Вернуться к В.Н. Сутормин. По обе стороны Арбата, или Три дома Маргариты. ПутеБродитель

50. Храм Христа Спасителя

Художественные достоинства этого сооружения в разные времена оценивались по-разному, однако трудно не согласиться с тем, что вряд ли существует другой памятник архитектуры, олицетворяющий Россию более точно, чем храм Христа Спасителя. В его судьбе, совсем как в истории нашей страны, перемешалось грешное с праведным — казнокрадство и подвижничество, тщеславие и самоотверженность, имитация веры и неподдельное благочестие, воинствующий атеизм и неумирающая надежда на чудо...

Карл Магнус Витберг, швед по национальности и лютеранин по вероисповеданию, родился в Санкт-Петербурге 15 января 1787 года. Отец его окончил в своё время Копенгагенскую академию художеств, но обнаружил, переселившись в Россию, что уроками немецкого языка зарабатывать удаётся намного больше, нежели рисованием. Поэтому Лоренц Витберг без восторга отнёсся к желанию сына учиться живописи. Тем не менее Карл с лёгкостью поступил в Петербургскую академию художеств и успешно её окончил, получив полагавшийся в таких случаях пансион для завершающей образование поездки в Европу. Познакомиться с шедеврами европейского искусства молодому художнику помешала война с Наполеоном, и, возможно, по этой причине противостояние между французами и русскими швед принял очень близко к сердцу.

Царившее кругом воодушевление и патриотический подъём тоже могли оказать воздействие на Витберга, однако самым сильным потрясением для него стал вид сожжённой Москвы. Никогда прежде не покидавший Петербурга, Карл мог представить былое великолепие старой столицы разве что по сохранившимся картинам и гравюрам, но, видимо, обладает Москва таинственным свойством влюблять в себя приезжих, если она, даже лежавшая в руинах, так поразила «сына лакировальщика шведской нации», что в душе его совершился переворот. Он ощутил себя не только русским, но и москвичом.

Подписанный императором Александром I манифест о сооружении благодарственного храма-памятника в ознаменование спасения России от неприятельского нашествия послужил сигналом к общенародному сбору пожертвований. Витберг, хотя и пользовался уже успехом как художник, не располагал такой суммой, которую сам мог бы счесть достойной лептой в общее дело, но зато он имел огромное желание принять участие в создании храма и верил, что сил и таланта на это ему хватит.

А.Л. Витберг. Автопортрет, 1820—1830 гг.

Правда, для решения такой сложной задачи явно недостаточно было знаний общего характера, полученных художником при посещении архитектурных классов, и Карл сам это понимал. Поэтому Витберг засел за книги (благо европейскими языками он владел), и начал самостоятельно изучать архитектуру по трудам Палладио и Витрувия, отдавая работе по шестнадцать часов в день. Устроиться в Москве помогли ему братья из масонской ложи: один из них, почтмейстер Рунич, предоставил небольшую комнату в здании почтамта, где и прошли следующие два года жизни зодчего. Масонство тогда в России было в моде, в масонских ложах состояли аристократы и поэты, всесильные министры и будущие декабристы. В тайное общество «вольных каменщиков» кто-то вступал в надежде получить протекцию братьев из высшего света и сделать карьеру, других увлекали завезённые из Европы либеральные веяния, а иные, подобно Витбергу, искали мудрости и жаждали обретения тайных знаний.

Задуманный Витбергом храм высотой в 237 метров мог бы превзойти размером собор Святого Петра в Риме и стать самым высоким на тот момент зданием в мире. Отбитые у неприятеля пушки должны были превратиться в две мемориальные колонны, вокруг пятидесятиметрового купола встали бы мраморные архангелы...

Даже в ряду проектов, представленных на конкурс знаменитыми зодчими той поры — Кваренги, Жилярди, Бове, Воронихиным, Стасовым и другими, — замысел Витберга выглядел так необычно, что Александр I пожелал увидеть автора и выслушать его пояснения.

