Наш путь (или «экскурсионный спектакль») по страницам романа Михаила Булгакова следовал в основном за Иваном Бездомным. В клинике профессора Стравинского, встретившись с ночным гостем — Мастером, поэт преображается, и в эпилоге он уже ученый — историк Иван Николаевич Понырев.
А его ночной гость, написавший роман о Понтии Пилате? И его таинственная возлюбленная? Кто были они? Где жили, как познакомились, где гуляли, любили? Где был романтический подвал Мастера и «готический особняк» Маргариты? Кто были прообразами этих главных героев романа?
Первые главы романа посвящены в основном больше второстепенным (деление условное) персонажам, а ее главный герой — Мастер — появляется только в 13-й главе, так и названной: «Явление героя». Там же (пока таинственно и немного) рассказывается и о будущей героине, но непосредственное знакомство с ней — Маргаритой — происходит лишь во второй части повествования. К тому времени многие действующие лица (Берлиоз, Стравинский, Поплавский, Семплеяров, Лиходеев, Римский, Варенуха и другие) уже сыграли свои роли, и разговор о них будет идти только уже в самом конце книги и в эпилоге.
«Трижды романтический мастер...» Трагическая и символическая фигура в романе. А был ли у него прототип, а если да, то кто? Попробуем разобраться.
Многие исследователи истоков и истории создания романа (из них назовем только главные имена — М.О. Чудакова, В.Я. Лакшин, И.Ф. Бэлза) вполне обоснованно считают прообразом историка и переводчика, написавшего роман о Понтии Пилате, — самого Булгакова. Действительно автор наталкивает нас на эту мысль. Вспомним место в книге, где появляется главный герой (но мы еще про это не знаем) и дается его портрет: «...с балкона осторожно заглядывал в комнату бритый, темноволосый, с острым носом, встревоженными глазами и со свешивающимся на лоб клоком волос человек примерно лет тридцати восьми»1. Это практически автопортрет создателя романа, а уж в возрасте абсолютная точность: когда начинали создаваться первые редакции этих глав, в 1929 году, Булгакову было именно 38 лет.
Исследователи убеждают и в другом: одним из прообразов Мастера может служить фигура, им самим созданная, — бродячего философа Иешуа Га-Ноцри — как своего рода alter ego творца романа о Понтии Пилате. Безусловно, здесь главную роль играет родство духовное. Есть аргументированное мнение, что прототипом был и любимый писатель самого автора — Н.В. Гоголь, по той причине, что Мастер, как и тот «Мертвые души», сжег рукопись своего романа (Булгаков сжег черновики ранних редакций «Мастера и Маргариты»). Гоголь по образованию был, как и Мастер, историком; у обоих авторов в творчестве есть ряд несомненных тематических и стилистических совпадений. Есть совпадение и портретное: острый нос и спадающий на лоб клок волос, как на известном портрете Гоголя2.
Также небезынтересно, хотя и спорно, предположение, что трагические эпизоды жизни соседа писателя по дому на улице Фурманова, поэта Осипа Эмильевича Мандельштама, которого арестовали в этом доме в мае 1934 года и сослали на Северный Урал, вызвал к жизни рассказ Мастера о своем аресте. С О.Э. Мандельштамом Булгаков был знаком еще по владикавказско-батумским временам 1920-х годов, но потом судьбы их разошлись, и они встретились только соседями по кооперативной писательской надстройке в 1934 году. Маргарите снится ее бедный возлюбленный на фоне явно не южного пейзажа. Елена Сергеевна отдала последние деньги Н.Я. Мандельштам, уезжающей в ссылку вместе с мужем... По предположению М.О. Чудаковой, само имя героя — Мастер — было избрано после известия о разговоре Б. Пастернака со Сталиным, смягчившим судьбу ссыльного поэта. Генсек назвал Мандельштама Мастером, что подтвердил его собеседник. Впрочем, мастером называли своего учителя ученики В.Э. Мейерхольда. Есть и иные версии происхождения этого имени героя романа3.
Другие литературоведы находят общие черты в поступках Мастера и Дон-Кихота, зная, что герой Сервантеса был небезразличен Булгакову, сделавшему по роману великого испанского прозаика свой вариант инсценировки. Находят близость характеров поведения булгаковского героя с гофмановским Иоганнесом Крейслером из романа «Житейские воззрения кота Мурра».
А филолог И.Л. Галинская считает, что прототипом Мастера был не кто иной, как украинский философ XVII века Григорий Саввич Сковорода: он и одного из своих сочинений не смог напечатать (а они о философии «трех миров» — земного, библейского и космического, теория которых была своеобразным художественным образом воплощена в булгаковском романе). Г. Сковорода однажды из-за жизненных обстоятельств притворился сумасшедшим (Мастер сам пришел в клинику душевнобольных) и, недовольный своей книгой «Асхань», ожесточился и спалил ее»4.
Но этими гипотезами и предположениями литературоведов не исчерпывается список прообразов главного героя. Кто же может быть еще?
Ответ найдем и постоянно будем находить в самой биографии писателя: ведь практически все московское действие романа так или иначе автобиографично. Поможет нам и находка самого жилища Мастера, его «подвальной квартирки в арбатских переулках», этого определяющего литературно-топографического образа, так ярко и детально описанного Булгаковым. И это необходимо: ведь место действия, как литературный прием, создает эмоциональную и этическую окраску произведения, — это как влияющее на поступки его героев, так и вспомогательное художественное средство, используемое для характеристики персонажа.
Где подвал Мастера? В каких околоарбатских переулках, в каких «маленьких домиках с садиками» будем его искать?.. Примет, названных в романе, казалось бы, более чем достаточно: и оконца, выходящие на дорожку от калитки, сквозь которые видны только ноги редких прохожих, и липы, клен, сирень и ветла в четырех шагах от них у заборчика... В подвале (вернее же — в полуподвале) — отдельная квартирка, с раковинкой в передней, с печкой, согревавшей ее жильцов холодными ночами и поглотившей рукопись книги. И, наконец, — важная деталь! — по улице, куда выходил переулок с этим домиком, грохотали (в 1930-е годы — время написания и действия романа) в зимнюю пору «ледяные ящики» трамвая, под который хотел броситься отчаявшийся, полубезумный Мастер.
Налицо достаточно ясное описание, но точно такого места в переулках вблизи Арбата мы не найдем. И главное: не будет точных доказательств — почему именно этот дом, а не другой.
