Вернуться к Н.А. Плаксицкая. «Расколотый» человек в «раздробленном» мире: образ мира и образ человека в сатире М.А. Булгакова

Природа художественности повестей 20-х годов и романа «Мастер и Маргарита» М.А. Булгакова

В историко-литературной науке давно подмечен сатирико-фантастический характер повестей «Дьяволиада», «Собачье сердце» и «Роковые яйца» (С. Фуссо, К. Райдель и т. д.), в повествовательной структуре которых доминирующая роль отводится фантастическому элементу.

О.Н. Николенко отмечает, что в «Собачьем сердце» это положение подтверждается уже подзаголовком произведения «Чудовищная история», в повестях «Дьяволиада» и «Роковые яйца» изображаются препятствия на пути утопической мечты, рисуется картина ненормальной действительности с алогичными социальными законами, запечатлена трагическая судьба личности в обществе насилия1.

Роман «Мастер и Маргарита» относят к типичным антиутопиям (особенно западные ученые: Э. Госцилл, П. Дейл и др.), поскольку в произведении создан образ дисгармоничного мира, иррационального бытия, реального и в то же время фантастического, в котором вступают в конфликт человек и государственная система власти. Но сразу следует отметить, что проблема «закатного» романа намного глубже: человек предстает в момент кризиса нравственной системы координат. Поэтому определение «Мастера и Маргариты» Лакшиным как романа сатирико-философского следует считать более правомерным2.

Несмотря на использование фантастического элемента в воссоздании современной реальности, в повестях и романе отмечается явный сатирический характер повествования. Фантастичны сатирические произведения Булгакова «по своей форме, как сатира Щедрина, но оттого не менее реальны в своем содержании». Использование «фантастического допущения» (Л.Б. Менглинова) в сатирической прозе Булгакова выступает не просто как способ создания несуществующей реальности, а как «принцип сатирического обобщения»3. Данный подход позволяет писателю поднять важные социально-политические и нравственно-философские проблемы времени, дает возможность заглянуть за пределы реальности — в душу человека и в самую суть изменяющегося мира. На наш взгляд, в повестях 20-х годов и романе «Мастер и Маргарита» сатирический ракурс — доминанта видения современного М. Булгакову мира. Если понимать сатиру как особый тип художественности, то можно увидеть, что природа смеха в этих произведениях ему соответствует.

В основе сатирической художественности лежит серьезное восприятие роли личности в мире, осмеяние выстраивается на ее несоответствии высшим ценностям и нормам. Дивергенция героя с нравственным идеалом является текстообразующим основанием всех сатирических произведений Булгакова. Поэтому не случайно большинство исследователей сомневается в наличии главного героя в романе «Мастер и Маргарита», так как важным для писателя оказалось разоблачение пороков времени, а не изображение судьбы одного человека. То же самое наблюдается и в сатирических повестях. Герой «Дьяволиады» Коротков сам принадлежит бюрократической системе, которая его погубила, он ее порождение, ее часть, и его противостояние ей вызвано лишь случившимся недоразумением, увольнением с работы, а не глубоким внутренним протестом. Столкновение «нежного, тихого» блондина с Кальсонером — это лишь попытка вернуть себе утраченную работу. В «Собачьем сердце» противоборство Филиппа Филипповича домкому и его председателю Швондеру вызвано не столько между ними существующими идеологическими разногласиями, но в большей степени стремлением избежать посягательства на его личную свободу, которое проявляется в попытке домкома заставить героя жить по тем же стандартам, как и новое общество, если не удается Преображенского принудить думать как все, то хотя бы внешние признаки единомыслия и общежития должны быть соблюдены: профессор обязан уплотниться, то есть превратить свою отдельную квартиру в коммунальную. А конфликт героя с Шариковым вызван тем, что Полиграф Полиграфович своим мироотношением и поведением вносит разруху в размеренное и урегулированное бытие ученого, поэтому и вызывает его неприязнь. Герой повести «Роковые яйца» Владимир Ипатьевич Персиков живет с экономкой, «ходившей за профессором, как нянька». Он слаб и раним: спрятавшись от мира за черными шторами кабинета, ученый занимается научной работой, из-за которой от него жена «сбежала с тенором оперы Зимина в 1913 году»*. Поэтому не случайно, что профессора потрясла не общая картина бедствия и разрухи в стране, а потеря коллекции голых гадов: «Действие смертей, и в особенности Суринамской жабы, на Персикова не поддается описанию. В смертях он почему-то обвинил тогдашнего наркома просвещения. <...> Персиков стал молчать целыми днями, потом заболел воспалением легких, но не умер» [II, 47]. Отдавая дань таланту профессора, его воспринимают как чудака и разговаривают с ним как с неразумным младенцем: «Что-то квакало и постукивало в трубке, и даже издали было понятно, что голос в трубке, снисходительный, говорит с маленьким ребенком» [II, 82]. Таким образом, внутренняя составляющая индивидуальной жизни булгаковского героя оказывается уже внешней ее границы.

