Вернуться к Б.С. Мягков. Булгаковская Москва

Глава восьмая. Кто вы, профессор Стравинский?

Где находилась знаменитая клиника профессора Стравинского, кто из реальных людей мог быть прототипом этого яркого и выпукло показанного врача-психиатра? Этот вопрос интересовал и читателей «Мастера и Маргариты», и исследователей. Попробуем на него ответить, найти ключ к топографическому шифру тех страниц романа, которые автор писал с особенным удовольствием и лукавством, — страниц медицинских, наиболее близких Булгакову, как профессионалу в этой области.

Место психиатрической клиники, «дома скорби», во главе с его директором, знаменитым психиатром Александром Николаевичем Стравинским является действительно одним из самых топографически «зашифрованных» адресов романа. Начнем этот поиск с портретов. Какие факты предоставляет Булгаков в своей книге для осуществления нашего литературно-детективного эксперимента?

Профессор Стравинский. «Тщательно, по-актерски обритый человек лет сорока пяти, с приятными, но очень пронзительными глазами и вежливыми манерами» — так дается его портрет автором романа. Сама же «знаменитая психиатрическая клиника, недавно отстроенная под Москвой на берегу реки», где за «широкопетлистой и легкой решеткой... открывается балкон, за ним берег извивающейся реки и на другом ее берегу — веселый сосновый бор», клиника с роскошным и фантастическим по тем временам оборудованием, которого «нет нигде и за границей», клиника в «дивно оборудованном здании», куда «ученые и врачи специально приезжают» для осмотра и «каждый день интуристы бывают»1, — словом, эта клиника играет в книге определенную смысловую, и даже узловую роль. Здесь происходит «явление героя»: помещенный в лечебницу поэт Иван Бездомный знакомится (а с ним и читатель) с таинственным его гостем — Мастером. Сюда «стекаются» все герои, так или иначе встретившиеся в Москве с сатаной Воландом и его присными: управдом Никанор Босой, финдиректор Римский, конферансье Жорж Бенгальский, служащие театрального учреждения, «увлеченные» песней «Славное море». Проститься с Иваном Бездомным перед последним полетом к вечному приюту и покою прилетают сюда уже из астрального мира главные герои: Мастер и Маргарита.

Да интересен по-своему и сам Стравинский. Описание его работы, методов его лечения («клинические» главы, особенно «Поединок между профессором и поэтом») показаны Булгаковым с великолепной точностью и знанием дела. И это не случайно. Именно прототип Стравинского был хорошим знакомым, если не близким другом писателя.

Попытаемся ответить на вопрос: а мог быть человек с такой фамилией в московских медицинских кругах? Оказывается, был. В справочнике «Лечебные учреждения и медицинский персонал Москвы» указан врач, специалист по внутренним болезням Анатолий Мечиславович Стравинский. Но не с него был «списан» Булгаковым образ знаменитого психиатра.

А с кого же? Может быть, его и вовсе не было, как не существовало и подобной больницы? Для ответа на эти и другие вопросы... отправимся на поиски, и нам придется перенестись в медицинскую область московской психиатрии 1920—1930-х годов, где в одной из клиник Булгаков усмотрел «адрес» для своего романа.

В Москве было (и есть сейчас) несколько психиатрических лечебниц, возглавляемых известными врачами-психиатрами, чьи имена они носят и поныне. Уже использованный нами справочник «Лечебные учреждения и медицинский персонал Москвы», изданный в 1928 году, ко времени начала работы над романом, указывал эти адреса: психиатрическая клиника в Большом Божениновском переулке с директором профессором Б.П. Ганнушкиным (в настоящее время на Потешной улице), клиника на Донской улице, 55 (директор профессор В.А. Гиляровский), клиническая больница имени П.П. Кащенко (Загородное шоссе, 2, рядом со станцией «Канатчиково» Окружной железной дороги; поэтому старое название больницы «Канатчикова дача» — по загородному дому ее владельца, купца Канатчикова), больница на Матросской Тишине в Сокольниках, лечебница в районе станции Столбовая Курской железной дороги. Это самая крупная в Московской области больница-стационар носит имя видного русского психиатра В.И. Яковенко (бывшая Покровско-Мещерская психбольница — по названию села Мещерского и Покровской церкви). Уже издавна в народе, да и в городском песенном фольклоре2 ее и рядом расположенную Троицкую психиатрическую лечебницу называют «Белыми Столбами», по станции Павелецкой железной дороги, до которой от нее около 25 километров, то есть значительно больше, чем до Столбовой. Видимо, раньше ездили до нее более длинным путем, да так и осталось это название, превратившееся как и «Канатчикова дача» в синоним сумасшедшего дома вообще. Странные бывают превращения... «Столбовая» превратилась в «Белые Столбы», и так называется издавна этот район Подмосковья, где находятся эти две больницы...