Это немаловажное обстоятельство уводило от правильного ответа многих исследователей-москвичей, но и не только их. Они пытались, основываясь на вроде бы конкретных, но все-таки недостаточных признаках, рассыпанных в книге, разыскать адрес таинственного и именно арбатского подвала. Так возникли и продолжают жить до сих пор легенды, легко смешивающие правду с фантазией.
Одна из них переносит нас во двор дома 4 по Чистому переулку, где, как известно, жил Булгаков. Строение 2, рядом со спортплощадкой: там раньше действительно был садик с липами, кленами, сиренью, есть и тропинка в проходном дворе мимо полуподвальных окошек. Но ничем, кроме этого мимолетного сходства, этот адрес не подтверждается.
Автор другой топографической гипотезы — арбатский художник Г.Ш. Басыров. Московскую легенду, что именно здесь, а не где-то обитает Мастер, «у застройщика, в переулке близ Арбата, две комнаты в подвале маленького домика в садике», — он реализовал в серии картин на булгаковскую тему. На одной из них «позировал» дом 45/26 (строение 2) на углу Сивцева Вражка и улицы Веснина (бывш. Денежный переулок) во дворе. Но и этот адрес может быть подкреплен только той же легендой.
Иной, уже более биографический адрес предлагала Л.Е. Белозерская, вторая жена Булгакова: Плотников переулок, 10, квартира 35. В этой теперь уже не существующей полуподвальной (слева от арки дома) квартире жил друг и первый биограф писателя, филолог Павел Сергеевич Попов с женой Анной Ильиничной, внучкой Л.Н. Толстого. Конечно, ряд примет, обозначенных в романе, вполне подходят к этому адресу: вблизи Арбата, и Плотников переулок, выходящий на Арбат, по которому в те годы действительно грохотали железные ящики — трамваи. И эпизод биографии П.С. Попова — одного из прототипов Мастера, — когда его репрессировали и удалили из Москвы. И внутреннее расположение, обстановка полуподвальной квартиры, где бывал Булгаков достаточно часто. Но сам дом, конечно, не похож на маленький особнячок в садике: шестиэтажная громадина постройки начала века.
Теперь мы вполне убедились, что примет описанного в романе дома Мастера в приарбатских переулках достаточно, но точно такого места мы вблизи Арбата не найдем. И главное: не будет достоверных доказательств, почему на этот, а не другой адрес пал выбор.
А ведь «настоящий» же дом, соответствующий описанию, отыщется уж не так далеко, но в совершенно другом месте, в районе Пречистенки, которую так хорошо знал и любил Булгаков. Еще бы! Он и его родственники и друзья жили в прилегающих переулках, а в ранней редакции романа адрес подвала Мастера так и назван: «где-то в районе Пречистенки», и лишь в окончательном тексте автор перенес его в район Арбата.
В поисках этого и других адресов романа нам помогли встречи и беседы с тем, кто хорошо знал писателя и до недавнего времени сохранил в памяти все, связанное с его именем. Среди них, в первую очередь, женщины, бывшие в разные годы спутницами жизни Булгакова: Татьяна Николаевна Кисельгоф (урожденная Лаппа) и Любовь Евгеньевна Белозерская. Много интересного рассказали о беседах с Еленой Сергеевной Булгаковой писатель и критик В.Я. Лакшин и заслуженная артистка РСФСР С.С. Пилявская. Много полезного удалось узнать из воспоминаний Виктора Ардова, Е.В. Калужского, Г.Г. Конского, А.А. Раабен, П.А. Маркова, Э.Л. Миндлина, Ф.Н. Михальского, В.А. Каверина, В.П. Катаева, Ивана Пырьева, Евгения Габриловича, П.С. Попова, В.О. Топоркова, М.С. Шапиро, С.А. Ермолинского и других.
Проследуем в «пречистенский» район столицы. Здесь Остоженку и Пречистенку соединяют около десятка небольших переулков. В один из них, Мансуровский, привел нас рассказ Н.А. Ляминой-Ушаковой, а точный адрес сообщила Мария Артемьевна Чемишкиан, бывшая в те годы женой драматурга и сценариста Сергея Александровича Ермолинского, который опубликовал воспоминания о писателе, где есть описание встреч с автором романа и в Мансуровском переулке5.
Что же мы узнаем? Супруги Ермолинские снимали комнату у братьев Топлениновых, владельцев существующего и ныне дома 9 по Мансуровскому переулку. Здесь Ермолинский мог встречаться с романистом. Но не это главное. Еще до знакомства с Ермолинским Булгаков часто бывал в этом очень гостеприимном для него доме, у одного из своих «пречистенских» друзей — Сергея Сергеевича Топленинова, который вместе со своим старшим братом Владимиром был владельцем этой старинной маленькой московской усадьбы. А некоторые эпизоды биографии Сергея Топленинова и главное — его жилище писатель воспроизвел на страницах романа. Действительно, если мы откроем скрипучую деревянную дверь у левых ворот одноэтажного домика и войдем в узкий проход двора и дальше, мы увидим воочию, до мельчайших деталей описанное в романе (но не сгоревшее) жилище главного героя и московский приют влюбленных.
Прежде чем рассказать подробнее о братьях Топлениновых, вспомним историю этого старинного московского владения.
Первое упоминание о его строительстве по документам Историко-архитектурного архива относится к 29 марта 1834 года, когда мещанка Прасковья Федоровна Емельянова подала прошение о застройке участка купленной ею земли в Мансуровском (бывшем Масальском) переулке. Прошение сохранилось вместе с планом участка и рисунком того дома, который мы видим и сейчас. В конце XIX века домом владел поручик Иван Петрович Полетаев, а затем его приобрел купец первой гильдии Сергей Владимирович Топленинов. А после его смерти незадолго до революции владельцами дома оказались два его сына Владимир и Сергей.
Братья Топлениновы принадлежали к миру театра. Старший, Владимир Сергеевич, долгое время выступал на разных сценах, был актером московских, периферийных и разъездных театров, сочинял пьесы под псевдонимом Владимир Ветилов, а в конце жизни работал в Театре транспорта (ныне Московский драматический театр имени Н.В. Гоголя). Он был знаком и дружил с наркомом просвещения А.В. Луначарским, и именно Анатолий Васильевич помог сделать так, чтобы братьям Топлениновым вернули реквизированный в 1918 году, как и все частные владения, их скромный домик. Младший из братьев, Сергей Сергеевич, был художником-декора-тором, макетчиком-исполнителем Малого театра, МХАТа, других театров и работал одно время с такими выдающимися художниками театра, как В.В. Дмитриев и П.С. Вильямс. Старший брат жил с семьей наверху, а младший поселился в нижнем полуподвальном этаже. Сюда-то и ходил Булгаков, зачастую тут и ночевал в специально отведенной для него отдельной комнатке с печкой, в правой части, со стороны выходящего в переулок фасада дома. (При реставрации дома силами ныне покойного художника В.А. Курского (1917—1985) эта комната была сохранена как булгаковский уголок топлениновского особняка. И именно В.А. Курскому мы обязаны спасением и восстановлением этого здания.)