В сатирических произведениях М.А. Булгакова герой одинок, что не всегда является следствием трагических обстоятельств. Эгоцентризм сатирического персонажа и вызванная этим его самоизоляция — его принципиальная позиция. Самоизоляция является защитной реакцией, герой, как улитка, прячется в свою раковину от пугающей его действительности (Персиков — в кабинете, с черными шторами, Преображенский — в своей семикомнатной квартире, Коротков всеми силами пытается удержаться на должности). Подлинные мотивы поведения героя не всегда чисты, возвышенны и очевидны, и чаще всего они объясняются попыткой устроить свой быт.

Для определения художественности как сатирической, однако, не достаточно наличия в дискурсе одной лишь дегероизации. Еще одним условием является активная авторская позиция осмеяния, которая компенсирует несовершенство объекта исследования и создает художественную целостность другого вида. Необходимо создание новой формы искусства, в котором реальность в ее изначальной порочности «изображается так, что она разрушает себя в самой себе, чтобы именно в этом саморазрушении ничтожного истинное могло обнаружиться как прочная сохраняющаяся сила»4. Через суетные амбиции и претензии героев сатирических произведений Булгакова на господство в мире выявляется истинное нравственное начало бытия.

Имя личности в дегероизированной системе ценностей выступает как «бессодержательная оболочка «я»»5, не наполненная индивидуальным смыслом. В «Собачьем сердце» имя Шарикову выбирают по календарю, а в романе «Мастер и Маргарита» Иван Николаевич Понырев берет себе творческий псевдоним Бездомный. Герои с легкостью отказывается от родового наименования, так как оно не имеет для них истинной ценности.

В большинстве своем сатирические герои Булгакова — самозванцы в этом мире, они занимают чужое место, претендуют на мировое господство. Стержнем сатирической ситуации в повести «Роковые яйца» является самозванство персонажа (Рокк авантюрист, он ничего не знает о разведении кур, но с энтузиазмом берется за новое дело, не задумываясь, во что это может вылиться). В «Собачьем сердце» Полиграф Полиграфович Шариков — искусственный человек, созданный гением профессора Преображенского из собаки — не желает развиваться и самосовершенствоваться, но требует уважения и социальных привилегий. Героическое исполнение персонажами служебного долга оказывается всего лишь самозваной претензией на действительную роль в миропорядке. Деятельность их мнима, они лишь создают иллюзию увлечения делом. В романе «Мастер и Маргарита» директор Варьете Степа Лиходеев так охарактеризован Коровьевым: «Пьянствуют, вступают в связи с женщинами, используя свое служебное положение, ни черта не делают, да и делать ничего не могут, потому что ничего не смыслят в том, что им поручено. Начальству очки втирают!» [II, 83] (курсив мой. — Н.П.). Внутренняя граница личности здесь ничтожно мала в сравнении с ее ролевой претензией, из чего и складывается сатирическое разоблачение героя. Квинтэссенцией проявления пустой сущности и значимости персонажа в романе становится образ «самопишущего костюма в полоску».

