивану Михайловичу было разрешено «из палаты по найму преподавать историю и географию в Брянской женской прогимназии». Все эти сведения изложены в личном деле И.М. Покровского (приводятся по данным брянского историка-архивиста Л.Ф. Осипенко), где имеется также переписка о его назначении на службу, формулярный список и др. Любопытен отзыв руководства прогимназии в Московский учебный округ об учителе: «...он трудолюбив. Что же касается свойств характера г. Покровского, то могу сказать, что я никогда его не замечал вспыльчивым, раздраженным и ворчливым, он всегда с надлежащим достоинством держал себя».

В 1888 г. после закрытия приготовительного класса в Брянской мужской прогимназии учитель И.М. Покровский был переведен на такую же должность в Ржевскую прогимназию. Но ученицы Брянской женской прогимназии, которым Иван Михайлович преподавал историю и географию, не остались без педагога. В том же году в Брянск приехала его сестра, Варвара Михайловна Покровская (см.), в 1886 г. закончившая Орловскую частную женскую гимназию с золотой медалью и правом преподавать в качестве домашней наставницы. По ее просьбе и рекомендации председателя педагогического совета брянских прогимназий ее назначили учительницей истории и географии женской прогимназии с жалованием 300 рублей в год. Было ей в ту пору 19 лет (в «Формулярном списке о службе» указана дата рождения — 26 сентября 1869 г.; по другим данным датой рождения В.М. Покровской-Булгаковой считается 5 (17) сентября 1869 г.). В 1889 г. по ее просьбе Варвару Михайловну перевели в Карачевскую женскую прогимназию на должность надзирательницы и учительницы французского языка. Но долго работать там ей не пришлось: ее ждал брак с А.И. Булгаковым и рождение первенца Михаила.

Жизнь и судьба среднего брата, Николая Михайловича Покровского, более известна, он был «любимым дядькой» писателя, повлиял в значительной степени на выбор его первой профессии врача, так как сам был убежденным сторонником лечебной медицины. Н.М. Покровский, родившийся 24 апреля 1868 г. в Карачеве, после получения там среднего образования поступил на медицинский факультет Московского университета, с окончанием которого был военврачом Варшавского госпиталя, затем перебрался в Москву, стал одним из ближайших помощников крупнейшего отечественного акушера-гинеколога профессора В.Ф. Снегирева. Гинекологический институт на Девичьем Поле, основанный Снегиревым, являлся образцовым учреждением этого типа. Здесь имелись одни из лучших в Москве операционные с рядом технических приспособлений, прекрасные палаты с предметами ухода, специальной мебелью и широкими лоджиями, впервые, кстати, в России примененные в больничном строительстве (что, возможно, бывавший там у Н.М. Покровского племянник вспомнил при описании фантастической клиники профессора-психиатра Стравинского в романе «Мастер и Маргарита»). Проработавший в снегиревской лечебнице почти четыре десятилетия Н.М. Покровский пользовался уважением и авторитетом в московской врачебной среде. Показательно, что в 1926 г., когда отмечалось десятилетие со дня смерти В.Ф. Снегирева, с докладом «Памяти Великого учителя и создателя гинекологии в России» на заседании Московского акушерско-гинекологического общества выступил именно Н.М. Покровский, и не исключено, что на этом заседании присутствовал по приглашению своего дяди и М.А. Булгаков, не перестававший интересоваться медициной и годом раньше написавший свою «врачебно-фантастическую» повесть «Собачье сердце».

В этой повести («чудовищной истории») врач-волшебник Филипп Филиппович Преображенский, делающий чудо-операции и занимающийся омоложением, списан и с Н.М. Покровского, и с младшего на пять лет его брата-врача Михаила Михайловича.

Николай Михайлович был женат дважды: ранним браком на Марии Силовне Наумовой и позднее на Елене Игоревне Андреевой (20.V.1900—30.VI.1987), которые послужили прототипами некоторых героинь повести, хотя в самой квартире не жили и некоторые родственники в семье даже не подозревали об их существовании, считая обоих братьев убежденными холостяками.

Медсестра-акушерка М.С. Наумова состояла с Н.М. Покровским в гражданском браке, жила она неподалеку от квартиры мужа в Штатном (теперь Кропоткинском) переулке (дом 22, кв. 25), и в одной из сохранившихся дореволюционных открыток тех лет к ней обращались, именуя «Ея Высокоблогородие». К Николаю Михайловичу, имевшему Военно-медицинский чин старшего офицера (полковник, подполковник) царской армии обращение было «Его Высокоблагородие» («Его Высокородие»). Примечательно, что в сохранившихся открытках конца XIX — начала XX века из архива семьи Покровских-Бархатовых так же обращались и к другим ее членам, имеющим, видимо, соответствующие гражданские или церковные чины. Вот открытое письмо из Венеции, с видом Большого Канала, Н.М. Покровского брату: «Елец (Орловской губернии). Его Высокоблагородию Ивану Михайловичу Покровскому. Классическая гимназия. 19 октября 1896 г. Смотри, брат, и удивляйся! Поедем завтра утром во Флоренцию. <...> Николай». А вот письмо-открытка из Москвы от Александры Михайловны Покровской (Бархатовой) мужу А.А. Бархатову, бывшему, как в свое время и его тесть, настоятелем Карачевского кафедрального собора Казанской Божьей матери: «Карачев (Орловской губернии). Его Высокоблагородию о. Андрею Бархатову. 17.2.[19]12. Доехала вполне благополучно. Здесь тоже чувствую себя хорошо. Сейчас идем в Художественный <театр>. Целую ребяток, тебя и Мару (видимо, няню. — Б.М.). Марусечка! Береги ребяток. А.П.». Александра Покровская была в это время беременна третьим ребенком, будущим младшим Андреем и приехала к брату-гинекологу на консультацию. А Н.М. Покровский, как надо полагать, рекомендовал своей сестре и положительные эмоции в знаменитом МХТе. (Обметим в скобках еще нескольких «членов семьи», живших вместе на Пречистенке у братьев Покровских и попавших на страницы «Собачьего сердца»: жена их племянника А.А. Бархатова, М.С. Ткаченко, вспоминала, что у них «был белый фокстерьер Джерри, полосатый кот Барсик, а на кухне распоряжалась горбатая кухарка Нюша — Анна Васильевна Толченова, и к ней ходил в гости пожарник»).

