IV

«31 марта 1934 г. Булгаков заключает договор с Союзфильмом на сценарий «Мертвых душ» — с обязательством сдать его не позднее 20 августа 1934 г.»

[М. Чудакова]

Газета «Кино»,
4 апреля 1934 г.
«Мосфильм»

ХПО № 1 Московского кинокомбината заключен договор с писателем Булгаковым на написание сценария «Мертвые души» по поэме Гоголя. Сценарий будет осуществлен постановкой в 1935 г. режиссером Пырьевым по окончании своей очередной картины на советском материале.

Срок представления сценария — 25 августа 1934 г. На это время М.А. Булгаков освобождается от всей остальной литературной работы и посвящает себя исключительно писанию сценария».

13 апреля [1934 года]

Вчера М.А. закончил комедию «Блаженство», на которую заключил договор с «Сатирой».

Вчера же была у нас читка, не для Театра еще, а для своих. Были: Коля Лямин, Петя Попов, который приехал на три дня из Ясной Поляны, Сергей Ермолинский и Барнет. Комедия им понравилась.

На днях приходил кинорежиссер Пырьев с предложением делать сценарий для кино по «Мертвым душам». М.А. согласился — будет делать летом.

Решили подать заявления о заграничных паспортах на август — сентябрь.

[Дневник Е.С. Булгаковой]

Вот как описывал И.А. Пырьев эту встречу позднее:

«Войдя в небольшую комнату с книжными шкафами и полками, я с недоумением увидел висящие на стенах аккуратно окантованные, под стеклом, самые ругательные рецензии на спектакли по булгаковским пьесам... Очевидно, хозяин хотел предупредить гостя или посетителя, чтобы тот знал, к кому попал и с кем ему придется иметь дело...

— Чем могу служить? — прервав мое обозрение рецензий, спросил, входя в кабинет, успевший переодеться хозяин.

— Я бы хотел, — назвав себя, смущенно начал я, — чтобы вы написали для меня сценарий «Мертвых душ»...

— Душ? — воскликнул Булгаков. — А каких вам нужно душ?.. И почем вы изволите их покупать?.. — лукаво улыбнувшись, заговорил он со мной языком Гоголя».

[И. Пырьев. Избранные произведения в двух томах]

1 мая [1934 года]

25 апреля М.А. читал в Сатире «Блаженство». Чтение прошло вяло. Просят переделок. Картины «в будущем» никому не понравились.

Вчера у нас ужинали Горчаков, Никитин Вас. Мих., Калинкин (д-р), Поль, Дмитриев и Милютина. Встретил их М.А. лежа в постели, у него была дикая головная боль. Но потом он ожил и встал к ужину. Вечер прошел приятно. Все они насели на М.А. с просьбой переделок, согласны на длительный срок, скажем, 4 месяца. (Ведь сейчас М.А. должен работать над «Мертвыми душами» для кино.) Им грезится какая-то смешная пьеса с Иваном Грозным, с усечением будущего. Они считают, что это уже есть, как зерно, в пьесе, в первом появлении Ивана Грозного.

[Дневник Е.С. Булгаковой]

26 апреля 1934 года

«...Совсем одолела работа. Все дни, за редкими исключениями, репетирую (во МХАТе идут в это время репетиции «Мольера» и «Записок Пиквикского клуба», где Булгаков был занят в роли судьи. — Г.Ф.), а по вечерам и ночам, диктуя, закончил наконец пьесу, которую задумал давным-давно. Мечтал — допишу, сдам в театр Сатиры, с которым у меня договор, в ту же минуту о ней забуду и начну писать киносценарий по «Мертвым душам». Но не вышло так, как я думал.

Прочитал в Сатире пьесу, говорят, что начало и конец хорошие, но середина пьесы куда-то совершенно не туда. Таким образом, вместо того чтобы забыть, лежу с невралгией и думаю о том, какой я, к лешему, драматург! В голове совершеннейший салат оливье: тут уже Чичиков лезет, а тут эта комедия. Бросить это дело нельзя: очень душевно отнеслись ко мне в Сатире. А поправлять все равно что новую пьесу писать. Таким образом, не видится ни конца, ни края. А между тем и конец и край этот надо найти».

[Из письма М. Булгакова В. Вересаеву]

Двумя днями позже Булгаков пишет письмо своему другу П.С. Попову:

«...25-го числа читал труппе Сатиры пьесу. Очень понравился первый акт и последний, но сцены в «Блаженстве» не приняли никак. Все единодушно вцепились и влюбились в Ивана Грозного. Очевидно, я что-то совсем не то сочинил. Теперь у меня большая забота. Думал сплавить пьесу с плеч и сейчас же приступить к «Мертвым душам» для кино.

А теперь вопрос осложнился.

Я чувствую себя отвратительно в смысле здоровья. Переутомлен окончательно. К первому августа во что бы то ни стало надо ликвидировать всякую работу и сделать антракт до конца сентября, иначе совершенно ясно, что следующий сезон я уже не буду в состоянии тянуть.

Я подал прошение о разрешении мне заграничной поездки на август — сентябрь. Давно мне уже грезилось.

Средиземная волна и парижские музеи, и тихий отель, и никаких знакомых, и фонтан Мольера, и кафе, и, словом, возможность все это видеть. Давно уж с Люсей¹разговаривали о том, какое путешествие можно было бы написать! И вспомнил незабвенный фрегат «Паллада», и как Григорович вкатился в Париж лет восемь-десять назад. Ах, если б осуществилось! Тогда уж готовь новую главу — самую интересную.

Видел одного литератора, как-то побывавшего за границей. На голове [его] был берет с коротеньким хвостиком. Ничего, кроме хвостика, не вывез! Впечатление такое, как будто он проспал месяца два, затем этот берет купил и приехал. Ни строчки, ни фразы, ни мысли! О, незабвенный Гончаров! Где ты?

...Ах, какие письма, Павел, я тебе буду писать! А приехав осенью, обниму, но короткий хвостик покупать себе не буду. А равно также и короткие штаны до колен. А равно также и клетчатые чулки...».

А в начале письма:

«Можешь еще одну главу прибавить — 97-ю под заглавием: «О том, как из БЛАЖЕНСТВА ни черта не вышло».

Примечания

1. Елена Сергеевна Булгакова.