Почему же именно фамилия Стравинского выбрана для психиатра? Может быть, по той же аналогии, что и председатель МАССОЛИТа Берлиоз и финдиректор варьете Римский носят фамилии знаменитых композиторов и музыкантов. Может, в булгаковском представлении они как-то ассоциировались с героями романа? Это решать музыковедам3, но ясно одно, что у Булгакова в его произведениях постоянно «участвуют в действии» те или иные сочинения известных композиторов4. И роман «Мастер и Маргарита» не исключение.

Среди ведущих психиатров Москвы три имени выделяются особенно: профессора П.Б. Ганнушкин, В.А. Гиляровский, Г.И. Россолимо — директора основных психиатрических клиник. Но и не они явились прототипами профессора Стравинского.

А кто же наиболее вероятный кандидат? По многим приметам наиболее вероятный прототип Стравинского — уже достаточно тогда известный московский психиатр Евгений Константинович Краснушкин. Булгаков познакомился с ним, видимо, еще в начале 1920-х годов в мастерской своего соседа по дому 10 на Большой Садовой художника Г. Якулова, с которым дружил Е.К. Краснушкин. Последующие с ним встречи нашли отражение и в романе писателя, а род его деятельности, некоторые черты внешности и характера «перешли» к профессору Стравинскому.

Расскажем о профессоре Е.К. Краснушкине подробнее, потому что он заслуживает этого и как выдающийся психиатр, и как знакомый Булгакова по театрально-литературному миру, и как прообраз профессора Стравинского. Е.К. Краснушкин (1885—1951)5, как пишут о нем Большая советская и Большая медицинская энциклопедии, — советский психиатр, ученик П.Б. Ганнушкина. Сын донского казака, родился и воспитывался в Москве, в 1910 году окончил медицинский факультет Московского университета, потом работал в Преображенской психиатрической больнице, Центральном приемном покое для душевнобольных. Во время первой мировой войны — врач в войсках Донского казачьего полка, а с 1918-го он работает в психиатрической клинике 1-го МГУ, одновременно врачом-психиатром московских мест заключения, заведующим кафедрой судебной психиатрии МГУ. При ближайшем сотрудничестве и активном участии Краснушкина был организован Институт судебной психиатрии имени В.П. Сербского в Москве, где он был председателем экспертной комиссии. Большой научный и практический опыт ставит Краснушкина в первые ряды советских психиатров. С 1931 года до конца жизни он — заведующий психиатрической клиникой (вот истоки должности Стравинского!) Московского областного клинического института (МОНИКИ). Эта лечебница существует и сейчас — улица 8-го Марта, 1; на фасаде главного здания — мемориальная доска с барельефом ее основателя6. Краснушкин был также заведующим кафедрой психиатрии 4-го медицинского института, председателем Московского общества невропатологов и психиатров, консультировал в Центральном психоприемнике и в уже известной нам Московской областной психиатрической больнице-стационаре имени В.И. Яковенко, в 70 километрах от Москвы, где проводил и конференции. Во время суда над фашистскими преступниками в Нюрнберге в 1945 году он возглавлял советскую делегацию врачей-психиатров по проведению судебно-психиатрической экспертизы и был единственным, кто разоблачил симуляцию нацистского главаря Р. Гесса, экспертировал военных преступников Г. Круппа, Ю. Штрейхера и других.