Упоминание об Андрее Андреевиче Бархатове можно найти среди материалов переписки Варвары Михайловны Покровской. В декабре 1904 г. карачевский священник о. Андрей проводил богослужение в Киеве, в чем ему помогала его свояченица. Она писала профессору Киевской Духовной академии и священнику Андреевской церкви о. Федору (Ф.И. Титову): «...К нам приехал мой зять-священник, и ему очень хотелось бы отслужить литургию в Андреевской церкви, так как он сам носит имя Андрея. Если вы не будете ничего иметь против, то разрешите ему, пожалуйста, совершить богослужение, за что и я, и Афанасий Иванович принесем Вам глубокую благодарность. <...>».

Братья Н.М. и М.М. Покровские (последний был холостяком) во многом заменяли племянникам и племянницам их рано ушедшего отца, А.И. Булгакова, не теряли связей со своей киевской и карачевской родней. Особенно много помогал сестре и ее детям Н.М. Покровский. Он возил детей отдыхать на курорт, лечил их, снабжал продуктами, спасал — прежде всего Михаила — от голода в тяжелые послереволюционные годы. Приезжая в Москву, Булгаковы и Покровские жили подолгу в их квартире на Пречистенке (Чистый пер., 1, кв. 12).

В начале 1920-х гг. в квартире братьев Покровских жили две их племянницы, почти одногодки: Оксана Митрофановна Покровская и Александра Андреевна Бархатова, которые потом уже со своими семьями остались в этой квартире до середины 1980-х гг. Охотно пустив их жить на неопределенный срок, Н.М. Покровский отказал в аналогичной просьбе своему племяннику Михаилу Булгакову при самом благоприятственном к нему отношении, объясняя свой отказ, как рассказывают, «богемностью окружения жизни» начинающего писателя и драматурга.

Михаил Афанасьевич по-своему «отомстил» дядюшке, изобразив его в виде оборотистого квартировладельца Николая Ивановича (спасающегося от «уплотнения жилья» в те годы) в очерке «Москва 20-х годов»: «...Николай Иванович отыгрался на двух племянницах. Написал в провинцию, и прибыли две племянницы. Одна из них ввинтилась в какой-то вуз, доказав по всем швам свое пролетарское происхождение, а другая поступила в студию. Умен ли Николай Иванович, повесивший себе на шею двух племянниц в столь трудное время? Не умен-с, а гениален. Шесть комнат остались у Николая Ивановича, <...> квартира битком набита племянницами. В каждой комнате стояла кровать, а в гостиной две».

Ситуация, описанная Булгаковым пусть и в шутливой форме, вполне отвечали действительности. «Первая» племянница, Александра Бархатова из Карачева, хоть и была дочерью покойного отца-священника, сумела поступить («ввинтиться») в вуз, да не в какой-либо, а в Московский университет, стала филологом и до самых преклонных лет преподавала в московской школе русский язык и литературу. (В 1920-е годы она признавалась в своем личном дневнике, отмечая семейно-строгую регламентацию жизни, почитание монархии, церковное воспитание с соблюдением всех православных обрядов: «В нашей семье не было неустойчивости и метаний, а наоборот, — годовой круг совершался одним и тем же порядком, устанавливался прочно с известными традициями и обычаями»). Соль шутки Булгакова была в словах — «доказав по всем швам свое пролетарское происхождение»; это было нужно для поступления в главный вуз страны: по тогдашним правилам, детям священников и некоторых других социальных категорий поступать в высшую школу было запрещено. «Другой» племянницей была дочь статистика из Орла Оксана Покровская. У нее были музыкальные способности: она поступила в Студию Художественного театра и почти одновременно в Московскую консерваторию, которую закончила по классу скрипки и работала до конца своих дней в оркестре Московского музыкального театра имени К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко.

Приютивший любимых племянниц Николай Михайлович (а не какой-то булгаковский герой-выжига Николай Иванович) дожил в своей квартире, окруженный многочисленной родней, до первых месяцев Великой Отечественной... Почти до самого конца жизни братья Покровские использовали свои врачебные знания и опыт; консультировать приглашали их в правительственные лечебные учреждения, в кремлевскую больницу. Их двоюродная внучатная племянница Н.Г. Ткаченко (Колыванова) вспоминала, как ее в детстве лечили в поликлинике НКВД лучшие врачи под патронажем Николая Михайловича. Н.М. Покровский умер 10 декабря 1941 г. в уже военной зимней Москве. У него был сын, Н.Н. Покровский (14.I.1928 — январь 1958). Все «московские» Покровские похоронены на Ваганьковском кладбище.

Биографии двух других средних братьев Покровских, живших в Москве, не так известны. Михаил Михайлович пошел следом за старшим братом — стал врачом (Московский университет — Варшавский военный госпиталь — научная работа, ученая степень), а Митрофан Михайлович выбрал профессию статистика. М.М. Покровскому, как военному медику, пришлось принимать участие в обеих войнах, которые вела Россия в начале XX века: японской и германской.