Из воспоминаний Ермолинского известно, что в трудные для Булгакова времена тот чуть ли не каждый день приходил к ним, их дом был своего рода убежищем, пристанищем от житейских бурь. Часто позировал он С. Топленинову: в архиве Булгакова сохранились два его портрета работы этого художника. А вдова старшего брата Евгения Владимировна Власова, хорошо знавшая писателя, рассказывала, как тот, гостя у Сергея Топленинова, сочинял свой роман при свете свечей и под треск дров в печи — совсем как Мастер. Помнила она и росшие в садике у дома кусты сирени. А вот ветла и липы, упомянутые в романе, и по сей день шумят под ветром «в четырех шагах» от окошек полуподвала... (Кстати сказать: кухарка же, так испуганная в романе Азазелло, имела прототипом реальную женщину из топлениновского дома.)
Как мы уже знаем, Сергей Сергеевич Топленинов принадлежал в конце 20-х — начале 30-х годов, да и позднее, к кружку «пречистенских» друзей Булгакова, а тот, конечно, не мог не знать о весьма печальном факте биографии хозяина, который в середине 30-х годов по ложному обвинению был арестован, был в ссылке в городе Вельске и вернулся к себе не так скоро. Не отсюда ли взят один из трагических эпизодов в жизни главного героя романа? О частых посещениях Булгаковым полуподвальной квартирки Сергея Топленинова сообщили и знавшие топлениновскую семью супруги Грызловы — Елена Владимировна и Сергей Аркадьевич.
Но братья Топлениновы и Е.В. Власова сравнительно мало знали о прижизненной судьбе романа. Этот период хорошо помнят уже известные нам супруги Ермолинские. В своей книге Сергей Александрович пишет подробно о визитах к ним на Мансуровский Булгакова, как они доставали лыжи и ходили на прогулку по льду Москвы-реки в Нескучный сад. А у Марии Артемьевны запечатлелся в памяти такой эпизод. Когда, много позднее, Михаил Афанасьевич читал им страницы романа, где было описано жилище Мастера, и она спросила его: «Не нашего ли это дома подвал, Миша?» — то писатель ответил ей утвердительно. Да, это было действительно так, тем более что не противоречат этим фактам и такие, указанные в романе топографические ориентиры Мансуровского переулка: раньше по Пречистенке и Остоженке ходил трамвай.
Так уж случилось в жизни создателя романа, что ему пришлось пережить практически все то, что и узнал в своей «подвальной жизни» Мастер. Недаром эти страницы так ярки и убедительны. Есть и такое небезосновательное мнение, что образы, рожденные пером Булгакова, становились не только героями его книг, но и, возможно, частью жизни самого писателя, влияя на дальнейший ее ход, определяя его собственную судьбу.
И можно также, забегая немного вперед, предположить, что с топлениновским уютным подвалом у писателя были связаны первые тайные встречи с его будущей женой Е.С. Шиловской — Маргаритой. Ведь так и названа обращенная к ней неоконченная рукопись «Тайному Другу». Возможно, что она писалась здесь. Чувства, подобные переживаниям и страхам Мастера, были пережиты и самим Булгаковым. В недобрую минуту конца декабря 1930 года он начинает писать там стихотворение «Похороны», развивающее тему исповеди и трагического конца:
В тот же миг подпольные крысы
Прекратят свой флейтиный свист,
Я уткнусь головой белобрысою
В недописанный лист...
Почему ты явился непрошеный,
Почему ты молчал, не кричал,
Почему твоя лодка брошена
Раньше времени на причал...
«Лодка» эта из семейства тех «любовных лодок», которые «разбились о быт» — ведь самоубийство В.В. Маяковского произошло лишь за несколько месяцев до написания этого стихотворного наброска6.
Писатель сжег свой роман. Так же поступает его будущий герой — Мастер. Да, Булгаков отчасти воплотил в его образе до знакомства с Маргаритой и свою мечту о независимом от условий быта свободном творческом труде: материально обеспечен (выиграл сто тысяч), бросил опостылевшую работу историка в музее, оставил нелюбимую жену и уединился с книгами, пусть и в подвале, для упоительной работы над романом...
Известно, чем закончились его обращения в правительство. Телефонный разговор со Сталиным, где писатель заявил, что «не может жить без Родины». Затем прием его режиссером-ассистентом в любимый «Независимый Театр» — МХАТ, возобновление «Дней Турбиных». А через некоторое время Булгаков решил и личную жизнь: 4 октября 1932 года был заключен брак с Еленой Сергеевной, ушедшей от обеспеченного мужа к нищему Булгакову на Большую Пироговскую улицу, 35б, квартира 6...
Так судьба писателя счастливо сложилась по-другому, чем у его героя, и без вмешательства потусторонних сил. И хоть унесены из горящего подвала его обитатели на волшебных черных конях, дух булгаковских героев жив в старом особнячке на Мансуровском. Правда, к счастью без доносчика и подлеца Алоизия Могарыча, пристроившего ванну. (Эта ванна, кстати, действительно была в полуподвале в топлениновские времена, когда внизу была кухня и жила прислуга — места хватало для всех...)
Итак, «Дом Мастера» в Мансуровском переулке. Посещаемое, может, не так активно (все-таки до сих пор частное владение наследников В.А. Курского), как дом на Большой Садовой, место, но все же известное в Москве и тем, что здесь кончается литературная экскурсия по адресам Михаила Булгакова. И как тут не помечтать, не представить себе музей литературного булгаковского героя — Мастера, с воспроизведением в экспозиции всех топографических реалий, а может, и сцен романа. Ведь есть же музеи восковых фигур и не только на Западе. В Киеве, в Музее истории медицины, например...
Дом Мастера в булгаковском романе неразрывно связан с другим топографическим адресом — — особняком Маргариты, так же, как связаны между собой эти главные герои книги.