Научные труды доктора медицинских наук, профессора Краснушкина (им написаны 86 статей и несколько книг) посвящены в основном вопросам судебно-психиатрической экспертизы и психическим расстройствам при заболеваниях внутренних органов. Книги его «Судебно-психиатрические очерки» и «Преступники-психопаты» стали первыми учебниками по этой теме для будущих советских юристов. Среди направлений его исследований было изучение биологических основ психоза, клинические проблемы психических расстройств с их лечением методом активной терапии. Особенно много Краснушкин занимался лечением различных форм шизофрении, применяя и шоковые инсулиновые вливания, и изобретенную им комбинацию успокаивающих лекарств — барбитуратов, которая и сейчас с успехом применяется под названием «смесь профессора Краснушкина». (Вспомним, что булгаковский профессор Стравинский также лечил «путем каких-то впрыскиваний под кожу».)

О практических методах лечения Краснушкиным рассказывал профессор В.М. Банщиков во вступительной статье к избранным трудам психиатра, вышедшим в 1960 году: «...тонкий психопатолог, он отличался исключительным мастерством в области диагностики психических больных. У тех, кто присутствовал и участвовал в его клинических разборах больных, навсегда осталось в памяти тонкое искусство большого мастера, без преувеличения можно сказать — художника, талантливого клинициста. Его заключения о разбираемом больном отличались полнотой, ясностью, строгостью, были красивы по форме, увлекательны и убедительны. Особый интерес представлял его расспрос больного, он всегда знал, в каком направлении надо вести расспрос, у него отсутствовал шаблон. С одним он беседовал час, два, другому больному задавал три — пять вопросов, у третьего обращал все внимание на его статус — словом, всегда была простая, задушевная и глубокая беседа с больными, носящая целенаправленный и продуктивный характер. Его особенностью было мастерство в постановке «мгновенного» диагноза...»7.

Если вспомнить беседу профессора Стравинского с Иваном Бездомным, где он особенно «упирает» на статус пациента: нормален он или нет, то многое узнается из приведенного рассказа. Кто-то, а может, и сам коллега Краснушкина В.М. Банщиков, был в числе свиты профессора при осмотрах, и не его ли вывел Булгаков как остробородого доктора Федора Васильевича, производившего первичный опрос Ивана?

В своей книге «Судебно-психиатрические очерки» (1926) Краснушкин писал: «Современная психиатрическая больница стремится быть домом с открытыми окнами и дверьми без насилия над личностью больного, с внутренним уютом, который делает психиатрическое учреждение для больного настоящим домом его, с лечением, которое перестраивает больную психику так, чтобы сделать возможной жизнь больного... это путь практической психиатрии от тюрьмы к свободному лечебному учреждению, возвращающему к жизни заболевшего душевной болезнью»8.

В романе Булгакова это своего рода кредо профессора Краснушкина воплощено в роскошной клинике-мечте. Вот как описано в книге пробуждение Ивана Бездомного в отдельной сто семнадцатой палате.

«...Полежав некоторое время неподвижно в чистейшей, мягкой и удобной пружинной кровати, Иван увидел кнопку звонка рядом с собой. По привычке трогать предметы без надобности Иван нажал ее. Он ожидал какого-то звона или явления вслед за нажатием кнопки, но произошло совсем другое. В ногах Ивановой постели загорелся матовый цилиндр, на котором было написано «Пить». Постояв некоторое время, цилиндр начал вращаться до тех пор, пока не выскочила надпись: «Няня». Само собой разумеется, что хитроумный цилиндр поразил Ивана. Надпись «Няня» сменилась надписью «Вызовите доктора».

...Иван нажал на кнопку второй раз на слове «фельдшерица». Цилиндр тихо прозвенел в ответ, остановился, потух, и в комнату вошла полная симпатичная женщина в чистом белом халате и сказала Ивану:

— Доброе утро!.. Пожалуйста, ванну брать, — пригласила женщина, и под ее руками раздвинулась внутренняя стена, за которой оказалось ванное отделение... Иван... не удержался и, видя, как вода хлещет в ванну широкой струей из сияющего крана, сказал с иронией:

— Ишь ты! Как в «Метрополе»!..

— О нет, — с гордостью ответила женщина, — гораздо лучше. Такого оборудования нет нигде и за границей. Ученые и врачи специально приезжают осматривать нашу клинику. У нас каждый день интуристы бывают»9.

Вымытого и облаченного в пунцовую байковую пижаму Ивана «привели в громаднейших размеров кабинет...», где «были кресла необыкновенно сложного устройства... множество склянок, и газовые горелки, и электрические провода, и совершенно никому не известные приборы».