В архивах Покровских-Бархатовых сохранилась примечательная фотография Михаила Михайловича с коллегами-военврачами на маньчжурском фронте в 1904 г. Там же, в архивном собрании Н.Г. Колыбановой, обнаружена открытка из Карачева от его сестры Александры Михайловны. Послание датировано 1914 годом: «В Действующую армию. Канцелярия Главного начальника снабжения армии Северо-Западного фронта доктору Михаилу Михайловичу Покровскому. Милый Миша! На днях послала тебе два халата и добавила теплую куртку. Она пригодится тебе в холодные ночи. <...> Мы шили такие куртки и халаты для выздоравливающих в лазаретах. <...> Пиши, пожалуйста, чаще. Не столкнет ли тебя судьба с Болмасовым, Любиным мужем? Последняя телеграмма от него из Гродно. Вспоминаю тебя. Крепко целуем. Напиши, если получишь посылку. Господь с тобою. Шура». (В этом письме-открытке упомянут земляк и муж кузины отправительницы, Любови Васильевны, — Николай Николаевич Болмасов, благополучно вернувшийся с войны, как и адресат этого послания).

Врачебный путь доктора медицины Михаила Михайловича Покровского был тесно связан с клиникой выдающегося интерниста (специалиста по внутренним болезням) профессора М.П. Кончаловского, вместе с которым он трудился много лет. В справочнике «Лечебные учреждения и медицинский персонал Москвы» (1928) указывается, что М.М. Покровский (позже ему будет суждено стать одним из лечащих врачей Михаила Афанасьевича в критический период его смертельной болезни) «является старшим ассистентом этой клиники в составе 1-го МГУ», то есть он был на довольно ответственном посту. Безупречный нравственный облик этих двух замечательных врачей, братьев Покровских, их образованность и интеллигентность, доброе отношение к больному — все это, безусловно, отразилось и на врачебной биографии Булгакова, и на темах и героях его литературных произведений (Алексей Турбин в «Белой гвардии», земский доктор в «Записках юного врача» и «Морфии», профессора — Персиков в «Роковых яйцах», Преображенский в «Собачьем сердце», Стравинский в «Мастере и Маргарите»).

О братьях Покровских вспоминала и дочь Варвары Афанасьевны Булгаковой (см.) Ирина Леонидовна Карум: «Прекрасно знала я двух дядей Михаила Афанасьевича и моей мамы — Николая Михайловича и Михаила Михайловича. Последний был со странностями. Он, например, никогда не уходил из квартиры, пока не пересчитает мебель, или картины, или лампы, посуду; бывало, все уже выходят из квартиры, а Михаил Михайлович возвращается и начинает считать стулья, а мы стоим в передней и ждем, когда он кончит это делать! Оба дяди были очень добрыми, гостеприимными <...>, жили у Николая Михайловича и Михаила Михайловича племянницы — Надежда и Вера Булгаковы». М.М. Покровский пережил старшего брата и коллегу Николая Михайловича всего лишь на год: он скончался 3 декабря 1942 г. и похоронен с ним рядом.

Варвара Покровская (см.), мать писателя, была на десять лет моложе своей старшей сестры Ольги. Она родилась 5 (17) сентября 1869 г. в Карачеве, училась в Орловской частной женской гимназии с программой мужских гимназий, которую окончила с золотой медалью и получением права преподавания в качестве домашней наставницы. Вследствие этого В.М. Покровская назначается в 19 лет в Брянскую женскую прогимназию учительницей истории и географии, затем в Карачевскую женскую прогимназию на должность классной надзирательницы и учительницы французского языка в 4-м классе. В браке с преподавателем Киевской духовной академии А.И. Булгаковым (см.) у нее рождается семь детей: первенец Михаил и еще два сына и четыре дочери, составившие большую дружную семью. В 1907 г. она остается вдовой, занимается воспитанием детей, ищет работу. Сначала устраивается на вечерние женские общеобразовательные курсы, а затем становится казначеем Фребелевского общества содействия воспитанию. Знавшие В.М. Покровскую-Булгакову вспоминают так: «Волевая была женщина, умная... Варвара Михайловна была верующая, справедливая, но любила пошутить и посмеяться, мне доставалось часто, но я никогда не возражала и не обижалась...» — рассказывает о своей свекрови первая жена писателя, Татьяна Николаевна Лаппа.

В 1918 г. В.М. Покровская вышла замуж вторым браком задруга их семьи, детского врача И.П. Воскресенского, который, будучи знакомым с булгаковской семьей с середины 1900-х гг., оказал, как считают исследователи, большое влияние на старшего сына Михаила. Через четыре года, 1 февраля 1922 г. Варвара Михайловна скончалась от тифа и была похоронена на киевском Байковом кладбище, где уже лежали братья Булгаковы — Сергей и ее первый муж Афанасий Иванович. И.П. Воскресенскому были отведены иные сроки жизни: он умер в Алма-Ате в 1966 г., оставив вдову с приемной дочерью. (Уже в 1990-х годах дочь этой дочери приезжала в Киев на Андреевский спуск к местам жизни ее «приемного дедушки»).