Булгаковская Маргарита — это символ женственности, красоты, верности любимому человеку, самопожертвования во имя всепоглощающей любви. Недаром вторая часть книги начинается с прямого обращения: «За мной, читатель! Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык! За мной, читатель, и только за мной, и я покажу тебе такую любовь!»7
Следуя этому призыву, мы простимся с районом Пречистенки, связанным, как мы убедились, с жилищем главного героя романа, и перейдем в другой район столицы, на те страницы произведения, где рассказывается о героине, возлюбленной и «тайной жене» Мастера, ради него ставшей ведьмой. Речь пойдет о Маргарите. Из истории создания романа известно, что в ранних его редакциях эта героиня отсутствовала. А началась эта линия, как мы уже знаем, с появления в жизни писателя Елены Сергеевны Шиловской, основного прообраза булгаковской Маргариты.
Познакомились Михаил Афанасьевич и Елена Сергеевна на масленицу в конце февраля 1929 года на квартире супругов Моисеенко в доме 10 Большого Гнездниковского переулка. Встретились, понравились друг другу, и сбежали от довольно скучного застолья, бродили по Москве... С этого дня началась их вначале трудная и чуть ли не трагическая, а потом такая счастливая взаимная любовь...
И в этом переулке у Тверской автор романа знакомит своих героев. Вот как об этом рассказывает сам Мастер: «...она несла отвратительные желтые цветы... повернула с Тверской в переулок и тут обернулась... И меня поразила не столько ее красота, сколь необыкновенное, никем не виданное одиночество в глазах! Повинуясь этому знаку, я тоже свернул... и пошел по ее следам. Мы шли по кривому, скучному переулку... Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца... и поразила нас обоих! Так поражает молния, так поражает финский нож! ...И скоро, скоро эта женщина стала моею тайною женой...»8
Так и Елена Сергеевна, оставив своего мужа, Евгения Александровича Шиловского, видного военного деятеля9, стала женой не очень благополучного писателя Михаила Булгакова и прототипом главной героини. Здесь роман, жизнь — все так переплелось, вросло друг в друга, когда как бы одни кровеносные сосуды соединили жизнь и мечту, и уже не в романе, а в жизни Михаил Афанасьевич говорил Елене Сергеевне: «Против меня был целый мир, — и я один. Теперь мы вдвоем, и мне ничего не страшно»10.
Все исследователи творчества писателя сходятся на том, что у булгаковской Маргариты могло быть несколько прототипов, возможно, так же таинственно зашифрованных, как и ее адрес, — где-то в приарбатских переулках.
Хотя сам автор любезно приглашает нас показать этот особняк. Вспомним: «...Маргарита Николаевна со своим мужем занимала весь верх прекрасного особняка в одном из переулков близ Арбата. Очаровательное место! Всякий может в этом убедиться, если пожелает направиться в этот сад... Пусть обратится ко мне, я скажу ему адрес, укажу дорогу — особняк цел еще до сих пор...»11
Этот особняк с пятикомнатной верхней квартирой назван «готическим», а спальня Маргариты выходила «трехстворчатым окном-фонарем в башню особняка». В пышном саду за решеткой росли акации, липы и клены, и мимо скамеек вела из дома к воротам и калитке дорожка, выложенная кирпичами. Какие еще приметы и ориентиры? По маршруту полета Маргариты (забегая вперед) можно установить, что этот переулок, где был особняк, расположен третьим от Арбата... Более того, по театру на Арбате (несомненно, Театру имени Евг. Вахтангова, где, кстати сказать, в 1926—1929 годах шла пьеса Булгакова «Зойкина квартира») можно определить, что переулок этот находится с левой стороны (противоположной театру) этой улицы и был третьим по счету.
«Готический особняк» Маргариты? Самый таинственный адрес романа...
И почему же именно готика, практически отсутствующая на Арбате, привлекла внимание романиста при описании жилища главной героини? Почему именно Арбат, арбатские переулки, а не где-либо?
Видимо, не случайно. И здесь следует искать исторические и биографические корни. Вспомним, что Маргарита вела свое происхождение от французских королей и поэтому удовлетворяла трем условиям той традиции, которая установлена сатаной Воландом при устройстве ежегодного «весеннего бала полнолуния или бала ста королей». Хозяйка этого бала должна непременно носить имя Маргарита, быть местной уроженкой и быть королевской крови. Об этом не раз сказано в романе: летящая на борове Николае Ивановиче домработница Наташа называет свою хозяйку «королева моя французская», толстяк-бакенбардист величает ее как «светлую королеву Марго», и, наконец, черт Коровьев, распорядитель бала, так говорит о ней: «Намекну: одна из французских королев, жившая в шестнадцатом веке, надо полагать, очень изумилась бы, если бы кто-нибудь сказал ей, что ее прелестную прапрапраправнучку я по прошествии многих лет буду вести под руку в Москве по бальным залам»12.
Да и сам Мастер называет свою возлюбленную не иначе, как Марго. Все это приводит к мысли, что здесь несомненны и литературно-исторические традиции, использованные автором романа. Тезки-предшественницы, а может, и дальние родственницы (прапрапрапрабабушки!) нашей московской героини — Маргарита Наваррская и Маргарита Валуа (прямые литературные ассоциации с известными французскими историческими романами здесь безусловны). К ним примыкает и третья, уже чисто литературная Маргарита из любимого Булгаковым «Фауста». Эти имена переносят нас во французское и немецкое средневековье и, следовательно, в готику.
Гетевская Маргарита заставляет нас вспомнить о Елене Сергеевне, прообразе, как мы уже знаем, Маргариты булгаковской. Девичья ее фамилия была Нюренберг, предки ее были выходцами из Северной Германии и долго жили на территории современной Латвии. Сама же Елена Сергеевна родилась в Риге, чья готика и по сей день внушает восхищение каждому, кто приезжает в этот древний город.
Отметим кстати, что само имя героини романа — Маргарита имеет определенное завуалированное значение, особый символ и смысл. Оно также перекликается с философским учением уже известного нам по прообразу Мастера Григория Саввича Сковороды. Слово «Маргарит» встречаем в его сочинениях. В русском же языке оно означало в XVIII веке жемчуг, жемчужину (по В.И. Далю), и Г. Сковородой метафорически употреблялось в контексте рассуждений о женственной сущности мира, что мог использовать Булгаков в развитии образа героини13.