Возраст Стравинского — 45 лет — точно соответствует возрасту Е.К. Краснушкина в 1929—1930 годах, когда были созданы главы о «знаменитой психиатрической клинике». Владел Краснушкин гипнозом (у него был сильный гипнотический взгляд), как и Стравинский Ивана Бездомного, он успокаивал своих пациентов, применяя гипнотические пассы. (Ирония романиста вторглась и в эту сферу. Больной Иванушка сравнивает Стравинского с героем рассказа Воланда: «Говорит по-латыни, как Понтий Пилат». И беседа психиатра с ним пародийно ассоциируется с допросом Иешуа Га-Ноцри Пилатом). А в уже упомянутом сборнике-учебнике «Судебно-психиатрические очерки» в главе «Шизофрения» имеется описание больного, поразительно похожего на Ивана Бездомного. Судите сами. «Литератор, поэт, 23 лет, летом 1924 года у себя в комнате однажды увидел черта, который назвал себя по фамилии (интересно, какой? — Б.М.), вел с ним беседу; черт уговаривал его бежать по улице с топором... Больной взял топор и побежал по Тверской, был остановлен и арестован. В камере в тюрьме ему явился черт... Себя он считает Савонаролой, в нем три лица, потому что ему являлся черт; у него в космическом масштабе анархия, победа духа над плотью, прийти к небытию, чтобы не было однообразия и пошлости, суеты сует, это — трагедия века, надо находить формулу, истину, необходим новый Магомет-Христос... Сам он пережил уже все, он уже в прошлом, он уже был рожден римским императором... Больной этот, — пишет Краснушкин, — ведет себя манерно, закатывая глаза, поднося руку к голове, как бы отдавая честь... здесь происходит расщепление психических процессов. По этой характерной для описываемой болезни черте она носит название шизофрении: «шизо» — означает расщепление, «френос» — душа, ум»10.

Как видим, достаточно много совпадений: герою-поэту тоже ровно 23 года, но его приключения на московских улицах в последней редакции романа изменились. А в ранних по времени написания главах погоня Иванушки с Патриарших велась по Садовой и далее вниз по Тверской (!) до Центрального телеграфа. В клинике Стравинского (она была именно такой с самого начала, что весьма показательно) в палате ночью ему явился таинственный незнакомец (черт, назвавшийся Фаланд, потом, как мы знаем, это Воланд) и поведал всю историю про Понтия Пилата от начала до конца. А «раздвоение Ивана» — типичный признак шизофрении по Краснушкину-Стравинскому, «мании фурибунда» (мании ярости), как раньше называл Булгаков «больничную» главу романа.

Профессор Краснушкин был не только настоящим мастером своего дела. Он был человеком широкой культуры: любил литературу, искусство, поддерживал постоянные дружеские связи с писателями, художниками. По воспоминаниям его сына, профессора физики Петра Евгеньевича, там, где жил психиатр (Старый Петровско-Разумовский проезд, 25) был своего рода клуб людей творческих. Здесь часто бывали скульптор Меркуров, художники Фаворский, Альтман, Крылов и Якулов, писатель Лев Шейнин, поэты Михалков, Югов, Сосюра, Мандельштам, артисты Москвин, Качалов, Ершов, Журавлев, тогда молодые Мхатовцы Массальский, Яншин, Кторов, Прудкин, режиссер Эфрон. Бывал здесь, конечно, и близкий к МХАТу Булгаков. А Краснушкин не раз приходил на спектакли по пьесам драматурга «Дни Турбиных», «Зойкина квартира», «Багровый остров» и отзывался о них с большим восхищением.

Как мы уже знаем, с Булгаковым этот уже известный врач познакомился в мастерской художника Г. Якулова. А в 1923 году они каждый по-своему описали одно довольно известное событие в Москве: суд над убийцей-маньяком извозчиком Комаровым-Петровым. Краснушкин анализировал поступки преступника-психопата в юридическом журнале «Право и жизнь», а Булгаков опубликовал свой очерк «Комаровское дело» в газете «Накануне». В зале же суда над Комаровым они могли сидеть рядом...