Первый утверждённый проект храма Христа Спасителя. Архитектор А.Л. Витберг, 1817 г.

С детства застенчивый, Витберг поначалу сильно смущался, стоя перед императором, однако делиться мыслями, которым было отдано так много дней и ночей, оказалось совсем легко. Воодушевляясь всё сильнее, Карл рассказывал, почему храм у него именно таков. Как Бог в христианстве един в трёх лицах, так и в проекте у него три храма соединены и стоят один над другим, символизируя земное существование человека, его бессмертную душу и Бога. Первый храм по форме прост, как прямая линия. Это подземный склеп. Вырытый в толще горы, он озаряем лишь светом лампад перед образами, и в нём денно и нощно идут заупокойные службы по воинам, павшим за Отечество, и стены этого храма не украшены ничем, кроме мраморных плит с выбитыми на них именами, — от фельдмаршала до последнего солдата. Ко входам, прорезанным в толще берегового склона, будут вести величественные лестницы с колоннадами. Второй храм, посвящённый бессмертию души человеческой, в плане представляет собой равноконечный греческий крест. Здесь мерцает полумрак, ведь и душа наша при жизни есть поле битвы добра со злом, переплетение высоких стремлений и низменных желаний... Третий храм весь залит светом, его форма — идеальная окружность, ибо он олицетворяет Бога.

Александр слушал всё более заинтересованно и, когда зодчий закончил, промолвил: «Я чрезвычайно доволен вашим проектом. Я желал, чтобы он был не одна куча камней, как обыкновенные здания, но был одушевлён какой-либо религиозной идеей, но я не ожидал получить какое-либо удовлетворение, не ждал, чтобы кто-то был одушевлён ею, и потому скрывал своё желание. И вот я рассматривал до двадцати проектов, в числе которых есть весьма хорошие, но все вещи самые обыкновенные, вы же заставили камни говорить».

Император одобрил всё, даже идею увековечения имён павших воинов вне зависимости от чинов и сословий, несмотря на явно масонский её оттенок. Оставалось определиться с местом будущего строительства, а также с деликатным вопросом вероисповедования зодчего. Второе решилось просто: Александр с присущей ему любезностью осведомился у Карла, не желает ли он перейти в православие, ежели, конечно, ничего не имеет против, и тот с готовностью согласился. Обряд совершился в день закладки первого камня. Восприемником стал сам император, давший крестнику своё имя, после чего Витберг звался уже Александром Лаврентьевичем.

Что же касается места, то варианты рассматривались разные, в том числе и предполагавшиеся проектами других участников конкурса — Кремль, Поклонная гора и так далее. По ряду причин Витберг считал единственным подходящим местом Воробьёвы горы. Из нескольких ошибок, которые ему предстояло совершить, эта станет самой непоправимой. Но своего будущего не знает никто, и пока двадцативосьмилетний художник абсолютно счастлив: в день закладки первого камня император пожаловал своему крестнику чин коллежского асессора, дававший право на потомственное дворянство, а самое главное — Витберг назначен директором комиссии по постройке храма. Можно приступать: в его распоряжении более 20 тысяч крепостных и более 16 миллионов рублей для производства работ.

А.Л. Витберг. Проект храма Христа Спасителя на Воробьёвых горах. Фасад с северо-восточной стороны

Поначалу всё шло хорошо: удалось и месторождения камня найти не очень далеко от Москвы, и наладить перевозку на баржах. Но следующее лето выдалось засушливым, и баржи по мелководью пройти не смогли. Один из подрядчиков предложил поднять уровень воды, соединив каналом верховья Волги и Москвы-реки. Император разрешил.

Начали копать, израсходовали изрядную сумму денег, но добились в результате лишь того, что затопили окрестные угодья и получили судебных исков от землевладельцев едва ли не на 200 тысяч. Не меньше проблем возникло и с котлованом для нижнего яруса храма — то берег начинал обваливаться, то открывался подземный ключ и приходилось откачивать воду и чем-то забивать источник, а то и вовсе в котлован неудержимым потоком песчаной жижи прорывался плывун...