Так где же этот загадочный особняк? Увы, точно такого места и такого дома в приарбатских переулках сейчас нет. И хотя однажды журналист Лев Колодный зашел в поисках этого особняка в Староконюшенный переулок, где сооружение под номером 14 показалось ему наиболее подходящим (Московская правда. — 1976 г. 30 июля), при внимательном рассмотрении примет дома оказывается, что это предположение несостоятельно. «Соблазнительные» двухэтажные особняки, близкие к «готическому» стилю, есть и на улице Луначарского (бывш. Глазовский переулок), 8, и на улице Веснина (бывш. Денежный переулок), 16, и на других улицах, в других переулках по обеим сторонам Арбата, но именно такой точно дом решительно отсутствует.
В зону поисков было привлечено и ближнее Подмосковье. В частности, готический замок баронессы Мейендорф в Барвихе, где отдыхал не раз и сам Булгаков. Архитектурно он достаточно убедителен, и вполне можно предположить, что эта копия древнего замка Инскуль, руины которого сохранились на берегу Даугавы в 25 километрах от Риги (см. Огонек. — 1986. — № 19. — С. 30—31), могла натолкнуть писателя на описание жилища героини. Про еще один замок мы уже рассказывали в предыдущей главе: санаторий «Стрешнево» на Волоколамском шоссе. Есть и другие, не менее убедительные примеры...
Так что же, может, этот особняк — плод фантазии писателя, литературная мистификация? Нет. Здесь еще и еще раз на помощь приходит биография писателя, тот период его жизни, когда он особенно тесно сблизился с актерами Художественного театра. Среди тогдашних друзей Булгакова, уже автора знаменитых «Дней Турбиных», была артистическая семья Калужских. Ее основатель — Василий Васильевич, носивший сценическое имя Лужский, был одним из зачинателей театра, сподвижник К.С. Станиславского и В.И. Немировича-Данченко. Сын его — Евгений Васильевич Калужский — был актером и заврепертуаром МХАТа, он играл офицера Студзинского в булгаковской пьесе. Еще с начала века гостеприимный дом Калужских славился широким хлебосольством и был своего рода артистическим клубом для всех актеров театра и их друзей.
Евгения Калужского и Михаила Булгакова, помимо всего прочего, стали связывать и родственные узы. После женитьбы Булгакова на Елене Сергеевне актер и писатель стали свояками, то есть мужьями родных сестер: сестра Елены Сергеевны Ольга, по первому мужу Бокшанская, была женой Евгения Васильевича. Работала она секретарем В.И. Немировича-Данченко во МХАТе.
Издавна Калужские жили в Малом Власьевском переулке (ныне улица Танеевых), в доме 9а. Что же это был за дом? Был, потому что сейчас между многоэтажной желто-кирпичной новостройкой (дом 7) и зданием ателье (дом 9), постройкой 50-х годов, расположен пустырь с детской площадкой, и только по следам на стенах стоящих в глубине домов можно догадываться, что здесь было довольно крупное сооружение, а остатки деревьев (липы, ясени, акации, каштаны) напоминают о бывшем зеленом дворе.
На этом месте стоял дом Калужских. Но готическим особняком, описанным в романе он, увы, не был. Снесенный в 1964 году, по фотографиям, сохранившимся у сына Е.В. Калужского Александра Евгеньевича, тоже театрального работника, и его воспоминаниям, он представлял собой одноэтажный, перестроенный из старых конюшен продолговатый дом, к которому был добавлен на половину его длины второй этаж и сделаны пристройки типа сараев и гаражей (подобную бывшую конюшню можно было увидеть во дворе дома-музея А.И. Герцена на Сивцевом Вражке, 27: ее задняя стена граничила с усадьбой Калужских. В прошлом веке они составляли единое целое с перестроенным в 1900-х годах В.В. Лужским боковым крылом, который получил его в счет наследства от своей матери Александры Иосифовны. В ее владении была вся территория угловой части земли по Сивцеву Вражку и Малому Власьевскому переулку).
Строил В.В. Лужский свой дом в то же время, когда возводилось известное здание Художественного театра в Камергерском переулке по проекту Ф. Шехтеля, перенесшего свое мастерство и на дом Лужского. Чертежи и старые фотографии позволяют зрительно восстановить этот дом с элементами архитектурного псевдоготического стиля, описанными у Булгакова, который в романе явно дофантазировал черты этого в общем-то скромного серого особняка, использовав, возможно, «настоящую» готику с Остоженки, с Ермолаевского и Большого Ржевского переулков, с 3-й Мещанской улицы, где жила Маргарита Петровна Смирнова14, или других знакомых ему мест. В этом убеждают и материалы проекта строительства этого дома, сохранившиеся в фондах Историко-архитектурного архива. В самом доме Калужских были похожие на описанные в романе «готические» архитектурные детали: трехстворчатое окно, фонарь-терраса на первом этаже, витая лестница.
У дома Лужского в Малом Власьевском переулке был обширный и прекрасный сад, о котором, а также о самом доме и его обитателях подробно рассказал народный артист Олег Николаевич Ефремов в статье «Был дом в яблоневом саду...» (Пионерская правда. — 1981, 2 июня). Калужские в этом доме занимали нижний этаж (их было двое: Перетта Александровна, вдова В.В. Лужского и ее сын Женя Калужский), у них была большая остроухая овчарка Геро (не отсюда ли описание собаки Понтия Пилата — «остроухого пса» Банги?) В верхнем, надстроенном этаже жила семья коллеги Е.В. Калужского по театру артиста Константина Михайловича Бабанина. Поэтому часто в этом доме артисты импровизировали, разыгрывали сцены спектаклей. Бывал на них и Булгаков с женой.
Поэтому можно с достаточной точностью предположить, что именно это место было «облюбовано» писателем для особняка Маргариты. Такое предположение подтверждает и свидетельство самой Маргариты — Елены Сергеевны. Так, незадолго до своей кончины она рассказывала о «географических прообразах» своих адресов в романе и называла именно это место.
Что ж, в пользу такого мнения говорит и фантастический полет ставшей ведьмой главной героини... Вот он. Маргарита «...между ветвями клена, хлестнувшими ее по лицу, перелетев ворота, вылетела в переулок... Пролетев по своему переулку, Маргарита попала в другой, пересекавший первый под прямым углом. Этот заплатанный, заштопанный, кривой и длинный переулок с покосившейся дверью нефтелавки, где кружками продают керосин и жидкость от паразитов во флаконах, она перерезала в одно мгновение... полетела помедленнее... Третий переулок вел прямо к Арбату...»15.
