Вернуться к А.В. Кураев. «Мастер и Маргарита»: за Христа или против? (1-е издание)

В защиту черновиков

Прежде чем приступать к изложению аргументов, стоит признаться в необычности по крайней мере некоторых из них.

В литературоведении принято опираться на итоговую, беловую авторскую рукопись. Если между беловиком, тем текстом, который автор передал в издательство, и черновыми, более ранними, набросками есть расхождение, то предпочтение отдается именно позднейшему варианту. Вполне понятный и логичный принцип.

Но все же есть такие книги, к которым он не может быть вполне применим. Например — к произведениям подцензурной литературы. Если писатель работает в условиях жесткой внешней цензуры, то со временем он переходит к самоцензуре. Он уже по своему горькому опыту знает, что — можно, что — на грани допустимого, а что — просто невозможно. Он знает требования цензуры и вкусы конкретного цензора. И тогда он может сам подправлять свой текст накануне отдачи его в чужие руки. Пока писатель наедине со своим вдохновением — он просто искренен. И тогда каждый пишет, как он дышит...1 Но вот наступает пора, когда надо наступать на горло своей песне ради того, чтобы хоть что-то прохрипеть.

Булгаков писал свой последний роман в годы жесточайшей цензуры, уже имея огромный опыт продирания через нее. Он хотел видеть свой роман опубликованным.

За несколько дней до смерти в дневнике его жены Е.С. Булгаковой появляется запись: «6 марта 1940 г. Когда засыпал: "Составь список... список, что я сделал... пусть знают..." Был очень ласков, целовал много раз и крестил меня и себя — но уже неправильно, руки не слушаются. Одно время у меня было впечатление, что он мучится тем, что я не понимаю его, когда он мучительно кричит. И я сказала ему наугад (мне казалось, что он об этом думает): "Я даю тебе честное слово, что перепишу роман, что я подам его, тебя будут печатать!" — А он слушал, довольно осмысленно и внимательно, и потом сказал: "Чтобы знали... чтобы знали"»2.

Список, о котором идет речь в начале этой записи, — это список литературных и идейных врагов Булгакова3. И вот, вопреки обилию этих врагов, Булгаков все же хочет видеть свой роман опубликованным. И в романе он видит некоторое предупреждение читателю: «Чтобы знали...»

Ради этого он переделывал роман, не только улучшая его, но и страха ради цензорского. В литературной сводке ОГПУ от 28 февраля 1929 г. говорится: «...Булгаков написал роман, который читал в некотором обществе, там ему говорили, что в таком виде не пропустят, так как он крайне резок с выпадами, тогда он его переделал и думает опубликовать, а в первоначальной редакции пустить в качестве рукописи в общество, и это одновременно с опубликованием в урезанном цензурой виде»4. В дневнике Е.С. Булгаковой (осень 1937 г.): «Мучительные поиски выхода... откорректировать ли роман и представить?.. Миша правит роман»5.

Были ли шансы на публикацию? Иногда казалось, что — да. В ноябре 1936 года постановка шуточной оперы А. Бородина «Богатыри» Камерным театром (с текстом Демьяна Бедного) была заклеймена советской прессой «за глумление над крещением Руси». Е.С. Булгакова отмечает в дневнике: «Я была потрясена!»6 Булгаков же настолько вдохновлен этим, что в том же месяце делает набросок либретто «О Владимире», обращаясь к теме крещения Руси7.

Вообще, когда в 1928 году Булгаков начинал свой «роман о дьяволе»8, в советской литературе дьявол считался вполне приемлемым и обычным персонажем. Ничего шокирующего в том, что советский писатель вдруг вводит в повествование черта, тогда не было.

В воспоминаниях Л.Е. Белозерской-Булгаковой рассказывается о знакомстве М. Булгакова с повестью А.В. Чаянова «Венедиктов, или Достопамятные события жизни моей» (М., 1922). Оформляла книгу Н. Ушакова, дружившая с семьей Булгаковых, она и подарила экземпляр книги Михаилу Афанасьевичу. Итак, «Н. Ушакова, иллюстрируя книгу, была поражена, что герой, от имени которого ведется рассказ, носит фамилию Булгаков. Не менее был поражен этим совпадением и Михаил Афанасьевич. Все повествование связано с пребыванием Сатаны в Москве, с борьбой Булгакова за душу любимой женщины, попавшей в подчинение к Дьяволу... С полной уверенностью я говорю, что небольшая повесть эта послужила зарождением замысла, творческим толчком для написания романа "Мастер и Маргарита"»9.

Герой повести студент-второкурсник Московского университета Булгаков возвращается в Москву из Коломенского: «Вступив в город, почувствовал я внезапно гнет над своей душой необычайный. Казалось, потерял я свободу духа и ясность душевную безвозвратно и чья-то тяжелая рука опустилась на мой мозг, раздробляя костные покровы черепа... Весь былой интерес к древностям славяно-русским погас в душе моей... Я чувствовал в городе чье-то несомненное жуткое и значительное присутствие. Это ощущение то слабело, то усиливалось необычайно, вызывая холодный пот на моем лбу и дрожь в кистях рук, — мне казалось, что кто-то смотрит на меня и готовится взять меня за руку. Чувство это, отравлявшее мне жизнь, нарастало с каждым днем, пока ночью 16 сентября не разразилось роковым образом, введя меня в круг событий чрезвычайных. Была пятница. Я засиделся до вечера у приятеля своего Трегубова, который, занавесив плотно окна и двери, показывал мне "Новую Киропедию" и говорил таинственно о заслугах московских мартинистов10. Возвращаясь, чувствовал я гнет нестерпимый»11.