Только теперь Александр Лаврентьевич начал осознавать, как много существует вопросов, в которых он совершенно несведущ, но по должности своей решать обязан. Подчинённые и подрядчики быстро смекнули, как обстоят дела и какие тут для хваткого человека открываются возможности. Это, может, шведы русскую жизнь постичь не могут, а нашим-то русакам с младых ногтей ведомо, что «казенного козла за хвост подержать — можно шубу сшить». Начались приписки, липовые сметы и прочие распилы, разобраться в которых если кто и мог, то уж точно не выпускник Академии художеств.

А.Л. Витберг. Храм во имя Святого Благоверного Великого Князя Александра Невского в г. Вятка. Гравюра М. Рашевского, 1870-е гг.

Поняв, что в этой трясине погибнуть может не только он, но и главное дело его жизни, Витберг обратился к Александру I, умоляя о помощи. Император повелел во всём разобраться своему любимцу Аракчееву, и тот, пожалуй, мог справиться — хватало и ума, и твёрдости, и знания математики, и опыта ведения дел с хитроумными поставщиками, — но даже ему было бы не по силам сделать рыхлые склоны Воробьёвых гор надёжным подножием для храма, а талантливого художника превратить в опытного строителя.

К тому же император в 1825 году скончался, Аракчеев утратил своё влияние, а начавший своё царствование с подавления мятежа на Сенатской площади Николай I не доверял никому Строительство было остановлено, Витберг оказался под следствием. Почти десять лет шло разбирательство, доказанная обвинителем сумма растрат достигала миллиона рублей, но главные «распильщики» от суда сумели отвертеться, и вся тяжесть ответственности легла на тех, кто подписывал бумаги. Витберг и остальные подсудимые были признаны виновными «в злоупотреблениях и противозаконных действиях в ущерб казне», всё их имущество было описано и продано с торгов.

За время следствия похоронивший отца и жену, Витберг проводил равнодушным взглядом две подводы, увозившие его имущество (состоявшее в основном из книг), и отправился в Вятку, где ему предписывалось жить под надзором полиции. Приговором также воспрещалась Александру Лаврентьевичу государственная служба, и потому зарабатывать хлеб насущный в первые годы ссылки пришлось уроками рисования. Однако он верил, что если выдержит ниспосланное ему испытание, то справедливость непременно восторжествует, а главное — Храм будет воздвигнут.

К.А. Тон. Фотография 1860-х гг.

Пути Господни неисповедимы. Построить храм Витбергу всё же удалось, но не в Москве, а в Вятке; и храм Христа Спасителя тоже возвели, хотя и в другом месте и по новому проекту; и оба храма в 1930-х годах были взорваны большевиками. А Витберг, прощённый Николаем I, возвратился из ссылки в Петербург, где и скончался, забытый всеми, 12 января 1855 года.

Император Николай I терпеть не мог беспорядка и неоконченных дел. Строительство храма Христа Спасителя надлежало завершить, чтобы выполнить обет покойного брата, а также и ради престижа российской власти — она ведь была в ответе за собранные на храм народные пожертвования. Поэтому, пока суд разбирал финансовую сторону проблемы, созданный по повелению императора «Искусственный Комитет» проводил исследования на Воробьёвых горах, чтобы дать однозначные ответы: можно ли на месте, выбранном Витбергом, строить храм по его проекту?.. или по другому проекту?.. или воплотить проект Витберга частично, отказавшись от строительства на береговом склоне?.. Последний из вариантов комитет признал возможным, но с оговоркой, что речь идёт лишь о прочности грунта, «а отнюдь не возможности исполнения проекта в соответствии с правилами архитектуры, а также материалов, необходимых для строительства столь огромного здания». Впрочем, к отчёту прилагалось особое мнение одного из членов комитета, считавшего, что многочисленные ключи на склонах гор свидетельствуют о песчаных грунтах, и потому ввиду опасности неравномерных осадок крайне рискованно строить большое здание как на склонах Воробьёвых гор, так и на вершине.