Больше известно о семьях младших детей М.В. Покровского, Митрофана и Александры. Статистик М.М. Покровский в браке с З.М. Цилли имел двух дочерей. Зинаида Михайловна Цилли была дочерью выходца из Швейцарии, француза по происхождению Мишеля (Михаила) Цилли, дворянского рода, покинувшего родину после поражения Франции в войне с Пруссией. В России он женился на дочери орловских помещиков Смольяниновых. Его правнучка И.А. Гусева вспомнила одну из семейных легенд, как ее прадед был женихом обаятельной прабабушки, ездил к ней в имение, писал письма. В ее архиве сохранилась фотография, подаренная невесте: «Дорогой Фелице Павловне Смольяниновой от друга, брата и сердцем преданного ей навек М. Цилли. 5-е августа 1875-е, Воскресенье, 3 часа ночи». (Старинная фотография изготовлена в «Берлинской фотографии ПЕРЕС в Орле на Болоховской улице»). Сестры Ирина и Оксана Покровские знали о своем французском дворянском происхождении, гордились им, но вынуждены были скрывать это свое далекое, почти призрачное родство. Митрофан Михайлович, орловский губернский статистик, скончался от тифа и голода в начале 1920-х гг., иная судьба ждала его дочерей, Ирину и Оксану. Сведений о последней сохранилось мало, а Ирина Митрофановна стала крупнейшим ученым с мировым именем, доктором минералогических наук, профессором, лауреатом Государственной премии. Расскажем о ней поподробнее, благодаря помощи ее дочери Оксаны Николаевны Жежель, двоюродной племянницы М.А. Булгакова. (Муж И.М. Покровской — Николай Григорьевич Жежель — был известным агрохимиком, заведовал кафедрой в Ленинградском сельскохозяйственном институте, имел звание профессора, был лауреатом Сталинской премии; во время войны был главным агрономом Куйбышевского района Ленинграда, как мог, помогал продовольствием блокадникам города. Он писал, что «каждый килограмм овощей и картофеля — это трудовой снаряд по врагу»).

Ирина Митрофановна Покровская, кузина писателя, родилась 11 июля 1902 г. в городе Орле, где жили тогда уже известные нам ее родители: юрист, потом статистик Митрофан Михайлович Покровский и его жена, Зинаида Михайловна Цилли, по профессии врач. Ее юность совпала с революцией, Гражданской войной, разрухой. Она рано потеряла отца, и после окончания в 1919 г. второй ступени средней школы начала свой трудовой путь: Ирина работала письмоводителем в Военно-Окружном совещании, машинисткой-делопроизводителем в райкоме Союза металлистов, библиотекарем на рабфаке. Только в 1923 г. она уезжает в Петроград и поступает учиться в Географический институт (с 1925 г. — географический факультет Ленинградского университета), а в 1928 г., не прерывая учебу, она начинает работать научным техником на кафедре болотоведения в Лесотехнической академии, в первой в СССР лаборатории по изучению торфяников при помощи нового палинологического метода. Это определило дальнейшую судьбу Ирины Митрофановны, она увлекается палинологией, становится одним из основателей отечественной школы палинологов, развитию которой она отдала 40 лет своей жизни. После окончания университета в 1930 г. она уезжает в Алма-Ату, в Казахстанский почвенный институт, а в 1931-м по возвращении в Ленинград И.М. Покровская поступает в геологоразведочный трест в качестве научного сотрудника и начальника партии. Об этом периоде ее коллеги писали так: «С 1931 года и до конца жизни работала в системе Наркомата (потом Министерства) геологии СССР, сначала в Ленинградском геологическом управлении, затем в Центральном научно-исследовательском геологоразведочном институте (ЦНИГРИ), переименованном затем во Всесоюзный геологический институт (ВСЕГЕИ). Ирина Митрофановна Покровская стала одним из первых исследователей в Советском Союзе, использовавшим споро-пыльцевой анализ для стратиграфического расчленения мезозойских и кайнозойских отложений».

С 1937 г. Ирина Митрофановна включается в педагогическую работу на родном ей географическом факультете Ленинградского университета: она ассистент, затем заведующая лабораторией. В университете ее застала война. К тому времени у Ирины Митрофановны уже две дочери, а с мужем, Н.Г. Жежелем, после почти 10 лет супружеской жизни она расстается в 1938 г. Вновь выходит замуж за Ю.Л. Рудовича, но тот, мобилизованный в 1941 г., погибает на фронте.

Драматичной была судьба и ее маленьких дочек. В июле и августе 1941 г. многие ленинградцы эвакуировали своих детей. Ирина Митрофановна еще раньше, до начала войны, отправила обеих дочерей, в сопровождении няни, в деревню в Псковскую область, что оказалось роковой ошибкой. Вскоре они очутились на территории, оккупированной германскими войсками. В течение всей войны, вплоть до 1945 г., она ничего не знала об их судьбе. Только после победы над фашистами Ирина Митрофановна нашла детей.

Во время блокады Ленинграда в 1941—1942 гг. И.М. Покровская, состоя сотрудницей Северо-Западного геологического управления, выполняла спецзадание по вопросам геологии города и окрестностей Ленинграда для штаба Ленинградского военного округа, работала санитаркой в госпитале. В апреле 1942 г. она была эвакуирована в Свердловск (Екатеринбург), где в Уральском геологическом управлении вела работы по изысканию полезных ископаемых, занималась научно-исследовательским трудом, результатом которого явилась защита в 1943 г. кандидатской диссертации. После снятия блокады, в феврале 1944 г., Ирина Митрофановна вернулась в Ленинград, где ее ждала новая научная работа: она на базе ВСЕГЕИ создала палинологическую лабораторию. За работу во время войны И.М. Покровская была награждена медалью «За оборону Ленинграда», другими медалями, грамотами, знаками отличия. Научную работу не прекращала и в 1947 г. стала доктором геологических наук, а через три года ей было присвоено ученое звание профессора.

Научные занятия Ирины Митрофановны продолжались. По ее инициативе, под ее руководством и при участии в качестве соавтора было создано известное всему геологическому миру справочное руководство «Пыльцевой анализ», удостоенное в 1951 г. Государственной (тогда Сталинской) премии СССР и переведенное на французский, китайский и позже на другие языки. Последним крупным трудом И.М. Покровской была трехтомная монография «Палеопалинология», изданная в 1966 г. В ней впервые были обобщены и систематизированы все имеющиеся по Советскому Союзу материалы по палинологии «от докембрия до четвертичного периода». Талантливый ученый широкого профиля, Ирина Митрофановна опубликовала более 70 работ, посвященных своей профессии и специальности. 3 мая 1970 г. после тяжелой болезни И.М. Покровская ушла из жизни.

