Введение

Душа человека есть посреди Ангела и беса. Ангел влагает, и показывает, и учит её добродетелям; бес же влагает в неё грех. Душа имеет власть последовать кому хочет, или Ангелу, или бесу. Сего ради внемли, да не оскорбишь Ангела.

Пролог на первый день июля Повесть св. Нила

Как нам петь песнь Господню на земле чужой? Если забуду тебя, Иерусалим, — забудь меня десница моя; прилипни язык мой к гортани моей, если не буду помнить тебя, если не поставлю Иерусалима во главе веселия моего.

Псалом 136, 4—6

Многим запомнилась фраза умного, обаятельного, ироничного персонажа М. Булгакова, профессора Преображенского, о революционерах, ставших правителями России: «разруха не в клозетах, а в головах» (19, 191). А ведь необходимости напоминания в XX веке этой бесспорной истины могло и не быть, послушай ещё в XIX веке русские люди своего другого знаменитого писателя, Ф. Достоевского. Именно он в романе «Бесы», устами не вполне здорового губернатора А. Лембке, произносит грозное — и оставшееся без должного внимания — предостережение: «Пожар в умах, а не на крышах домов» (40/9/58—59). Связь пожара с бесовскими силами самым очевидным образом М. Булгаков выразил фразой одного из персонажей романа «Мастер и Маргарита», Коровьева: «Мы здесь недалеко, на Садовой, где пожар» (20, 448).

«Разруха в головах» не только для профессора Преображенского, но и для самого М. Булгакова являлась причиной всех бед, переживаемых и Россией, и её народом. Это понятие является ключевым в творчестве писателя. Хотя разруха в произведениях Булгакова имеет множество видимых проявлений во всех сферах жизни, мы исходим из того, что её природа относится именно к сфере невидимого мира, поскольку находится в области взаимоотношений человека и Бога. С нашей точки зрения, повреждённый ум для М. Булгакова — синоним «мерзости запустения», т. е. порабощения ума бесами. Читаем у митрополита Иерофея (Влахоса): «Преподобный Максим, ссылаясь на слова Господа: «Итак, когда увидите мерзость запустения... стоящую на святом месте» (Мф. 24, 15), говорит, «что место святое есть ум человеческий, в котором демоны, опустошив душу страстными помыслами, поставили идола греховного» (63, 132).

В историческом плане становление и развитие М. Булгакова как писателя пришлось на время борьбы большевиков за власть, а также на годы их правления. То есть страной руководили последователи русских нигилистов, осуждённых ещё Ф. Достоевским.

В 1919 г. А. Куприн высказал вполне справедливое мнение, связывающее революционеров с нигилистами XIX века: «может быть, современные потрясатели всемирного покоя — всего-навсего лишь преемники старого нигилизма...» (19, 683). Трагизм русской истории, к сожалению, лишь подтвердил правоту А. Куприна.

Для М. Булгакова 20-х годов понятие «разруха», безусловно, являлась одним из наиболее актуальных для осмысления большевистских преобразований. Это было замечено современниками. «Рассказы Булгакова цельны, выдержанны, единое в них настроение и единая тема. Тема эта — удручающая бессмыслица, путаность и никчемность советского быта, хаос, рождающийся из коммунистических попыток строить новое общество» (18, 157), — писал Л. Авербах в газете «Известия» (20 сентября 1925 г.).

К бесспорному сожалению, и после смерти М. Булгакова многие его оценки и предостережения, в первую очередь о том, что причина разрухи и гибели — внутри нас самих, остались не востребованы. В результате до сих пор огромные и даже героические усилия целого народа по обустройству России не приносят должного результата по одной-единственной причине: «разруха в головах» лишь прогрессирует. Мы, подобно персонажу последнего булгаковского романа, буфетчику Сокову, не задумываемся о ней: «А на голову не обращайте внимания, не имеет отношения», — беззаботно говорит он о ранах, нанесённых ему нечистой силой (20, 318).

Всё более и более, уже на своём печальном опыте, мы убеждаемся, что причиной видимой ныне реальности, имеющей очевидные признаки распада — детские наркомания, проституция, алкоголизм, повсюду проникшую коррупцию, — и теперь является эта самая разруха, которая по-прежнему гнездится в наших головах.

«Разруха в головах»... Смысл этого термина нельзя понять без библейских текстов: «Вот, нечестивый зачал неправду, был чреват злобою и родил себе ложь; рыл ров, и выкопал его, и упал в яму, которую приготовил: злоба его обратится на его голову, и злодейство его упадёт на его темя» (Пс. 7, 15—17). Вспомним, что в одном из ранних вариантов романа «Мастер и Маргарита» упоминается молния, именно в голову поразившая двух персонажей. При этом фамилия одного из них призвана напомнить евангельский смысл такого события: «На головы Библейского и Ньютона обрушилась... молния» (14, 49), — именно такими неожиданными словами Булгаков изобразил ординарное событие — доставку телеграммы в Варьете.