Рассудив, что право на ошибки и эксперименты уже израсходовано полностью, Николай I поставил крест и на Воробьёвых горах, и на проекте Витберга.

Новый проект, не отягощённый масонскими концепциями и прочим вольнодумством вроде увековечивания имён нижних чинов, император утвердил 10 апреля 1832 года без всяких конкурсов. Автор, петербургский архитектор Константин Тон, творил в манере, вполне отвечавшей вкусу Николая. Основываясь на классических канонах, этот стиль использовал отдельные приемы и декоративные элементы византийской и древнерусской архитектуры, и поэтому впоследствии его обычно называли «русско-византийским».

К.А. Тон. Храм Христа Спасителя. Разрез, начало 1860-х гг.

Создавая храм-памятник, Тон не стал состязаться с Витбергом в поиске мистических символов, решив задачу способом чисто геометрическим. В планировке храма один равноконечный крест как бы вписан в другой, образуя между внешними стенами и собственно храмовым пространством галерею. В ней разместится мемориал, по ней же молящиеся будут двигаться крестным ходом, и вдобавок двойные стены примут на себя вес куполов, что позволит оставить центральный объём свободным от колонн и несущих стен. Внутреннее пространство храма получится просторным и устремлённым ввысь, к центральному куполу.

При высоте 103 метра от основания до креста храму предстояло размерами превзойти если не собор Святого Петра, то хотя бы питерский Исаакий. Оставалось только определить место, где именно он будет воздвигнут. Даже после наполеоновского пожара, а уж тем более двадцать лет спустя, отыскать в центре Москвы свободный, большой и хорошо расположенный участок не представлялось возможным. Выкупать у владельца — встало бы в копеечку, а каким-то способом отселять владельца властям и в голову не приходило, ведь право частной собственности тогда ещё никто не отменял. Следовательно, вопрос предстояло решать с митрополитом, тем более что ради возведения кафедрального собора московская епархия вполне могла поступиться каким-то из своих многочисленных храмов и монастырей.

Представляя Николаю I проект храма Христа Спасителя, Тон предложил три варианта его размещения: над Москвой-рекой у Воспитательного дома, где стояла церковь Никиты Мученика на Кресте, либо на месте Страстного монастыря, либо на месте Алексеевского женского монастыря, расположенного между Москвой-рекой и Волхонкой недалеко от Кремля и Большого Каменного моста. Государь выбрал последнее.

К.А. Тон. Проект мозаичного пола в храме, начало 1860-х гг.

Ново-Алексеевский монастырь был построен в Красном селе, а от старого осталось предание: будто бы игуменья сей обители, уязвлённая такой бесцеремонностью вышестоящих лиц по отношению к монастырю, напророчила: «Быть сему месту пусту!»

Погуляв по Москве, легенда обросла живописными подробностями о том, как мать настоятельница приковала себя железными цепями к произраставшему в монастыре дубу, и никто не сумел те оковы снять, и потому пришлось игуменью так и увезти из обители, вместе со спиленным деревом. Если напрячь воображение и представить себе подобную сцену, картина получится поистине фантасмагорическая, не говоря уж о том, что описанному персонажу сильно не хватает монашеского смирения.

Вероятнее всего, возник миф уже в XX веке, когда произошедшие на этом месте события стали ему как бы фактическим подтверждением. Но не исключено и другое: на московской почве всегда хорошо всходят и пышно колосятся легенды, так что эта вполне могла прорасти из зёрнышка, брошенного именно в те годы, когда колокольных дел мастера выполняли заказ для храма Христа Спасителя. По старинной традиции литейщики в процессе работы распускали какие-нибудь невероятные слухи, в которые чем больше народу верило, тем удачнее должен был получиться колокол.

Если не считать попытки, предпринятой Витбергом при Александре I, храм возводился на протяжении трёх царствований: закладка состоялась 10 сентября 1839 года в присутствии Николая I, строительство шло при Александре II, а торжественное освящение храма состоялось уже при Александре III — в день его коронации.

