Вернуться к В.В. Рогозинский. Медовый месяц Михаила Булгакова. Киевская феерия

Глава первая. Золотой обман мая

Эта феерия — подарок моей жене Ирине

Все мы, святые и воры,
Из алтаря и острога,
Все мы — смешные актеры
В театре Господа Бога.

Николай Гумилев

В начале мая 1913 года с высоты полета похожего на летающую этажерку биплана Киев казался смарагдовым морем со множеством больших и малых золотых островов, в кои превратились купола соборов и колоколен, кресты которых надеялись дотянуться до прозрачно-синей небесной пелены. Стоило подуть ветру — и по морю пробегали волны со снежно-розовыми гривами: это волновались верхушки тополей и кленов и пенились обсыпанные пушистыми, как первый снег, цветами киевские каштаны. Если бы «летающая этажерка» опустилась немного пониже, можно было бы различить в волнующемся море сотни медленных и быстрых течений — широких и узких улиц, среди которых выделялась Рейтарская, помнившая закованных в панцири всадников, которых приглашали из средневековой Европы для защиты славянского города. По обе стороны Рейтарской улицы, вымощенной отполированным подковами лошадей булыжником, протянулись, как восточные караваны, доходные дома, где в роскошных или просто добротных и удобных, или даже небогатых, но уютных квартирах (все зависело от высоты этажа) проживали киевские обыватели, представляющие различные сословия — от служивого дворянства и солидной буржуазии до врачей и юристов и, конечно же, полюбившей верхние этажи и мансарды чиновничьей братии и богемы — артистов всевозможных театров, благо в Киеве их было не меньше, чем ульев у предприимчивого пасечника. Вот по этой то улице и двигалась-плыла, как «летучий голландец», украшенная гирляндами весенних цветов белая карета, впереди которой, помахивая хвостами и гривами и позванивая подковами, бежали два, похожие на андерсеновского лебедя, рысака. Трудно было не догадаться, что карета эта свадебная. А уж если возникало сомнение, имело смысл приземлить биплан и присоединиться к тем, кто стоял у парадного подъезда респектабельного дома, фасад которого украшала посеребренная табличка с номером 25. Именно к этому каменному маяку и стремился наш «летучий голландец» — белая карета с никому не известными на Рейтарской улице женихом и невестой.

Но, только присоединившись к встречающим, пилот биплана сможет понять, что все увиденное им с высоты всего лишь мираж, золотой весенний обман: к дому номер 25 на Рейтарской улице подъехала не белая карета, украшенная гирляндами цветов и запряженная парой похожих на белых лебедей рысаков, а коляска на колесах с резиновыми шинами, называемая киевлянами «дутиками», и впереди этого экипажа обыкновенные гнедые лошадки. Да и кучер не в белом убранстве и аристократическом молочного цвета цилиндре, а извозчик с Думской площади в синем армяке и черном цилиндроподобном головном уборе с загнутыми полями и павлиньим куцым перышком. А у парадного подъезда не радостные встречающие с букетами, а усатый дворник с бляхой на груди. Что ж тут поделаешь — надо принимать эту метаморфозу с улыбкой и пониманием, тем более, что и старинная улица Рейтарская, и важный, как купец первой гильдии, дом, и каштаны со снежно-розовыми башенками цветов настоящие и ничуть не изменились. И в коляске сидели подлинные жених и невеста, правда молодая была не в подвенечном платье, а в блузке с кружевами и плиссированной светлой юбке, а молодой не в черном сюртуке с галстуком, а в сером пиджаке и таких же брюках. Но тут, как говорят на Подоле, по одежке встречают, а о том, что у вас под шляпой, узнают позднее. Жених легко ступил на тротуар и галантно подал руку невесте. Обменявшись влюбленными улыбками, они окинули взором фасад каменной обители, в которой собирались провести свой медовый месяц. К молодым поспешил дворник, подкручивая на ходу лихой, как у немецкого кайзера, ус. Поклонившись с достоинством, подхватил чемоданы и саквояж, багаж новобрачных. Жених, расплатившись с извозчиком, хотел помочь дворнику нести чемоданы, но тот решительно воспротивился. А тем временем двери парадного подъезда распахнулись, и на крыльце появилась симпатичная смуглянка в одежде горничной. Черноволосая и чернобровая, она была похожа на цыганок, которых всегда можно увидеть возле киевского вокзала или в Царском Саду. Смуглянка, придерживая двери, чтобы дворник мог пройти с багажом не зацепившись, улыбалась жениху и невесте, но улыбка ее была не слишком приветливая: уж больно неожиданный вид был у этой молодой пары, а любая неожиданность всегда ее настораживала. И все же она про себя отметила, что новобрачные удивительно подходят друг другу: молодые, красивые, беззаботные, веселые. Она попробовала представить их в торжественном свадебном убранстве: невесту в подвенечном платье и фате, жениха в черном фраке с бабочкой, увидела их в освещенном сотнями свечей Владимирском соборе, священника в серебряной ризе, два золотых венца над головами молодых — и почувствовала, что сердце ее потеплело и что новые жильцы ей начинают нравиться.