Вернемся к страницам романа. Еде же могла быть клиника профессора Стравинского? Для этого в первую очередь надо знать, где работал профессор Краснушкин. Булгаков и здесь, как мы вскоре убедимся, был верен своему принципу вовлечения в ткань произведения реальных мест и лиц. Одно из этих мест нам уже известно: улица 8-го Марта, 1 (бывший Истоминский проезд, 8) на углу со Старым Петровско-Разумовским проездом. У областной психоневрологической «Клиники Краснушкина» (хотелось, чтобы эта больница носила имя своего основателя, как присвоены имена выдающихся психиатров П.Б. Ганнушкина, П.П. Кащенко, З.П. Соловьева другим психиатрическим клиникам Москвы) было два филиала, где также врачевал Евгений Константинович. Назывались они санаториями, и оборудование, и лечение там было лучше: «Имени Воровского» на по коек (Всехсвятское, 12-й километр Ленинградского шоссе) и «Стрешнево» на 76 коек в Покровско-Стрешневском парке по Волоколамскому шоссе.

Бывшее село Всехсвятское сейчас застроено многоэтажными домами по Ленинградскому проспекту, в районе метро «Сокол» и «Аэропорт». А вот здание санатория «Стрешнево» прекрасно сохранилось и выполняет те же функции, что раньше. Это корпус 2 современной психиатрической больницы № 12 (Волоколамское шоссе, 47), где находятся Всероссийский центр по психотерапии и клиника психотерапии Центрального института усовершенствования врачей. (Эту больницу в медицинских кругах порой называют и по-старому — лечебница «Стрешнево», проводят там конференции, как и при Краснушкине).

Внешний и внутренний вид старого корпуса поражает воображение. Это небольшой псевдоготического стиля двухэтажный замок с множеством башенок, выступов, островерхих крыш, узких окон, фигурных наличников, где изображены щиты с гербами, с лабиринтом узких лестниц внутри. Невольно напрашивается мысль, не этот ли особняк послужил одним из «прообразов» жилища главной героини романа — Маргариты? Все может быть, но сначала немного расскажем об истории этого удивительного дома, в чем нам помогут московские справочники и путеводители и беседы с главным врачом этой больницы Амалией Семеновной Каландаришвили.

Старинный район волоколамского направления Покровское-Стрешнево и Покровское-Глебово издавна принадлежал древнему княжескому роду Шаховских, которым была не чужда благотворительная и культурно-просветительская деятельность. До сих пор сохранился в начале Покровско-Глебовского парка старинный загородный дом-дворец Шаховских, окруженный краснокирпичной, похожей на крепостную, стеной с башенками и внушительными въездными воротами11. Одной из последних наследниц рода принадлежали в конце прошлого века эти места — княгине Евгении Федоровне Шаховской-Глебовой-Стрешневой. Сама она жила в Москве, в Калашном переулке, а обширное поместье сдавала частным предпринимателям. Покровско-Стрешневский парк снял богатый сахарозаводчик Михаил Францевич Зегер, который в 1881 году построил для себя этот загородный замок.

Время шло, и к началу первой мировой войны дела его пошли на убыль: в 1913 году он был уже не хозяином сахарного дела, а помощником по хозяйственной части на Даниловском сахарном заводе. Дом пришлось отдать за долги богатой княгине Шаховской, а вскоре, с началом войны, и вовсе уехать из России. А для модернистского особняка началась совсем другая жизнь. Он стал частной психиатрической лечебницей, и владела им, арендуя у Шаховской, молодая врач-психиатр Софья Абрамовна Лиознер (1873—1965), окончившая медицинский факультет Сорбонны, стажировавшаяся в Москве у П.Б. Ганнушкина. Она со своим мужем, известным психиатром Ю.В. Каннабихом (выпустил в 1929 году монографию «История психиатрии») работала там до самой революции. В 1918 году ее оставили, за заслуги в области медицины, главным врачом уже национализированной больницы, которая позже перешла в ведение МОНИКИ, где работал ее бывший учитель Краснушкин. Дальнейшая судьба особняка нам уже известна: там разместился психиатрический санаторий «Стрешнево».