Строительство храма Христа Спасителя в Москве. Фото 1850-х гг.

По окончании молебна государь в сопровождении свиты обошёл храм по галерее, стены которой украшали 177 мраморных мемориальных плит с текстами манифестов, описаниями сражений, списками награждённых и погибших офицеров, отличившихся частей и военачальников. В конце пути его ожидала встреча — георгиевские кавалеры, сидевшие на мраморных скамьях в ожидании императора, с трудом поднялись и выстроились перед Александром. Нелегко было представить дряхлых стариков безусыми корнетами и поручиками, но это были они, живые свидетели русской славы, участники войны 1812 года.

Этому торжественному дню предшествовали 44 года старательной и вдохновенной работы множества людей — от митрополита Московского Филарета, подобравшего исторические и библейские сюжеты для росписей и горельефов, до безвестных камнерезов и штукатуров. Над созданием мраморных изваяний трудились Пётр Клодт, Александр Логановский и Николай Ромазанов. Бронзовые двери с изображением святых изготовил известный скульптор граф Фёдор Толстой. Внутренние стены и своды храма расписывали 38 художников: Фёдор Бруни, Василий Верещагин, Иван Крамской, Владимир Маковский, Алексей Марков, Василий Суриков, Григорий Седов и другие. Более 22 тысяч квадратных метров составляла площадь росписи, из них более 9 тысяч квадратных метров покрывало сусальное золото.

Главный иконостас был выполнен в виде увенчанной бронзовым шатром с позолотой восьмигранной часовни из белого мрамора. Огромная люстра-паникадило из позолоченной бронзы, литые перила хоров, каждый подсвечник — всё изготавливали лучшие мастера России, гордясь оказанной им честью.

Вид на строящийся храм Христа Спасителя из Кремля. Фото 1858 г.

Не только из кирпича и бронзы, порфира и мрамора был построен тот храм. Камни скреплял, кроме раствора, ещё и талант его создателей, их любовь и вера. Храм Христа Спасителя стал для русских символом Родины. Именно поэтому, с точки зрения новой власти, его следовало уничтожить — ведь храм, как и стоявший рядом с ним памятник царю, олицетворял собой ту Россию, которой полагалось кануть в прошлое.

Вообще уничтожение культовых сооружений происходило в те годы всё чаще — то якобы для решения транспортных проблем, чтобы не мешали уличному движению, а то и просто под предлогом их ветхости и ненужности в новой жизни. Однако храм Христа Спасителя людьми воспринимался как безусловная историческая и художественная ценность, и с этим пришлось считаться. Массовых протестов верующих большевики уже не опасались, но, чтобы даже брожения умов никакого не возникло, занялись подготовкой общественного мнения. Академики архитектуры пренебрежительно высказывались в прессе о «византийском стиле» вообще и о творении Тона в частности, газетчики с восторгом описывали будущий Дворец Советов, которому предстоит в скором времени взметнуться над Москвой на месте бывшего «очага дурмана»...

И наконец в июне 1931 года принятое Сталиным политическое решение обрело форму резолюции: «Ввиду отвода участка, на котором расположен храм Христа Спасителя, под постройку Дворца Советов, указанный храм ликвидировать и снести. Поручить Президиуму Мособлисполкома ликвидацию (закрытие) храма произвести в декадный срок и представить общине верующих и Синоду соответствующее помещение. Ходатайство хозяйственного отдела ОГПУ о смывке золота и ходатайство строительства Дворца Советов о передаче строительного материала внести на рассмотрение секретариата ВЦИК».

Освящение храма Христа Спасителя в Москве, 26 мая 1883 г.

Смывкой золота озаботились неспроста, тут было ради чего постараться — в своё время на золочение куполов и балюстрады ушло 422 килограмма драгметалла. Заодно следовало найти применение и прочему добру — бронзе (самый большой из 14 колоколов храма весил целых 27 тонн), листовой меди (только крыша и купола — 176 тонн), мрамору и различным видам отделочного камня.