Коллега И.М. Покровской, ботаник Л.А. Козяр так вспоминает о встречах с ней: «...Хочется отметить ее черты, традиционные для многих русских интеллигентов: это — ее широкая и глубокая образованность. Ее профессиональные знания были буквально исчерпывающими, а ее значительные интерес к литературе, музыке и другим видам искусств, которые она тонко чувствовала и очень любила, позволял ей быть органически связанной с этими областями человеческой культуры. В каждый свой приезд в Москву Ирина Митрофановна стремилась попасть на концерт в консерваторию, посетить какую-нибудь художественную выставку, а то и просто уютно посидеть и послушать записи Ф.И. Шаляпина или нежно любимой ею Н.А. Обуховой. Другой ее чертой, которая, может быть, была главной, должна быть указана ее необыкновенная добропорядочность и доброжелательность к людям. Перенеся в своей жизни достаточно много тяжелого и пережившая много горестных минут, она умела, как немногие, понять горе и невзгоды других. И не только понять, но и принять самое горячее участие, оказать всяческую поддержку, моральную и материальную, помочь самым деятельным образом и в самый необходимый момент».

Ее старшая дочь, Оксана Николаевна, написала (вместе с младшей сестрой, Еленой Николаевной) воспоминания о своей драматичной и едва ли не трагичной судьбе в детстве: в начале войны они оказались на оккупированной территории, потом были угнаны в Германию на принудительные работы, и даже после освобождения, чуть ли не до наших дней, ощущали последствия пребывания у врага. Приведем из этих воспоминаний несколько фрагментов: «<...> Весной 1941 г. из Ленинграда мы были отправлены «на дачу» в Псковскую область, станция Дедовичи, деревня Монастыри. Приехали туда в мае месяце, а в июне началась война. Жили мы там с нашей няней, которая была родом оттуда, жили в доме ее родного брата, <...> звали ее Дмитриева Мария Дмитриевна. Война началась в июне, а в сентябре по нашей деревне уже свободно разгуливали немцы. Всякая связь с Ленинградом, естественно, прекратилась. <...>.

К концу 1942 г. немцы стали искать сиротских детей (а мы ведь были таковыми), но наша няня выдала нас за своих, и так под этим «флагом» нам удалось не попасть в лагерь «подопытных кроликов». В 1943 г., когда немецкие войска стали отступать, они население угоняли, а многие деревни сжигали целиком; нас спасло, что партизаны об их планах узнали, и мы бежали в соседнюю деревню, а деревня Монастыри была целиком сожжена. Мы по малолетству потом какое-то время бегали на пепелище. Осенью того же года оставшуюся часть населения погрузили в телячьи вагоны и вывезли в Латвию, где мы пробыли несколько месяцев, а в феврале 1944 г. нас угнали в Германию, где мы прожили до самого окончания войны. Привезя в Германию, нас поселили в лагерь, откуда велось распределение «рабочих рук». Поскольку мы считались детьми, то бауэру пришлось взять нас троих. Жили мы в хозяйстве богатой помещицы. <...> Мы вкалывали на полную катушку. Пасли и доили овец, ощипывали живых гусей, так что у них были десятки мешков пуха, которым они торговали и т. д. Меня еще приобщили к поездкам в город — отоваривать продуктовые карточки, ездить в пекарню и частенько обслуживать соседнего хуторянина, одинокого, со своим старым отцом. Меня выручало то, что с 6 лет в Ленинграде меня водили в немецкую группу, и я попала сюда, уже имея определенный языковой багаж. <...> Освободили нас американцы — это было 9 мая 1945 г.; еще утром пытались подняться в воздух немецкие самолеты, но это уже были судороги. Наш хутор практически находился на аэродроме, мы были от него отгорожены лишь проволочным забором, и посему у меня была богатая возможность пообщаться с немецкими летчиками, т.к. у них были дети, и им хотелось по-человечески узнать о русских, а некоторые вообще предлагали усыновить, но <...> я четко знала, что нам нужно найти нашу маму.

Описывать наше существование там бессмысленно, достаточно сказать, что мы втроем спали в одном большом ящике, застеленном соломой и покрытой мешковиной и т. д. Кормя собак, сестра частенько пыталась присоединиться к их кормушке, а ей было 5 лет! О нашей свинской жизни говорить сложно, если учесть, что за это время о бане мы не слышали. Вшивость, да еще какая. В конце мая мне сообщил польский пленный, что американцы создали лагерь для русских гражданских пленных, и сообщил приблизительные координаты места. С позволения хозяев я отправилась за 30 км в тот лагерь. Комендант лагеря, как мне помнится, был человек лет 35—40. Меня впервые за все годы накормили беконом с яйцами и горячим какао. Меня уговаривали не возвращаться, даже предлагали Америку — Англию, но мне — к маме! <...> [Нам советовали подождать,] но мы выбрали американский лагерь, где и прожили 2 месяца на сказочной кормежке и райской жизни в целом. В августе нас отправили в Советскую зону оккупации — г. Росток. Там мы прожили месяц, где народ в массе стал умирать. После американских харчей пайки оказались резко сниженными, и качество было такое, что люди ели с трудом. Ехали мы из [Западной зоны] до нашего лагеря почти месяц. Через Вислу мы ехали по понтону, который грозил в любую минуту рухнуть, т.к. состав был огромный, а ехали мы в тех же телятниках, как в оккупацию; 14 суток мы стояли в загоне (на запасных путях. — Б.М.) города Торунь (Польша), проблема воды устрашающая — канава грязная, а вода, сочащаяся из труб разрушенных домов, нам недоступна, т.к. поляки по нам стреляли. Начался массовый мор — сплошная дизентерия. <...> Когда же мы на 15-е сутки тронулись, то поезд полз и частенько останавливался в лесу, сбрасывая умерших. Нас вернули в сентябре туда же на ст. Дедовичи, откуда увозили немцы. <...>