Итак, зная (по местам работы Краснушкина) направление, попытаемся найти литературно-топографический адрес клиники профессора Стравинского. Нам помогут и приметы дороги, там и сям рассыпанные Булгаковым в тексте романа12. Это направление, если ехать из центра, в сторону Волоколамского и Ленинградского шоссе. Путь проходит через площадь Белорусского вокзала — бывшую Тверскую заставу Камер-Коллежского вала. В романе отмечено, что в четырех километрах от нее замерзающего ночного пешехода — Мастера — подобрал морозной январской ночью направляющийся в клинику Стравинского грузовик. (Не ехал ли он от основного здания больницы с Истоминского проезда — нынешнего района между метро «Динамо» и «Аэропорт» — в один из санаториев?)

Вот и развилка Ленинградского и Волоколамского шоссе. Куда повернуть? И вновь обратимся за помощью к роману. Помимо описания внешнего и внутреннего вида здания из книги известно, что милиционер и Пантелей из буфетной ресторана, также сопровождавшие Ивана Бездомного в клинику, уехали на троллейбусе...

Эта совокупность деталей приведет нас к одному из адресов лечебницы Стравинского. Им оказался старый (первый) корпус Клинической центральной больницы № 1 Министерства путей сообщения. Современный адрес: Волоколамское шоссе, 84, в Покровском-Глебове, перед главным из рукавов канала имени Москвы. Строительство ее велось в годы первых пятилеток, и в середине 1930-х годов, когда были приняты первые больные, она так и называлась: «Больница для рабочих железнодорожного транспорта» (номер по Волоколамскому шоссе был, правда, другой — 146, затем заменен на нынешний). В этом прекрасно сохранившемся корпусе есть и сплошные балконы, с которых была видна излучина Москвы-реки, теперь загороженная высоко поднятым руслом канала... Раньше здесь прихотливо извивалась река Химка13, за которой был густой лес с преобладанием сосен (возможный булгаковский «сосновый бор»), сейчас уже отсутствующий.

Больница железнодорожников — новостройка в этом перспективном для строительства новых больниц и клиник районе столицы — безусловно, была известна Булгакову и по старым связям с газетой «Гудок», где он работал в течение 5 лет, и с журналом «Медицинский работник», где печатались его «Записки юного врача». Газета и журнал, естественно, освещали на страницах всю историю строительства больницы.

А троллейбус? И тогда, и сейчас один и тот же номер 12-й его маршрута из центра (а значит, и от Тверского бульвара и памятника Пушкину) доставит до Покровского-Глебова, до самой больницы МПС. Раньше, еще и при Булгакове, этот двенадцатый троллейбус кончал свой путь чуть ближе, как раз недалеко от Покровско-Стрешневского парка с психиатрическим санаторием-особняком. Маршрут этот, видимо, не раз использовал писатель, возвращаясь от Краснушкина...

Возможен вопрос: было ли в этой железнодорожной больнице что-либо, связанное с психолечением, был ли местный Стравинский? Нет. Только внешний вид здания (его расположение, балкон) и троллейбус придется оставить Покровско-Глебовской клинике. Так мечту Краснушкина об идеальном психолечебном учреждении воплотил Булгаков на страницах романа, сохранив при этом знакомые ему покровско-стрешневские и покровско-глебовские адреса.

Что же «веселый сосновый бор» на противоположном берегу реки, которым любовался Иванушка? Куда делась эта немаловажная примета? Ведь за Химкой было и есть низкое пойменное русло, и именно поэтому пришлось поднять трассу канала над Волоколамским шоссе, когда строили одноименное с рекой водохранилище. Как мы уже отмечали, лес там был, ликвидированный при строительстве канала и аэродрома. Но были ли на берегах Химки и другие лесные массивы?

Да, такое место было и есть и сейчас. Для этого придется «перенестись» вверх по каналу имени Москвы (а значит, по бывшей Химке) за Химкинское водохранилище и Ленинградское шоссе. Начнем с места. Правый берег канала, улица Правобережная, 6. Сейчас здесь в здании, похожем на старинный замок с видом на «веселый сосновый бор» за водной гладью, находится Химкинская городская больница № 1. Что же это за дом? Поиски привели к однозначному ответу: бывшая, так называемая дача Патрикеева, построенная в начале века академиком архитектуры Ф.О. Шехтелем...