Вследствие этой внутренней оторванности от миропорядка сатирическому «я» присуща самовлюбленность, неотделимая в то же время от его панической неуверенности в себе. Владимир Ипатьевич Персиков в «Роковых яйцах» сконцентрирован только на своей научной деятельности, он бы и не заметил изменения окружающего мира, если бы не погибла его коллекция голых гадов. Герой, несмотря на свою внутреннюю независимость, постоянно боится, что его исследованиям может что-то помешать. Этот психологический парадокс характеризует всех без исключения персонажей сатирической прозы М.А. Булгакова. Сатирик ведет их по пути самоутверждения, которое неумолимо приводит к самоотрицанию (по преимуществу невольному) и которое иногда доходит до саморазрушения персонажа. Например, попытка борьбы с бюрократией как системой государственного насилия приводит Короткова к сумасшествию и самоубийству. В «Собачьем сердце» герой, осознав безрезультатность своего открытия, размышляет: «Так вот, вам, как другу, сообщу, по секрету, конечно, я знаю, вы не станете срамить меня — старый осел Преображенский нарвался на этой операции, как третьекурсник. <...> Вот, доктор, что получается, когда исследователь вместо того, чтобы идти ощупью и параллельно с природой, форсирует вопрос и приподымает завесу! На, получай Шарикова и ешь его с кашей!» [II, 193] (курсив мой. — Н.П.). В момент самоотрицания и возвращения жизни «ее действительного, не замутненного самолюбием смысла»6 сатирическая личность обретает сама себя, как это случается с Иваном Бездомным в романе «Мастер и Маргарита». (В связи с этими примерами следует подчеркнуть факультативность комизма для сатиры как эстетической доминанты).

Все эти положения в равной степени относятся и к герою-объекту, и к субъекту, и к адресату сатирической художественности (не случайно в «закатном» романе автор зовет читателя за собой и открыто к нему обращается: «Но довольно, ты отвлекаешься, читатель! За мной» [V, 58]). «Модус художественности состоит как раз в том, что произведение искусства силой целостности своего условного мира распространяет некую концепцию личности» (модель личностного присутствия в мире) на всех участников эстетической ситуации, соединяя их «в катарсисе соответствующей эмоциональной рефлексии»7. Эта сатирическая генерализация отчетливо ощутима и в повестях («Дьяволиада», «Собачье сердце», «Роковые яйца»), и в «закатном» романе М.А. Булгакова. Художественное целое сатирической прозы писателя организовано на противопоставлении высокой идейной заданности нового революционного строя в его внутренней субъективности с сатирическим несоответствием низкой данности представителей нового миропорядка — их высокой сверхличной заданности.

В данном дискурсе наравне с дегероизацией отмечается обличение, активная авторская позиция осмеяния, а это значит, что при изображении мира и человека в повестях 20-х годов и романе «Мастер и Маргарита» писателем создается сатирическая художественность.

Примечания

*. Булгаков, М.А. Собр. соч.: В 5 т. / М.А. Булгаков. — М., 1992. — Т. II. — С. 46. Далее ссылка на это издание дается в тексте работы с указанием тома римскими и страницы арабскими цифрами.

1. См.: Никоненко, Н.С. От утопии до антиутопии / Н.С. Никоненко. — Полтава: Изд-во «Полтава», 1994. — 208 с.

2. Лакшин, В.Я. Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита» / В.Я. Лакшин // Пути журнальные: Из литературной полемики 60-х. М.: Советский писатель, 1990. — С. 224.

3. Менглинова, Л.Б. Гротеск в повести М.А. Булгакова «Роковые яйца» / Л.Б. Менглинова // Художественное творчество и литературный процесс. — Вып. 8. — Томск: Изд-во Томского ун-та, 1988.

4. Гегель, Г.В.Ф. Эстетика. Т. 2 / Г.В.Ф. Гегель. — М.: Искусство, 1969. — С. 222.

5. Тюпа, В.И. Художественный дискурс (Введение в теорию литературы) / В.И. Тюпа. — Тверь: Твер. гос. ун-т, 2002. — С. 40.

6. Пумпянский, Л.В. Гоголь / Л.В. Пумпянский // Труды по знаковым системам. — Вып. 18. — Тарту, 1984. — С. 133.

7. Тюпа, В.И. Художественный дискурс (Введение в теорию литературы) / В.И. Тюпа. — Тверь: Твер. гос. ун-т, 2002. — С. 41.