Культурные ценности — если валютной стоимостью не обладали — советскую власть интересовали не сильно, однако под давлением некоторых деятелей культуры товарищи из Комиссариата народного просвещения составили список подлежащих сохранению памятников. В него вошли некоторые участки настенных фресок, небольшое число горельефов и часть церковной утвари.

Вначале храм разбирали вручную, хотя и без особых церемоний. Обдирали с куполов золочёные листы и сбрасывали вниз, не заботясь о скульптурах. Колокола спускали на тросах только из опасения, чтобы никого не зашибло. Облицовочный камень сбивали ломами и куски покрупнее складывали у забора. Начальство подгоняло, и работы велись одновременно внутри и снаружи, но дело продвигалось медленно, что и неудивительно — храм, построенный на века, разбирать можно десятилетиями. Прислали на подмогу красноармейцев, но сроки разборки всё равно срывались, и тогда решили храм взорвать, не дожидаясь, когда будет снят весь облицовочный камень.

Русские гренадеры на праздновании 100-й годовщины Бородинской битвы, 26 августа 1912 г.

Илья Ильф, как раз в то время проживавший на шестом этаже дома № 5 по Соймоновскому проезду, видел всё это собственными глазами и даже снимал на фотокамеру, с которой в последние годы не расставался. Его соавторство с Евгением Петровым постепенно сошло на нет — в стране, где любая шутка может оказаться последней, человек свою тягу к острому словцу воспринимает как вредную привычку. Но если уж окружающую жизнь припечатать метким словцом — себе дороже, то можно хотя бы затвором объектива прищёлкнуть её гримасы.

«Задерём подол матушке России!» — произнёс, если верить легенде, Лазарь Каганович, вращая ручку индуктора перед тем, как нажать на красную кнопку. Возможно, что председатель Московского горкома партии обошёлся и без фривольных шуток в столь ответственный момент, но это не имеет значения — ровно в полдень 5 декабря 1931 года в центре столицы глухо бухнуло и на месте храма возникло облако пыли. Когда оно рассеялось, над собравшейся за забором толпой пронёсся вздох: храм устоял. Но взрывчатку заложили ещё раз, и второй взрыв превратил храм в гору битого камня, разбирать которую пришлось почти полтора года.

Очень небольшую часть горельефов перевезли в Донской монастырь, где они сохранились до наших дней. Уцелевшие при демонтаже мраморные плиты с именами героев Отечественной войны 1812 года пошли на облицовку гостиницы «Москва», станций метро «Охотный Ряд» и «Дворец Советов», а перемолотыми в мелкую крошку осколками плит посыпали дорожки в московских парках. Скамейки, на которых в ожидании императора сидели ветераны Наполеоновских войн, говорят, не пропали, а были установлены на «Новокузнецкой». Так что, оказавшись на этой станции, вы имеете возможность прикоснуться к истории — или рукой, или тем местом, через которое в России традиционно делается очень многое, вследствие чего в нашей жизни всегда есть место подвигу.

Главный иконостас храма Христа Спасителя в Москве. Фото «Шерер, Набгольц и Ко»

Историю восстановления храма Христа Спасителя обычно связывают с именем Юрия Лужкова, и не без оснований: бывший мэр сыграл в ней важную роль, однако не самую главную. Возродить храм предложил скульптор Владимир Мокроусов, он же организовал общественное движение за возрождение храма Христа Спасителя, поддержанное известными деятелями культуры и просто верующими людьми.

Ещё в 1988 году, когда обсуждалась судьба мемориала Победы на Поклонной горе, среди выставленных в Манеже вариантов (традиционных обелисков и стел в виде знамени, солдат с автоматами и разнообразных звёзд) общее внимание привлёк макет, представлявший собой храм, а точнее, металлический каркас храма, внутри которого горел Вечный огонь. Это был проект Владимира Петровича Мокроусова.