Московский купец С.П. Патрикеев занимался привозом белого камня с севера в интенсивно строящийся город, разбогател и решил в приглянувшемся ему месте на берегу реки Химки (по ее руслу пошел здесь канал с волжской водой) построить больницу, да не простую, а самую лучшую, оригинальную. Для этого были призваны архитекторы, которые и получили заказ на постройку замка-крепости рыцарских времен. Им удалось лишь начать строительство, как меценату Патрикееву что-то не понравилось, и завершалось строительство в 1908 году по проекту знаменитого Федора Шехтеля, автора московских особняков для Морозова и Рябушинского в стиле русского модерна. Оборудование больницы заказывалось на лучших заводах Германии и Швейцарии. Обставленное с небывалой даже для того времени роскошью (люстры, большие зеркала, цветные витражи), здание недолго просуществовало в виде больницы. Настроение капризного купца снова переменилось, и в экзотическом здании сделали загородный ресторан, затмивший славу легендарного «Яра». Соседство небольшого женского монастыря сделало это заведение еще более привлекательным...

Но всему приходит конец. Патрикеев умер, ресторан захирел, и вновь купеческая дача стала больницей (так она и значится в «Путеводителе по Москве» за 1913 год). А вскоре началась война, и здесь обосновался госпиталь.

Годы революции и разрухи счастливо миновали это место. И в начале 20-х годов здесь был размещен санаторий, использовавший все прежнее медицинское оборудование.

Это лечебное учреждение (уже новое) ведет счет своих лет с 1928 года, когда было принято решение сделать больницу областного масштаба, с многими отделениями, включая нервно-психиатрическое. Так и случилось, и именно сюда приезжал для консультации Е.К. Краснушкин. Не исключено, что вместе с автором романа...

Интересен, на наш взгляд еще один ассоциативный ход писателя. «Белые Столбы», о которых уже было сказано, — — известная психиатрическая лечебница, расположенная по Курской дороге? Не только. «Белыми Столбами» называлась раньше остановка транспорта вблизи Патрикеевой дачи. До недавнего времени были в действительности массивные столбы из белого камня, на продаже которого разбогател купец. Он поставил эти столбы при постройке дома, как въездной памятный знак. Сейчас и название автобусной остановки не напоминает об этом (ее нет), а Химкинская горбольница № 1 продолжает функционировать в прекрасном по архитектуре доме. Есть там и неврологическое отделение на втором этаже. И не один десяток лет больницей руководила Ольга Стефановна Бесчастная, сделавшая очень много в своей хлопотной и нелегкой должности главного врача. Шехтелевский особняк нуждается в государственной охране, ремонте, реставрации. Это дело ближайшего будущего.

А пока за широкой полосой водной глади по-прежнему радуют глаз сосновые мачты «радостного и весеннего бора» на левом противоположном берегу... Как и из окон палаты Иванушки в клинике Стравинского, откуда был «извлечен» главный герой романа. И встрече с ним и его подругой посвящена следующая глава.

Примечания

1. Булгаков М. Избранные произведения в 2 т. — Т. 2. — Киев: Днипро, 1989. — С. 394—400, 412—421. Фрагменты цитат даются из глав романа на указанных страницах.

2. Имеется в виду песня известного поэта и барда Александра Галича (1918—1978) «Психи, или Право на отдых».

Забегая несколько вперед, скажем, что автор строк о «Белых Столбах» знал эти места не понаслышке, а описывал их с натуры.

3. Магомедова Д. «Никому не известный композитор-однофамилец...» (О семантических аллюзиях в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита») // Известия Академии наук СССР. Серия литературы и языка. Т. 44. — 1985. — № 1. — С. 83—86; Платек Я. Мастер и музыка. Перечитывая М.А. Булгакова // Платек Я. Под сенью дружных муз. — М.: Советский композитор, 1987. — С. 195—218; Гаспаров Б. Из наблюдений над мотивной структурой романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» // Даугава. — 1988. — № 11. — С. 88—91.