[Теперь] нужно было через все организации тех мест проверить нашу лояльность! Как только мама узнала о том, что мы живы (я писала ей в Москву, где она тогда временно жила), мама попала (с помощью сильных мира) на прием к К.Е. Ворошилову (тогдашнему Председателю Президиума Верховного Совета СССР. — Б.М.); он сказал: «Если они допаспортного возраста, то вы их через пару месяцев получите». Что и произошло. В самом начале ноября 1945 г. мама нас привезла в Ленинград, а за нашу няню она еще долго хлопотала, но в итоге все-таки и на нее был получен пропуск. Вернувшись в Ленинград, я стала учиться в школе, где был экстернат! За один год — два класса, а потом пришлось уйти в вечернюю школу, так как я была «врагом»! Меня не взяли ни в пионеры, ни в комсомол, что очень усложнило мое поступление в университет, а после окончания оного мне не давали допуск к закрытым (засекреченным) материалам, а я поступила работать в геологическую организацию. Ведь мама и отец (они, правда, были в разводе), оба почти всю блокаду были в Ленинграде, а мы с сестрой — «контры»: мне даже в одной из школьных характеристик было написано, что я «вела в классе подрывную работу». В 1948 г. меня вызвали в «органы» (госбезопасности. — Б.М.) и внушали, что «нужно было не за кордон бежать, а идти в партизаны», не соображая, что когда началась война, мне было 9 лет, а сестре 3,5 годика. Всю жизнь над нами висело «наше криминальное прошлое». Даже при защите кандидатской диссертации мне припомнили, сказав, что «нужно было не по заграницам путешествовать, а защищать Родину»!

Только в 1990-х гг. объявилась возможность получить статус «малолетнего узника», который при пенсии дает некоторые плюсы. Я 4,5 года буквально билась, чтобы доказать, что я там была не по собственному желанию, а армия отступила, и мы оказались в оккупации и т. д. Наши «органы» в 1948 г. мне показывали мою анкету, заполненную немцами [с фотографией] с лагерным значком, нашитым на грудь, а в 1990 г. они мне утверждали, что никаких сведений о пребывании в Германии у них нет. <...> Я билась в поисках каких-либо сведений о жизни в Германии. Для сбора справок наши власти потребовали справку даже из Архива Октябрьской революции. <...> С помощью умных и доброжелательных людей я узнала адрес Центрального архива Германии, послав туда свою просьбу. Они буквально через месяц прислали мне новый адрес бывших хозяев. Правда, старшего поколения уже не было в живых, а было два их сына, и, как ни странно, оба наши сверстники. На мою просьбу тут же откликнулся старший сын и прислал заверенное подтверждение о нашей работе в их хозяйстве. <...> Наша мудрая мама, пройдя все «радости» советских «органов», написала нам однажды наши автобиографии, где подробно все изложила, постоянно делая акцент, что мы были несовершеннолетние (о чем напомнил ей в беседе К.Е. Ворошилов). И после всех мытарств я получила в конце 1994 г. документ, что я «несовершеннолетняя узница фашистских концлагерей». <...>».

Даже по этим фрагментам поразительного человеческого документа можно представить, какие испытания пришлось перенести и сестрам Жежель, и их матери Ирине Митрофановне Покровской. Но они, мужественные характером и сильные духом, все превозмогли, получили образование, встали на ноги, защитили диссертации, определились и проявили себя как талантливые ученые в избранной ими области.

Оксана Николаевна Жежель родилась 20 июня 1931 г. в семье ученых-биологов; в 1957 г. окончила геофак Ленинградского университета и в 1959 г. была принята во Всесоюзный геологический институт (ВСЕГЕИ), где проработала более сорока лет до своего выхода на пенсию в 2000 г., причем последние тридцать лет была научным сотрудником отдела четвертичной геологии и геоморфологии института. В 1967 г. она защитила диссертацию с присвоением звания кандидата геолого-минералогических наук, работала в экспедициях в разных регионах СССР и России, была за рубежом, опубликовала более 70 научных статей и исследований. В браке с музыкантом А.Л. Араратяном (Цыбловым) у них сын Карен Арташесович, оказавшийся феноменальным полиглотом, знающим в совершенстве все скандинавские языки, а также армянский, английский и эстонский. Шведы вообще его считают полностью своим. Он женат на финке Эйя-Еева-Хелене Вискари и живет в Хельсинки.

У ее сестры, Елены Николаевны Жежель (Кулешовой), иная судьба и специальность. Она закончила филологический факультет Ленинградского университета, стала преподавателем английского языка. Ее муж, В.И. Кулешов, сын ленинградской писательницы переводчицы М.Ф. Кулешовой (1903—1993) и балтийца вице-адмирала И. Кулешова, занимался подводным делом. Их сын Алексей, окончивший Институт водного транспорта, по наследственной традиции деда и отца тоже моряк.

Семья Покровских-Жежель, разумеется, прекрасно знала о своем замечательном родственнике-писателе Михаиле Булгакове, дружили они семьями с остальными Покровскими и Булгаковыми, читали произведения Михаила Афанасьевича. Но не только. О.Н. Жежель признается в письме: «<...> Еще в шестидесятые годы, когда мама была здорова, она собиралась поехать к Николаю (Н.А. Булгакову. — Б.М.) в Париж. У меня хранится ее записная книжка с булгаковским парижским адресом. Но, увы! Судьба распорядилась иначе... Я очень хорошо помню, как тетя Надя и Любаша (Н.А. Булгакова (Земская) и Л.В. Покровская (Болмасова). — Б.М.) приезжали к нам в Ленинград, привозя рукописи Михаила Афанасьевича, а мама (как наиболее обеспеченная) в нашем институтском машбюро за свои деньги все перепечатывала, а они все увозили в Москву. <...>».