Мир невидимый вполне осязаемо проявляет своё могущество не только как причина гибели, но и как источник нашего спасения.

В романе М. Булгакова «Белая гвардия» Алексей Турбин чувствует во сне «...сладостный трепет, который никогда не испытывает человек наяву», когда беседует с находящимся в раю Най-Турсом (9, 57). Это именно неземные радость и гармония, недостижимые, как правило, для остальных персонажей писателя, которые оторваны от Бога, а потому лишь постоянно ощущают неполноценность земного бытия, ограниченного этой жизнью.

Нельзя не согласиться с протоиереем Александром Менем, утверждавшим: «Связь между Богом и человеком — в религии, это связь, которая соединяет разорванное, разлученное» (76, 217).

Борьба М. Булгакова со своим собственным чувством оставленности Богом, с окружающим его агрессивным атеизмом заставляет и самого писателя, и его героев (по крайней мере, тех, которым он хоть немного сочувствует) задуматься о ценностях действительно вечных, нетленных, являющихся той единственной основой, которая позволяет человеку достойно жить, и достойно умереть. Участь же тех, кто не готов к смерти, ужасна без всякого преувеличения: вспомним М.А. Берлиоза, высшая степень разрухи в голове которого как бы иллюстрируется тем, что эта самая голова была вначале отрезана трамваем, а потом похищена нечистой силой.

Таким образом, если приближение к вере в Бога благотворно влияет на булгаковских героев, то их самонадеянный атеизм является источником гибели. Вера и неверие в их религиозном смысле — важнейшие философские категории для Булгакова-писателя. Поэтому без анализа форм и специфики этих двух тем прочтение и интерпретация его произведений представляются нам, как минимум, недостаточно полными и объективными.

«Отнимать у Достоевского религию или... отнимать уверенность в том, что Достоевский действительно твёрдо верил в Бога и бессмертие, значит совсем не понимать Достоевского» (69, 119), — эти слова Оскара фон Шульца, с нашей точки зрения, в известной степени применимы и к Булгакову. Не вызывает возражений и мнение Г. Лесских: «...мы рискуем ничего не понять в произведениях Блока, Булгакова, Пастернака о русской революции, если откажем этим авторам в глубокой религиозности, но более того — ничего не понять вообще в русской духовной жизни» (59, 218).

Следует признать, что на первом месте в творчестве М. Булгакова находится изображение именно трагических для человека последствий «разрухи в головах», то есть неверия в Бога. Причём творческая манера писателя с течением времени существенно изменилась, что видно по следующим примерам.

В первом романе, «Белая гвардия», Елена узнаёт о предательстве (очевидном и безусловном следствии неверия в Бога) своего мужа из письма, освещаемого лишь «пучком света», исходившего от лампы с абажуром (9, 286).

В последнем романе, «Мастер и Маргарита», «пучок света» превращается в явное художественное преувеличение — «тысячесвечовые лампы», освещавшие то, что осталось от М. Берлиоза после его смерти (20, 173). Эта, безрадостная сама по себе, картина становится поистине трагичной, когда мы узнаём о жуткой посмертной участи этого персонажа, оказавшегося во власти дьявола. В другом эпизоде, М. Булгаков использует «яркий свет сильнейших уличных фонарей» (20, 261), чтобы читатель вернее разглядел результаты обмана Воланда и его свиты — факт исчезновения одежды у зрительниц Варьете на улице, то есть в самый неподходящий момент.

В обоих эпизодах ярчайший свет — как будто последний крик М. Булгакова, призывающего не верить в лживые дьявольские обещания. То обстоятельство, что яркий свет писатель считает в своём последнем романе более подходящим, нежели просто лампа с абажуром из «Белой гвардии», доказывает нам, что М. Булгаков всю изобразительную силу своего таланта использует, чтобы напомнить эту, простую и важную, но далеко не очевидную для нас истину.

Другой особенностью у М. Булгакова стало изменение соотношения повествователь/автор. Если в «Белой гвардии» повествование ведётся от лица самого писателя, то уже в следующие повести — «Роковые яйца», и особенно «Собачье сердце», — проникает речь персонажей, которые лишь «случайно» могут высказывать мысли, близкие самому писателю. Безусловно, дистанцирование М. Булгакова от повествователя является следствием самоощущения писателя чужим в строящемся советском рае на земле.

Главным препятствием в принятии писателем большевистских преобразований явились беспринципность и атеизм, ставшие основой новой политики. Раскрытие своеобразия тем веры и безверия, смерти и жизни вечной во многом обусловлены особенностями мировоззрения М. Булгакова и эпохи, а также самой природой художественного творчества. Об этом мы поговорим в первой части работы.