4. Любимыми операми писателя были «Фауст» Ш. Гуно и «Аида» Д. Верди. Их он часто вспоминает и в романах, и в пьесах, и в повестях, и фельетонах. Имена же Игоря Стравинского, Гектора Берлиоза, Николая Римского-Корсакова имеют в контексте «Мастера и Маргариты», видимо, особый, еще не разгаданный смысл, так же как музыкальное, второе имя демона Коровьева — Фагот. Возможно также, что фамилия особенно популярного тогда композитора и дирижера И.Ф. Стравинского (1881—1971) с его всемирной известностью и многочисленными гастролями по всем странам не случайно попала в роман. Сам образ вымышленной лечебницы, с ее настойчиво подчеркиваемыми чудесами автоматизации, при этом приобретает сказочно-фольклорную интонацию, связанную явно также с фамилией И. Стравинского, автора популярнейших в 20-е годы балетов на русскую тему: «Весны священной», «Петрушки», «Свадебки», «Жар-птицы». То есть эта клиника — своего рода избушка на курьих ножках «без окон, без дверей», где окно из небьющегося стекла, в которое тщетно пытается выпрыгнуть Бездомный (Иван — как сказочный Иванушка) и раздвигающиеся стены вместо дверей. Имя самого русского композитора, жившего за рубежом с 1914 года, было весьма известно в Москве, где существовала даже музыкальная школа и курсы имени Игоря Стравинского (Петровский переулок, дом 5, — ныне улица Москвина).

5. Столетие со дня рождения Е.К. Краснушкина исполнилось 17 апреля 1985 года. Скончался он, будучи заслуженным деятелем науки, профессором, почетным членом общества невропатологов и психиатров, доктором медицинских наук, 3 марта 1951 года и похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве.

6. Бывший Истоминский проезд с последующим переименованием.

На углу этого проезда со Старым Петровско-Разумовским проездом в начале века было выстроено с участием архитектора Федора Шехтеля загородное имение фабрикантши Коншиной, где до сих пор сохранился флигель, в псевдоготическом стиле которого узнается рука знаменитого архитектора-модерниста. После революции и национализации имения здесь был сначала дом отдыха, а затем с 1926 года — нервно-психиатрический санаторий Мосгороблздравотдела, с 1931 года — научный кабинет социальной психоневрологии и психогигиены, в 1934 году преобразованный сначала в институт, а с 1938 года в Московскую областную нервно-психиатрическую клинику. О работе с Краснушкиным в этой клинике и других местах нам рассказали сохранившие о нем самые теплые чувства — уважения, восхищения и благодарности — его коллеги: Н.Н. Шрейдер, М.И. Рыбальский, Е.П. Звесткина, И.К. Янушевский, О.А. Каменцева, В.Ф. Залесская и другие. Светлую память о своем отце и деде хранили и хранят его сын — П.Е. Краснушкин (он умер в 1983 году), дочь — Т.Е. Краснушкина, внучка — Н.А. Краснушкина (тоже врач-психиатр, продолжательница традиций деда), внук — Е.П. Краснушкин. (Небезынтересен и такой факт. Летние месяцы психиатр работал в больнице В.И. Яковенко на станции Столбовая. Ученому с семьей отводилась большая квартира. Зачастую там гостила его дочь Татьяна (Т.Е. Краснушкина), студентка ГИТИСа со своими сокурсниками, среди которых был и Александр Галич, сочинивший позже под впечатлением этих поездок уже известную нам песню о «Белых Столбах»).

7. Краснушкин Е. Избранные труды. — М.: Медгиз, 1960. — С. 16—17.

8. Там же. — С. 93.

9. Булгаков М. Избранные произведения в 2 т. — Т. 2. — Киев: Днипро, 1989. — С. 412—413.

10. Краснушкин Е. Указ. соч. — С. 119—120.

11. Среди владельцев отметим писателя и драматурга карамзинско-пушкинских времен А.А. Шаховского (1777—1846), его племянницу, писательницу Е.А. Шаховскую (1832—1873), сочинительницу исторических романов Л.А. Шаховскую. В настоящее время усадьба Покровское-Глебово-Стрешнево является памятником архитектуры конца XVIII — первой половины XIX века.

12. Булгаков М. Избранные произведения в 2 т. — Т. 2. — Киев: Днипро, 1989. — С. 399.

13. Часть ее русла сохранилась и до сих пор. Только теперь это не река, а скорее большой ручей. Вытекая из-под дамбы южного края Химкинского водохранилища, он протекает между погибающей деревенькой Иваньково и Покровско-Глебовским парком, ныряет в тоннеле под канал, шоссейную и железную дороги и впадает в Москву-реку в районе Тушинского аэродрома напротив современных корпусов Строгина.