Каким же маршрутом она летела? «Перелетев ворота», Маргарита «своим» (будем считать Малым Власьевским) переулком попадает «в другой... кривой и длинный переулок», где была нефтелавка. Зная направление ее полета к Арбату, к Театру имени Евг. Вахтангова, логично предположить, что этот переулок — Сивцев Вражек. Так оно и есть, адрес несуществующей теперь нефтелавки сохранили старые московские справочники и память старожилов тех мест: Сивцев Вражек, дом 22 (сейчас на этом месте новое здание). А дальше? Перерезав «в одно мгновенье» на стремительной щетке этот «другой» переулок (то есть Сивцев Вражек), «невидимая и свободная» ведьма-летунья попадает в «третий переулок», ведущий «прямо к Арбату». Название его — Калошин — определяется совершенно однозначно: он самый ближайший к выходу улицы Танеевых в Сивцев Вражек, он выводит «прямо к Арбату» и к зданию Театра имени Евг. Вахтангова.
Но прочтем в романе, что же было дальше. «...Третий переулок вел прямо к Арбату... Она пересекла Арбат, поднялась повыше, к четвертым этажам, и мимо ослепительно сияющих трубок на угловом здании театра проплыла в узкий переулок с высокими домами...» Этот переулок легко узнаваем: улица Вахтангова (бывший Большой Николопесковский переулок). «...В конце его ее внимание привлекла роскошная громада восьмиэтажного, видимо, только построенного дома...», у которого «фасад... выложен черным мрамором...», а «...над дверьми золотом выведена надпись «Дом Драмлита»16.
Но до столь роковой для этого сооружения встречи Маргарита побывала в кухне одного из зданий (скорей всего под номером 4) этого переулка, где немало поразила скандалящих хозяек. Наверняка писатель бывал в этом или похожем доме и сам мог убедиться, что такое старая коммунальная кухня.
Поищем другой, более современный дом. Где она может быть, эта «роскошная восьмиэтажная громада»? На этой тихой улочке, раньше выходившей на Собачью площадку, а сейчас упирающейся в лестницу на оживленную магистраль Нового Арбата, нет и не было «только что построенных домов». «В конце его...», то есть в угловых с Собачьей площадкой домах до их сноса при строительстве нового проспекта, мы не найдем сходства с булгаковским «Домом Драмлита». В чем же дело?
В этот переулок Булгаков как бы «перенес по воздуху» из Замоскворечья реальный «писательский» дом в Лаврушинском переулке, 17. Здесь все совпадает: и черный камень фасада и цоколя, и 84-я (а точно под ней 82-я и 80-я, как и в вымышленном «Доме Драмлита»!) квартира в восьмиэтажном его крыле, что ближе к входу в Третьяковскую галерею. Дом в Лаврушинском был построен в 1935 году, когда Булгаков успел поселиться в одном из первых кооперативов на улице Фурманова, 3—5, квартира 44. Он вынужден был довольствоваться скромной писательской надстройкой (в бывшем Нащокинском переулке) в строительном кооперативном товариществе «Советский писатель». А в романе превратил этот реальный замоскворецкий дом в дом-символ с ярко описанной сценой разгрома ведьмой Маргаритой квартиры критика О. Латунского не случайно. К тому были и личные причины: автору романа, ввиду его «особого» положения в советской литературе, не удалось попасть в кооператив писателей-«генералов», как и не удалось получить писательскую дачу в Переделкине (или в Перелыгине на Клязьме, как в романе, где легко узнается писательский дачный поселок Болшево, расположенный, как известно, именно на этой реке).
Но зато булгаковская Маргарита продолжает летать и по-своему мстить за поруганную честь героя.
...Все-таки как же быть с «готическим» особняком за решеткой в саду? Неужели его нет в Москве и его следует искать в другом месте? И опять, в который уже раз, нам на помощь приходят биографические сведения. В данном случае — факты из жизни Елены Сергеевны.
До ухода к Булгакову в 1932 году она жила в квартире Е.А. Шиловского в Большом Ржевском переулке, 11. А по соседству с этим домом, за Поварской, на перекрестке бывшего Малого Ржевского и Хлебного переулков, стоят привлекающие внимание своей архитектурой, «под модерн», вычурностью два угловых здания. Одно из них (его современный адрес — улица Палиашвили, дом 6), с трехстворчатыми готическими окнами, башенкой, внутренней винтовой лестницей, и явился, по всей видимости, прообразом особняка Маргариты: провожая свою будущую жену после прогулок по Москве в Большой Ржевский переулок, Булгаков наверняка часто проходил мимо этого особняка.
Дом номер 6 по улице Палиашвили относится по стилю к поздней русской псевдоготике. Построил его архитектор С.У. Соловьев в 1900-х годах нашего века. Сохранившийся до нашего времени готический особняк несет некоторые признаки, описанные в романе. А за то, что автор видел его не только снаружи, говорит и тот факт, что в нем с 1922 года было представительство Закавказской Федерации (потом и до сих пор — Грузии), а Булгаков, печатавшийся в бакинских и тбилисских газетах, передавал здесь свои рассказы журналистам из Закавказья. И в романе он как бы перенес его также «по воздуху» в «пышный сад за решеткой» дома Калужских в Малом Власьевском переулке. А улица Танеевых находится, как мы знаем, вблизи Арбата. И Маргарита, сев на арбатский троллейбус 2-го маршрута, благополучно приехала к Александровскому саду. И сейчас можно это сделать, хотя уже с Нового Арбата.
Невольно возникает вопрос: если прототипов главного героя — Мастера несколько, то нет ли соответствующих двойных-тройных прообразов у героини романа — Маргариты? Оказывается, у одного из прототипов Мастера — Сергея Топленинова была «своя Маргарита» с не менее романтической историей, связанной с «готическим особняком». Звали ее Мария Кекушева, дочь известного архитектора, чей вычурный двухэтажный дом-особняк псевдоготического стиля до сих пор красуется совсем близко от «Дома Мастера» (как и в романе!) — на Остоженке, 21.
В начале их отношения складывались трудно — ее домашние были против этой связи, и прибежищем влюбленных было скромное топлениновское жилье. Мария убежала из своего благополучного «готического» особняка в подвал к Сергею. Прошло несколько лет, ситуация изменилась, они поженились, и Сергей Топленинов перебрался к своей возлюбленной в особняк, где жил до самой смерти...
