СветопреДставление

И в «Мастере», и в «Золотом теленке» пожар равно охватывает три мотива: конец мира, еврейский вопрос (роман Мастера о Ешуа) и театр. Разбору двух названных мотивов — мировому и еврейскому — в романе Булгакова отдано столько усилий, что мы не станем тратить на них свое иссякающее вдохновение. Что же касается третьего мотива — театрального, то, опережая себя, заметим, что потрать исследователи на анализ его половину рвения, ушедшего на два предыдущих, они бы убедились, что два предыдущих не стоят и отпущенной им половины.

Поскольку для «Золотого теленка» существенными представляются как раз первые два мотива, остановимся на третьем. Театра в «Золотом теленке» нет. Причина тому проста — театр кончился в «Двенадцати стульях». Гибель театра сопровождалась светопреставлением:

«Было двенадцать часов и четырнадцать минут. Это был первый удар большого крымского землетрясения 1927 года. <...> земля тошно зашаталась под ногами, с крыши театра повалилась черепица, и на том месте, которое концессионеры только что покинули, уже лежали останки гидравлического пресса.

В эту минуту по переулку промчался пожарный обоз с факелами. Ипполит Матвеевич стал на четвереньки и, оборотив лицо к мутно-багровому солнечному диску, завыл. Слушая его, великий комбинатор свалился в обморок»?¹.

Похвальная, но странная в устах наших авторов точность — 12 ч. 14 мин. 1927 года, не может окончательно скрыть апокалиптический характер локального стихийного бедствия, ибо главное: 12 часов ночи — полночь — названо (в тот же роковой час загорится и «Воронья слободка»). Но в роли последнего доказательства выступает театр. Театр «Колумба». Общеизвестно и неоспоримо, что театр Колумба в искрометном изображении Ильфа и Петрова замыслен как пародия на Театр Вс. Мейерхольда. В этом случае причудливое название театра разъясняется если не просто, то ясно: Мейерхольд — новатор, то есть открыватель новых путей или, короче, — такой же Колумб новых театральных материков, как Хлебников, по определению Маяковского², поэтических. Дифирамбы такого рода имеют свой иронический негатив в известной поговорке, приравнивающей открытие Америки изобретению велосипеда. В изображение театра Колумба несомненно вплетается и этот фольклорный мотив. Однако, ориентация на преходящую злобу дня недолговечна, как злоба дня. Мировые пространства тревожили Ильфа и Петрова ничуть не меньше, чем Булгакова. Поэтому за театром Колумба проглядывают очертания другого и тоже сгоревшего: шекспировского театра «Глобус». Мы могли бы сослаться на естественную связь Колумба и глобуса по линии географии, на звуковое подобие: КОЛУмБУС — ГЛОБУС, если бы сами авторы не избавили нас от этих головоломок, откровенно заявив в афише театра «Колумб», что: «Мебель — древесных мастерских Фортинбраса при Умслопогасе им. Валтасара»³.

Явлением Фортинбраса заканчивается спектакль «Гамлет» (текст В. Шекспира)^*, видением Валтасара — Вавилонское царство, гибелью «Колумба» — мир, ибо на фронтоне его двойника — «Глобуса» — стояло: «Мир — театр». Судя по всему, верно и обратное.

Примечания

*. Что Фортинбрас указывает на «Гамлета» — ясно, непонятно только, почему при большом наборе персонажей из «Гамлета» взят именно Фортинбрас. Объяснение рядом: «мебель древесных мастерских». Не мебельных, заметим, а древесных, то есть данные мастерские, помимо мебели, изготовляют еще кое-что древесное. То, что в виду имеются гробы, доказывается коронной репликой шекспировского Фортинбраса: «Уберите трупы! Средь поля битвы мыслимы они» и т. д. Таким образом, сатира на идиотски звучащие названия советских учреждений, бывшие в 20—30 годы доступным объектом шуток от парковых эстрад до высокой литературы (вспомним «Четвертую прозу» Мандельштама), у Ильфа и Петрова имеет свою внутреннюю поэтику, обыгрывающую и разыгрывающую не предполагавшуюся у них тему «полной гибели всерьез», ср. из «Записных книжек»: «Фабрика военно-походных кроватей имени товарища Прокруста»⁴.

1. Т. 1, стр. 371—372.

2. В.В. Маяковский. Полное собрание сочинений в 13-ти тт., т. 12. М., ГИХЛ, 1959, стр. 23.

3. Т. 1, стр. 286.

4. Т. 5, стр. 172.