Еще одна такая же двоюродная племянница, художник Ирина Александровна Сиротина (Гусева), с семьей живет в Москве; она дочь Оксаны Митрофановны Покровской и А.Н. Сиротина. Про О.М. Покровскую разговор шел немного ранее. Ее муж, Александр Никитич Сиротин, как и Оксана Митрофановна, был музыкантом: сначала трубачом военного оркестра, потом в Московском театре драмы и комедии на Таганке. И.А. Сиротина (Гусева) много лет проработала в издательстве «Советский писатель» книжным художником и графиком. Много изданий прошло через ее талантливые руки, и среди других она оформляла одну из первых монографий о своем знаменитом дядюшке — публикацию Л.М. Яновской «Творческий путь Михаила Булгакова». Ирина Александровна была замужем за авиаинженером Г.А. Гусевым, у них сын — Андрей Гелиевич, как и мать, художник-полиграфист. А.Г. Гусев в браке с Т.А. Кирсановой, педагогом в детских учреждениях, имеет двоих детей: студента-гуманитария Павла и студентку финансового техникума Ксению. Это уже двоюродные внучатные и правнучатные племянники и племянницы писателя по ветви Покровских.

«Разветвленное дерево» у семьи младшей из Покровских — Александры Михайловны (в замужестве Бархатовой). Два сына, Андрей и Алексей, и дочь Александра были у нее в браке с Андреем Андреевичем Бархатовым, карачевским священником и позднее настоятелем Кафедрального собора. О супругах Бархатовых и их дочери было сказано несколько ранее, а о. Андрей даже служил литургию в киевской Андреевской церкви в 1904 г. История браков их детей примечательна, особенно у Александры и Алексея Бархатовых. Сестра и брат Бархатовы вышли замуж и женились тоже на брате и сестре: Георгии и Марии Ткаченко, детях Степана Васильевича и Секлетиньи Ефимовны Ткаченко, выходцев из сибирского города Камень-на-Оби. Получился своеобразный взаимородственный союз или перекрестный брак. В семье у Александры Бархатовой и Георгия Ткаченко было трое детей: Николай, Наталья и Елена.

Николай Георгиевич Ткаченко был женат на Ирине Исааковне Гинзбург, у которой дочь Ирина и внук Коля. После смерти мужа и отца осиротевшая семья уехала в Израиль. У ставшей врачом старшей дочери супругов Ткаченко, Натальи Георгиевны, в браке с Игорем Николаевичем Колыбановым сын Владимир, занимающийся строительным бизнесом. У младшей дочери — Елены Георгиевны — в браке с Василием Юрьевичем Колотухиным детей не было. Меньше известно о других Бархатовых. Алексей Андреевич Бархатов был женат на Марии Степановне Ткаченко: осталась дочь, Ольга Алексеевна, у которой не было семьи. И, наконец, у Андрея Андреевича Бархатова (младшего) в браке с Елизаветой Коротковой двое детей — Эльвира и Юрий. Глава семьи был военным, жили они в Новосибирске, с течением времени следы их затерялись, и о судьбе этой семьи пока ничего не известно. Все молодые Бархатовы приходятся писателю двоюродными племянниками и племянницами.

Уже отмечалось в биографических материалах по родословию и семьям Булгаковых и Покровских о некой почти мистической «зеркальной симметрии» в родовых стволах общего «генеалогического древа». Это касалось старшего поколения семей (по отношению к писателю): его родителей, тетушек и дядюшек. Почти аналогичная картина возникает и на уровне поколения самого М.А. Булгакова, из известных нам его родственников «по крови»: братьев и сестер, кузенов и кузин. От булгаковской ветви здесь 10 человек (5 братьев и 5 сестер), от Покровской — 8 человек (5 сестер и 3 брата). Недостаток фактических достоверных сведений о других родственниках, младших степеней родства (племянники и племянницы, родные и двоюродные), не позволяет получить отчетливую картину — она менее симметрична и равновесна: от ствола Булгаковых — 6 племянниц, от ствола Покровских — 7 племянниц и 2 племянника. Следующий же уровень — поколение внучатных племянников и племянниц — дает еще более размытый и неполный результат. Поиск дальнейших биографических сведений о родословном древе семьи Булгаковых-Покровских, их ближних и дальних родственников и свойственников продолжается.

Семья Покровских. 1880-е гг. Слева направо, сидят: Коля, Михаил Васильевич, Миша, Митрофан, Турбина (Покровская) Анфиса Ивановна, Варя; стоят: Ваня, Ольга, Василий, няня с маленькой Александрой, Захар

Турбина (Покровская) Анфиса Ивановна. 1880-е гг.

Покровский Василий Михайлович. 1880-е гг.

Братья Покровские. 1900-е гг. Слева-направо: Митрофан Михайлович, Михаил Михайлович, Николай Михайлович.

Покровская (Бархатова) Александра Михайловна. 1950-е гг. (Архив Н.Г. Колыбановой)

Покровская Ольга Михайловна. 1880-е гг.

Покровский Николай Михайлович. Середина 1910-х гг. (Архив Н.Г. Колыбановой)

Покровский Николай Михайлович с дочерьми доктора Богушевского. Июнь 1908 г. (Архив И.А. Гусевой)

Покровский Н.М. с детьми Булгаковых. 1912 г. Слева направо, сидят — Варя, Надя, Коля; стоят — Вера и Николай Михайлович.