Вернемся к Маргарите булгаковского романа и вспомним, что же случилось с ней после приключения в «Доме Драмлита». Выполнив напутствие Азазелло («...полетайте над городом... затем на юг... прямо на реку...»), ведьма-летунья устремилась дальше.
«...Прицелившись, чтоб не задеть за какой-нибудь провод, она покрепче сжала щетку и во мгновение оказалась выше злополучного дома. Переулок под ней покосился набок и провалился вниз. Вместо него одного под ногами у Маргариты возникло скопище крыш, под углами перерезанное сверкающими дорожками... Маргарита сделала еще один рывок, и тогда все скопище крыш провалилось сквозь землю, а вместо него появилось внизу озеро дрожащих электрических огней... Маргарита... обернувшись, увидела, что и озера уже нет, а что там, сзади за нею, осталось только розовое зарево на горизонте. И оно исчезло через секунду»17
По южному направлению полета и месту возвращения на «буланой открытой машине» с «длинноносым грачом» вместо шофера, который посадил машину в районе Дорогомилова, то есть вблизи Киевского вокзала, можно предположить, что принимали ведьму-королеву лесные черти и русалки где-то под Киевом, на Днепре или Десне, ближе к родине писателя. Затем путь нашей героини лежал в резиденцию Воланда — в известную нам «нехорошую квартиру дома 302-бис» на весенний бал полнолуния... Для главных героев романа — Мастера и Маргариты — бал Сатаны и квартира Воланда оказались местом встречи после долгой разлуки. Читатель уже знает, что случилось потом: возвращение любовников с воскресшей рукописью в «арбатский подвал», решение судьбы героев с посланцем от Иешуа Левием Матвеем «на каменной террасе одного из самых красивых зданий в Москве», в котором узнается знаменитый Дом Пашкова, бывший Румянцевский музей.
Построенный великим зодчим Баженовым на вершине Ваганьковского холма, он вознес к небу свои старинные колонны, ротонду, купол со шпилем, как форпост расположенной за ним старой дворянской Москвы. Есть предание: прусский король, побывавший в России в 1818 году, поднялся на его вышку, встал на колени и земно поклонился Москве за спасение Пруссии от Наполеона. А один из немецких путешественников назвал этот дом «волшебным замком».
Полет фантазии романиста поместил на площадке у балюстрады вокруг ротонды одну из финальных сцен. И это оказалось символичным: во флигеле Пашкова дома расположен Отдел рукописей Российской государственной библиотеки, где хранится подавляющее большинство рукописей Булгакова, его письма и все редакции «Мастера и Маргариты».
Один из читателей романа, В.А. Молодцов, едва ли не первый начавший практическое изучение био-библиографических фактов творчества писателя, задался целью установить по возможности точно, в каком месте наверху Пашкова дома находились герои книги. Исходя из разбросанных в этой сцене астрономических и топографических примет, местоположение определено им в северо-западной части ротонды: с запада — заходящее солнце и гроза, а при взгляде с этой точки на Москву видны пожары, устроенные Коровьевым и Бегемотом на Большой Садовой, в «Торгсине», в «Грибоедове».
Сцена в магазине «Торгсин» на Смоленском рынке (в нем узнается действительно существовавшее там такое торговое заведение: Арбат, 54/2, нынешний гастроном «Смоленский») выписана автором с особенным удовольствием, даже с некоторым смаком. А тип людей, подобных «сиреневому иностранцу», мигом «выучившемуся» русскому после купания в селедочной бочке, дожил наверняка и до наших дней.
Почему же именно арбатский «Торгсин», а не аналогичные магазины в Столешниковом переулке или на Кузнецком мосту? Рискуем предположить, что не случайно. Булгаков бывал в этом «Торгсине», как и у знакомых поблизости. В доме 2/3 Шубинского переулка, что сразу за Смоленской улицей, ведущей к Бородинскому мосту, жил В.В. Вересаев, с которым неоднократно встречался писатель. В полуподвальной квартирке 15 этого дома обитали знакомые романиста супруги Дроздовские: Валентина Федоровна и Николай Ильич. Старые москвичи, они много рассказывали Булгакову об истории города, а одна из их дочерей, Кира, помогала писателю и в машинописных делах.
Булгаков подружился с Кирой Николаевной, бывал с ней в театре, заходили они по соседству и в «Торгсин». В шутку писателя даже звали «хвостиком» и «дневным мужем» Киры, но было бы неверным проводить здесь аналогии с романтической историей Маргариты Петровны Смирновой. Наблюдения за жителями Шубинского переулка — посетителями «Торгсина» были, возможно, использованы в книге, как и один из пожаров, случившийся в этом доме...
Но вернемся к Дому Пашкова, точнее, к библиотеке Румянцевского музея. Булгаков был ее прилежным читателем, и поэтому, видимо, в ранних редакциях романа в этом здании приключения Воланда и свиты были написаны более развернуто.
Московское путешествие булгаковских героев закончилось на Воробьевых горах, где они перед последним полетом к вечному приюту и покою прощаются с Москвой. Перед их глазами «пряничные башни Девичьего монастыря». И так случилось в судьбе сочинившего эти строки романа, что ему пришлось найти свой последний приют и покой вблизи этих древних монастырских стен XVII века.
Булгаков скончался 10 марта 1940 года, несмотря на все усилия известных врачей продлить ему жизнь18.
В многочисленных соболезнованиях, пришедших вдове писателя, Е.С. Булгаковой, был слышен и голос из Ленинграда из Фонтанного дома, голос А.А. Ахматовой:
Вот это я тебе взамен могильных роз,
Взамен кадильного куренья,
Ты так сурово жил и до конца донес
Великолепное презренье.
Ты пил вино, ты, как никто, шутил,
И в душных стенах задыхался,
И гостью страшную ты сам к себе впустил,
И с ней наедине остался.
И нет тебя, и все вокруг молчит
О скорбной и высокой жизни,
Лишь голос мой, как флейта, прозвучит
И на твоей безмолвной тризне.
О кто подумать мог, что полоумной мне,
Мне — плакальщице дней не бывших,
Мне — тлеющей на медленном огне,
Всех пережившей, все забывшей,
Придется поминать того, кто полный сил
И светлых замыслов и воли,
Как будто бы вчера со мною говорил,
Скрывая дрожь в смертельной боли19.
Прах Булгакова был захоронен в вишневом саду старого участка кладбища вблизи могил своих учителей и соратников: Н.В. Гоголя, А.П. Чехова, К.С. Станиславского...
