Вернуться к У.А. Комиссарова. Образ трикстера в модернистской и постмодернистской романной традиции (М.А. Булгаков, Борис Акунин)

1.4. Трикстериада в советской литературе 1920—1930-х годов (обзор по Марку Липовецкому)

Дальнейшее развитие героя-трикстера можно увидеть в советский период. Об этом говорит в своей статье «Трикстер и «закрытое» общество» исследователь Марк Липовецкий1. Трикстеры становятся главными героями фильмов, литературных произведений, анекдотов. В советской культуре герою-трикстеру отведено особое место, и значительная часть персонажей, обретших массовую популярность в советской культуре, представляют собой различные версии именно этого древнего архетипа2. Перед нами не просто обманщики или коварные божества, теперь на передний план выходят такие фигуры, как «креативные идиоты» и «злые гении», которые объединяют в себе черты «жестокого клоуна» и «культурного героя», занимаются «подрывной деятельностью» (то есть демонстрируют склонность к разрушению), которая парадоксальным образом несет в себе «культуростроительный» эффект3.

Автор статьи относит к «советским трикстерам» таких персонажей, как: Буратино А. Толстого, Незнайку Николая Носова, Старуху Шапокляк Эдуарда Успенского — из советских сказок; Воланда — героя Михаила Булгакова, Остапа Бендера из романа Ильи Ильфа и Евгения Петрова, Беню Крика из романа Исаака Бабеля4. Однако, в некоторых случаях, мы вынуждены не согласиться с исследователем. Липовецкий приписывает трикстерные свойства Воланду — на наш же взгляд, Воланд в романе М. Булгакова скорее играет роль наблюдателя и является «заказчиком», который дает указания трикстерным персонажам, а именно — Фаготу и Бегемоту. Также мы хотим отметить, что исследователь, говоря о плутовстве и комплексе трикстера, ставит между ними знак равенства, мы же полагаем, что этого делать не следует. Поскольку, к примеру, такие персонажи, как Буратино и Незнайка вызывают чаще всего, положительную реакцию, при этом теряя свою аксиологическую амбивалентность, присущую архетипу трикстера. Они обладают лишь некоторыми трикстерными чертами, не определяющими структуру личности целиком.

В советском трикстере, указывает М. Липовецкий, мы можем увидеть новую черту, которую приобретает герой-трикстер: «меркантильный интерес»5. Если раньше традиционный трикстер был увлечен самим процессом своей «игры», то у советского трикстера преобладает расчетливость.

Вторая черта, которая свойственна персонажам подобного рода, — это то, что «советский трикстер» в большинстве случаев зависит от некого хозяина и «его мобильность определяется сменой хозяев», в то время как исходный трикстер — это независимый персонаж, имеющий абсолютную свободу и страсть к злым шуткам и коварству6. Причем все его «зловредные» выходки возникают исключительно из-за любви к розыгрышам и ради собственного развлечения7.

Именно поэтому «советский трикстер» выполняет функции, отличающиеся от своего мифического предшественника. Так, Марк Липовецкий выделяет четыре важнейшие функции «советского трикстера», которые наиболее отчетливо актуализируются в советской культуре: амбивалентность и функция медиатора, лиминальность, трансформация плутовства и трансгрессии в художественный жест, а также связь трикстера с сакральным контекстом8. Кроме того, стоит отметить, что в отличие от мифологических трикстеров, которые функционируют в космогоническом контексте, «советские трикстеры» существуют в мире советской культуры и идеологии квазирелигиозного типа.

Еще одно важное различие между мифологическим героем и культурным архетипом трикстера заключается в том, что со временем трикстер перестает быть только персонажем мифологических, этнических легенд и мифов, теперь мы все чаще можем наблюдать именно литературные и культурные типы, которые отличаются друг от друга, но при этом имеют общий «знаменатель»: определенный набор качеств, свойственный именно трикстерам. У одного героя он проявляется более полно, у другого менее. Но именно этот набор является устойчивой риторической конструкцией, которая повторяется в литературе и культуре различных эпох9.

Конечно, интерес к фигуре трикстера характерен не только для советской культуры, этот персонаж остается востребован и в период Нового времени. Данный интерес к герою-трикстеру писатель и исследователь Юрий Слезкин называет меркурианством10. Однако при всех изменениях, которые претерпел образ трикстера за время своего существования, четыре его главные характеристики так и остались неизменными, среди них: амбивалентность, лиминальность, трансформация плутовства и трансгрессия в художественный жест и выдвижение на первый план художественного эффекта, связь с сакральным контекстом.

Примечания

1. Липовецкий М.Н. Указ. соч. С. 226—228.

2. Там же. С. 224.

3. Там же. С. 225.

4. Там же. С. 226.

5. Липовецкий М.Н. Указ. соч. С. 226—227.

6. Там же. С. 230.

7. Там же. С. 231—232.

8. Там же. С. 230—231.

9. Липовецкий М.Н. Указ. соч. С. 234—236.

10. Слезкин. Ю. Эра Меркурия: евреи в современном мире / Пер. с англ. С. Ильина. М.: Новое литературное обозрение, 2005. С. 153—157.