Братья и сестра Бархатовы со своей кузиной. 1920-е гг. Слева-направо: Алексей Андреевич, Покровская Оксана Митрофановна, Андрей Андреевич, Александра Андреевна. (На обороте фотографии, датированной «Москва. 17 апреля 1926 г.», каждый из снявшихся написал своему новочеркасскому знакомому: «Рыболову от коллеги Андрея», «Инженеру-технику» от коллеги-«экономиста». А.Б.», «...Что наша жизнь! Игра!.. // Сегодня ты, а завтра я!.. // А посему: спеши использовать свое «я». Оксана»). (Архив Н.Г. Колыбановой)

Наумова Мария Силовна. 1910-е гг. (Архив Н.Г. Колыбановой)

Братья и сестры Покровские. 1900 г. Слева-направо, стоят: Михаил Михайлович и Митрофан Михайлович; сидят: Александра Михайловна (в замужестве Бархатова) и их кузина Любовь Васильевна (в замужестве Болмасова)

Покровский Михаил Михайлович. 1904 г.

Бархатов Андрей Андреевич (старший) (о. Андрей Бархатов). 1900-е гг. (Архив Н.Г. Колыбановой).

Покровский Михаил Михайлович (в центре) с коллегами-врачами. Декабрь 1904 г. (Архив Н.Г. Колыбановой)

Покровский Михаил Михайлович (слева) с коллегами на операции. 1900-е гг.

Покровский Николай Михайлович. 1930-е гг. (Архив Н.Г. Колыбановой)

Покровский Николай Михайлович с сестрой Александрой Михайловной и ее внучкой Ольгой. 1940 г.

Покровская Варвара Михайловна. 1880-е гг.

Покровский Михаил Михайлович. Лето 1916 г. На обороте фотографии напечатано на машинке и заверено гербовой печатью: «Предъявитель сего коллежский советник М.М. Покровский состоит на службе в управлении, подведомственном Главному начальнику снабжений Западного фронта...». (Архив Н.Г. Колыбановой)

Семья Булгаковых с родственниками и знакомыми. 1908 г. В центре вверху Варвара Михайловна, Михаил и Ирина Лукинична Цитович; ниже — Коля, Лена, Ваня; впереди слева — Варя

Семья Цилли-Покровских: 1910-е гг. Справа сидит Покровский Митрофан Михайлович, за ним (стоит) его жена — Цилли Зинаида Михайловна; внизу, в белых платьях, — их дочери: Ирина и Оксана; остальные — родственники З.М. Цилли. (Архив Н.Г. Колыбановой)

Покровский Митрофан Михайлович с дочерью Ириной. 1902 г. (Архив И.А. Гусевой)

Цилли Мишель (Михаил). Август 1875 г. (Архив И.А. Гусевой)

Цилли Зинаида Михайловна. 1890-е гг. (Архив И.А. Гусевой)

Покровская Оксана (Ксения) Митрофановна. 1920-е гг. (Архив И.А. Гусевой)

Покровский Митрофан Михайлович. 1900-е гг. (Архив Н.Г. Колыбановой)

Покровская Оксана Митрофановна. Июнь 1923 г. (Архив Н.Г. Колыбановой)

Покровская Ирина Митрофановна. 1960-е (Архив О.Н. Жежель)

Жежель Николай Григорьевич. 1960-е гг. (Архив О.Н. Жежель)

Покровская Ирина Митрофановна. 1948 г. (Архив О.Н. Жежель)

Жежель Оксана Николаевна. 1980 г. (Архив О.Н. Жежель)

Араратян-Цыблов Арташес Левонович. 1997 г. (Архив О.Н. Жежель)

Цыблов Карен. 1982 г. (Архив О.Н. Жежель)

Жежель Оксана Николаевна. 1965 г. (Архив О.Н. Жежель)

Жежель (Кулешова) Елена Николаевна. 1960 г. (Архив О.Н. Жежель)

Покровская Оксана Митрофановна с дочерью Ириной. 1950-йг. (Архив Н.Г. Колыбановой)

Гусева Ирина Александровна. 1989 г.

Гусева Ирина Александровна с сыном Андреем. Май 1996 г. (Архив И.А. Гусевой)

Гусев Павлик. 1989 г.

Покровская (Бархатова) Александра Михайловна. 1900-е гг. (Архив Н.Г. Колыбановой)

Бархатов Андрей Андреевич. 1930-е гг. (Архив Н.Г. Колыбановой)

Бархатов Алексей Андреевич. Начало 1940-х гг. (Архив Н.Г. Колыбановой)

Бархатова (Ткаченко) Александра Андреевна. 1920-е гг. (Архив Н.Г. Колыбановой)

Семья Ткаченко. 1947 г. Слева-направо: Георгий Степанович; Наталья, Николай, Елена, Александра Андреевна Бархатова (Ткаченко). (Архив Н.Г. Колыбановой)

Брат и сестры Ткаченко со своей кузиной. 1951 г. Слева направо: Наталия, Николай, Елена, Ирина Сиротина. (Архив Н.Г. Колыбановой)

Колыбанов Владимир Игоревич. 1990-е гг. (Архив Н.Г. Колыбановой)

Колыбанов Игорь Николаевич. 1990-е гг. (Архив Н.Г. Колыбановой)

Ткаченко (Колыванова) Наталия Георгиевна. 1990-е гг. (Архив Н.Г. Колыбановой)

Бархатов Алексей Андреевич. 1930-е гг. (Архив Н.Г. Колыбановой)

Ткаченко (Бархатова) Мария Степановна с дочерью Ольгой. Июль 1940 г. (Архив Н.Г. Колыбановой)

Бархатов Андрей Андреевич с женой Елизаветой. Июль 1938 г. (Архив И.Г. Колыбановой)