Тот, кто в повести Чаянова овладел душой Булгакова, был не дьяволом, а человеком, прошедшим посвящение у лондонских вельможных сатанистов. У них в карточной игре он выиграл души нескольких москвичей. Можно представить, как потрясли М. Булгакова слова, сказанные чаяновским «коровьевым»: «Беспредельна власть моя, Булгаков, и беспредельна тоска моя; чем больше власти, тем больше тоски». Впрочем, и он смог остановиться, когда с иконы «Спасов лик строго глянул мне в душу»...

Чаянова арестовали в 1930 году (не за повесть, а в связи с процессом «промпартии»). В литературе же за двадцать лет советской власти каноны «социалистического реализма» уже определились. Старый черт должен был уступить место старому рабочему.

И чтобы в конце 30-х годов опубликовать «Мастера и Маргариту», надо было многое в тексте спрятать от поверхностных читателей и цензоров... А потому обращение к ранним редакциям оказывается необходимым для понимания итогового текста.

Разные редакции, отражающие разные этапы работы Булгакова над текстом «Мастера и Маргариты», принято обозначать так:

Черный маг (1928—1929)

Копыто инженера (1929—1930)

Великий Канцлер (1932—1936)

Князь тьмы (1937)

Вторая полная рукописная редакция романа (1938).

«Мастер и Маргарита» становится названием этого произведения только в 1938 году. Возможно, в порядке самоцензурной смягчающей правки.

Примечания

1. «В черновых вариантах Булгаков позволял себе поработать в естественном настрое», — пишет булгаковед В. Лосев, цитируя набросок булгаковского сочинения (1937 г.) о Петре Первом, где в уста царевича Алексия вложены следующие слова:

Я отцовской стезей не пойду,
Старине я остануся верен.
Петербурху не быть,
Не мечтай, государь,
В Ярославль уйду жить,
Как и жили мы встарь.
Будем жить в великом покое!
И увидим опять,
В блеске дивных огней,
Нашу церковь соборную радостной,
Разольется по всей по Руси
Звон великий и сладостный!
Мы вернем благочинье, вернем,
Благолепие будет чудесное!
И услышим опять по церквам на Руси
Православное пенье небесное!
Не могу выносить я порядков отца!
Омерзело мне всё! Ненавижу его!

(Булгаков М. Дневник. Письма. 1914—1940. Сост. В.И. Лосев. М., 1997. С. 441)

В прозе ту же самую присягу на верность поруганной дореволюционной старине Булгаков дал в своем письме Сталину в 1930 г.

2. Булгаков М. Собрание сочинений в 8 томах. Т. 8. Жизнеописание в документах. СПб., 2002. С. 714. Другая версия: «В конце жизни Михаил Афанасьевич ослеп и лишился речи. Объяснялся он жестами, которые понимала лишь Елена Сергеевна, его жена. Однажды он сделал жест, что чего-то хочет. — Лимонного соку? — Отрицательный жест. — Твои работы? — Нет. — Елена Сергеевна догадалась: — "Мастера и Маргариту"? — И человек, утративший речь, огромным усилием воли произнес два слова: "Пусть знают". Записано мною со слов Елены Сергеевны Булгаковой 15 ноября 1969 года в Москве» (Е.М. Три сновидения Ивана // Вестник РХД. Париж, 1976. № 3—4. С. 230).

3. См.: Булгаков М. Собрание сочинений в 8 томах. Т. 8. Жизнеописание в документах. СПб., 2002. С. 195. Кстати: «Произведя анализ моих альбомов вырезок, я обнаружил в прессе СССР за десять лет моей литературной работы 301 отзыв обо мне. Из них: похвальных — было 3, враждебно-ругательных — 298» (Булгаков М. Письмо к Правительству СССР).

4. Лосев В.И. Комментарии // Булгаков М.А. Собрание сочинений в 8 томах. Т. 2. Белая гвардия. Гражданская война в России. СПб., 2002. С. 739—740.

5. Неизвестный Булгаков. М., 1993. С. 410.

6. См.: Чудакова М. Жизнеописание М.А. Булгакова. М., 1988. С. 592.

7. Там же. С. 593.

8. Правительству СССР. Письмо от 28 марта 1930 г. // Булгаков М. Дневник. Письма. 1914—1940. Сост. В.И. Лосев. М., 1997. С. 227.

9. Белозерская-Булгакова Л.Е. Воспоминания. М., 1990. С. 182—184.

10. Мартинисты — одна из ветвей масонства.

11. Текст этой повести (за указание на которую я благодарен Е. Молчановой) можно найти в интернете по адресу: http://fecoopa.narod.ru/chayanov/venediktov.html