Жюри конкурса отдало предпочтение иному решению, но идея храма-памятника обрела новую жизнь. При газете «Литературная Россия» был образован Фонд возрождения храма Христа Спасителя, и его сопредседателем стал Мокроусов. Разумеется, движение поддержал и патриарх Алексий II, тем более что один из его предков тоже участвовал в Отечественной войне 1812 года, и среди имён, высеченных на мраморных плитах взорванного храма, значился и генерал Ридигер.

Храм Христа Спасителя. Фото из фонда ЦИГИ, 1920—1930 гг.

Светские власти свою позицию поначалу никак не выражали. Когда сложившаяся вокруг Владимира Мокроусова община храма Христа Спасителя обратилась в мэрию с вопросом об установке закладного камня на месте строительства будущего храма, чиновники письменного разрешения не дали, но прозрачно намекнули, что чинить препятствий тоже не станут.

Проблемы едва не возникли со стороны, почти не имевшей отношения к делу, — бассейн «Москва» продолжал функционировать, и к тому же некий гражданин США объявил в печати, что намерен организовать на его базе какое-то развлекательное заведение. Но Фонд возрождения храма Христа Спасителя к тому времени включал в себя уже достаточно влиятельных людей, и они смогли в Московском земельном комитете оформить для общины храма право на землеотвод участка, на котором располагался бассейн.

Теперь для строительства храма никаких препятствий не было, как, впрочем, не было и денег, позволявших если не осуществить задуманное, так хотя бы приступить к делу. На всенародную подписку надеяться не приходилось, поскольку в последнее десятилетие XX века большинство жителей России с трудом сводило концы с концами, да и к вопросам веры, если честно, относилось не слишком трепетно.

Работы по разборке храма Христа Спасителя. Фото из фонда ЦИГИ, 1930—1931 гг.

Поэтому начать решили с постройки часовни иконы Державной Божией Матери, с тем чтобы этот маленький деревянный храм стал символом того, что энтузиасты перешли от слов к делу и что разрушенный храм непременно будет восстановлен. Архитекторы Игорь Покровский и Борис Могильников из «Моспроекта-2» подготовили проект часовни, но тут на сцену вышло новое действующее лицо — мэром Москвы стал Юрий Лужков. Он так активно подключился к работе, что всем стало ясно: деньги будут.

И действительно, на расчётный счёт Фонда потекли пожертвования от множества фирм и организаций, сотрудничавших с мэрией и дороживших таким важным заказчиком, а потому готовых спонсировать лужковский проект даже путём добровольно-принудительных отчислений из зарплаты своих сотрудников.

Проект восстановления храма, подготовленный реставратором Алексеем Денисовым, предполагал точное воссоздание утраченных композиций и установку на прежних местах сохранившихся подлинников. Понятно, что воссоздание по фотографиям и рисункам требовало очень квалифицированной и старательной работы, чтобы между старым и новым не могло возникнуть даже лёгкого контраста. Сколько же времени потребуется реставраторам?.. Константин Андреевич Тон до освящения храма так и не дожил, Юрий Михайлович Лужков подобную перспективу даже рассматривать не хотел. И под нажимом энергичного градоначальника идея восстановления трансформировалась в концепцию «воссоздания храма в прежних архитектурных формах».

Фото Ильи Ильфа, 5 декабря 1931 г.

Прагматичный подход Лужкова требовал поставить во главу угла функциональность возводимого объекта. Вместо холма, срытого при строительстве Дворца Советов, подножием для храма решили сделать стилобат высотой в 17 метров. Получаемые в нижнем ярусе дополнительные площади не нужны были храму-памятнику, зато очень пригодились для кафедрального собора, посещаемого первыми лицами государства: правительственный кортеж мог по пандусу въехать в подземные помещения храма, что позволяло представителям власти оставаться на комфортной дистанции от электората.

Стилобат заключал в себе столько пространства, что после размещения в нём храма Преображения Господня, а также залов Церковных Соборов и совещаний Священного синода ещё осталось место для трапезных палат (проще выражаясь, банкетных залов) и музея, а также для охраняемого гаражного комплекса на 305 машино-мест и современной автомойки производства США.

Такому многоуровневому сооружению, естественно, были необходимы лифты, и архитекторы «Моспроекта-2» их добавили, разместив в колоннах, где у Тона к звонницам вели ступени каменных лестниц. Галереи между звонницами решили защитить навесами из толстого калёного стекла, чтобы обеспечить комфорт и безопасность экскурсантам.

Расчистка стройплощадки от обломков храма. Фото из собрания А.М. Дедушкина, 1931—1932 гг.

Появлявшиеся «дополнительные опции» влекли за собой и дополнительные расходы; компенсировать их приходилось путём использования новых технологий и материалов. Вместо золота на куполах — покрытие на основе нитрида титана. Белокаменную облицовку заменили полированным мрамором, а мраморные горельефы — бронзовым литьём.

Прежний храм, с белыми фигурами на фоне белых стен, смотрелся величественно, словно был вырезан из каменного монолита; вариант с бронзовыми накладками такого впечатления создать не мог, но так ли уж это важно, если этот путь короче? И община смиренно приняла все предложенные изменения, потому что иначе до конца дней пришлось бы молиться в деревянной часовенке, воздвигнутой верующими на клочке земли между стройплощадкой и Соймоновским проездом.

В конце концов, «Париж стоит мессы», и даже начавший всё это Владимир Мокроусов вместе с другими членами Академии художеств принял участие в изготовлении бронзовых горельефов, хотя наверняка понимал, как сильно будет отличаться результат их трудов от вида прежнего храма.

Николай Ромазанов. Воин Георгий. Горельеф храма Христа Спасителя. Донской монастырь. Фото 2008 г.

Руководивший реставраторами Алексей Денисов отдавал себе отчёт в происходящем, но изменить ничего не мог. Всё, что ему оставалось, — это выйти из проекта. Руководство работами по оформлению храма перешло к Зурабу Церетели, для которого бронза всегда являлась одним из самых любимых материалов.

Зураб Константинович как глава Российской академии художеств вполне мог позволить себе творить «авторские интерпретации» вместо создания точных копий погубленных в 1931 году изваяний. В результате мы имеем то, что имеем. Как в своё время метко выразился В.С. Черномырдин, «у нас какую партию ни строят — получается КПСС». По этой же причине и храм, возведённый методом ударного капиталистического строительства, тоже вышел сам на себя не похожий. Выражаясь в манере шахматистов, получилась «потеря качества при выигрыше темпа»: Тон и его люди строили храм сорок лет и четыре года, команда Лужкова управилась за шесть, вместо храма сотворив его муляж в натуральную величину.

К счастью (или к несчастью, как посмотреть), этого почти никто и не понял. На рубеже тысячелетий в центре столицы возник собор с круглосуточной автомойкой и охраняемым паркингом, разве плохо?.. Рамки металлоискателей на входе, в колонках акустической системы дьякон басит — в общем, всё круто, «солидный Господь для солидных господ».

Земля и небо. Фото 2008 г.

Говорят, когда люди, пришедшие поклониться Поясу Богородицы, коченели от холода в многотысячной очереди, особая категория верующих с комфортом заезжала в храм на автомобилях по спецпропускам. Что ж, если храм Христа Спасителя действительно олицетворяет Россию, то наше время он отразил без прикрас: воссоздание храма в прежних формах, имитация веры в обрядах и ритуалах...

Получается, что за последние два века Россия проделала странный путь: от идеи храма, в котором перед Богом все равны, до храма, в котором к Богу есть особый VIP-доступ для избранных.

Впрочем, ходить путями прямыми всегда нелегко, и если окинуть взглядом маршрут, по которому вёл вас я, то он тоже покажется извилистым до головокружения. Обещаю исправиться и постараюсь на следующей прогулке (если вы на неё отважитесь) петлять поменьше. Но не гарантирую. Точно знаю только одно: называться она будет «Денежным переулком к Золотой миле».