Сейчас на могиле установлен большой черный камень. На нем — золотыми буквами имена усопших. Но он был поставлен не сразу. Как это произошло, узнаем из письма Е.С. Булгаковой брату писателя: «Мишина могила часто вызывает такое восхищение, что ко мне звонят незнакомые и говорят об этом. Я долго не оформляла могилы, просто сажала цветы на всем пространстве, а кругом могилы посажены мной четыре грушевых дерева, которые выросли за это время в чудесные высокие деревья, образующие зеленый свод над могилой. Я никак не могла найти того, чтобы я хотела видеть на могиле Миши — достойного его. И вот однажды, когда я, по обыкновению, зашла в мастерскую при Новодевичьем кладбище, я увидела глубоко запрятавшуюся в яму какую-то гранитную глыбу. Директор мастерской на мой вопрос объяснил, что это — Голгофа с могилы Гоголя, снятая, когда ему поставили новый памятник. По моей просьбе, при помощи экскаватора подняли эту глыбу, подвезли к могиле Миши и водрузили. С большим трудом, так как этот гранит труден для обработки, как железо, рабочие вырубили площадочку для надписи: Писатель Михаил Афанасьевич Булгаков. 1891—1940. (4 строчки золотыми буквами.) Вы сами понимаете, как это подходит к Мишиной могиле — Голгофа с могилы его любимого писателя Гоголя. Теперь каждую весну я сажаю только газон. Получается изумительный густой ковер, на нем Голгофа, над ней купол из густых зеленых ветвей. Это поразительно красиво и необычно, как был необычен и весь Миша — человек и художник... Эту глыбу — морской гранит привез Аксаков специально для могилы Гоголя...»20
«Голгофа», о которой пишет Е.С. Булгакова, — это основание креста перед надгробием Н.В. Гоголя, бывшее на его могиле в некрополе Свято-Данилова монастыря. Оно имело вид Лысой горы — Голгофы, на которой, по преданию, распяли Иисуса Христа. При переносе праха Гоголя на Новодевичье кладбище в 1930-х годах был сооружен новый памятник, а прежнее надгробие оказалось нужным уже для могилы Булгакова.
В.Я. Лакшин так писал об этом символическом камне: «Известно, что Булгаков благоговел перед Гоголем. Судьба связала его с ним и по смерти. Думая о Гоголе, Булгаков как-то воскликнул, обращаясь к нему, как к учителю, в одном из своих писем: «...Укрой меня своей чугунной шинелью...»21
Теперь на надгробии два имени. С августа 1970 года под этим могильным камнем лежит и прах Елены Сергеевны Булгаковой, выполнившей последнюю волю мужа: сохранить и передать людям посвященный ей роман. И на камне выгравирована единая надпись:
ПИСАТЕЛЬ
МИХАИЛ АФАНАСЬЕВИЧ
БУЛГАКОВ
1891—1940
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА
БУЛГАКОВА
1893—1970
С уходом Елены Сергеевны дело возвращения Михаила Булгакова к читателю и зрителю после долгих лет замалчивания и торможения продолжалось и продолжается все более успешно. Он по праву считается теперь одним из самых издаваемых авторов, но его книги даже при современных фантастических тиражах (только за 1985—1988 годы в нашей стране выпущено 55 изданий общим тиражом 15 млн 836 тыс. экземпляров22) по-прежнему не лежат на библиотечных и магазинных полках, а спектакли, инсценировки и кинотелеверсии неизменно привлекают зрителя.
В Киеве, на родине писателя, создан Булгаковский музей, его именем названа улица и установлена мемориальная доска на известном доме. Есть такие доски и памятные знаки в Москве, во Владикавказе и в Лебедяни. Дело за остальными городами, связанными с жизнью и творчеством Булгакова. Исполкомом Моссовета принято решение об образовании Булгаковского центра. И реализация этого постановления — лучший подарок Москвы и москвичей писателю Михаилу Афанасьевичу Булгакову.
Примечания
1. Булгаков М. Избранные произведения в 2 т. — Т. 2. — Киев: Днипро, 1989. — С. 459.
2. Чудакова М. Булгаков и Гоголь // Русская речь. — 1979. — № 2. — С. 38—48; № 3. — С. 55—59; Она же. Гоголь и Булгаков // Гоголь: история и современность. — М.: Советская Россия, 1985. — С. 360—388.
3. Лакшин В. Вторая встреча. — М.: Советский писатель, 1984. — С. 331; Кушлина О., Смирнов Ю. Магия слова // Памир. — 1986. — № 5. — С. 160—161; Чудакова М. Неоконченное сочинение Михаила Булгакова // Новый мир. — 1987. — № 8. — С. 200—201.
4. Галинская И. Загадки известных книг. — М.: Наука, 1986. — С. 75—84.
5. Ермолинский С. Драматические сочинения. — М.: Искусство, 1982. — С. 565.
6. Отдел рукописей Российской Государственной библиотеки. — Ф. 562. — К. 17. — Ед. хр. 3. Опубликованы в печати вместе с незаконченными и выброшенными строками (Записки Отдела рукописей ГБЛ СССР. Вып. 37. — М.: Книга, 1976. — С. 94—95).
7. Булгаков М. Избранные произведения в 2 т. — Т. 2. — Киев: Днипро, 1989. — С. 542.
8. Там же. — С. 466—468.
9. Приводим здесь его краткие биографические данные. Шиловский Евгений Александрович (21.11(3.12)1889—27.5.1952), генерал-лейтенант (1940), профессор (1939), доктор военных наук. В Советской Армии с 1918 года. До революции окончил Второй московский кадетский корпус, в 1910 году Константиновское военное училище, в 1917 году Академию Генштаба. Участник первой мировой войны, гражданской войны на Южном и Западном фронтах. Начальник штаба фронта. В 1922—1928 годах — на преподавательской работе, затем начальник учебного отдела и помощник начальника Военной академии имени М.В. Фрунзе. В 1928—1931 годах — начальник штаба Московского военного округа. С февраля 1931 года — в Военно-воздушной академии имени Н.Е. Жуковского, с января 1937 года — в Военной академии Генштаба. Награжден орденами и медалями, автор ряда книг по военной истории. (Советская военная энциклопедия. — Т. 8. — М.: Советская энциклопедия, 1980. — С. 517—518.)
10. Лакшин В. Закон палаты. — М.: Советский писатель, 1988. — С. 244.
11. Булгаков М. Избранные произведения в 2 т. — Т. 2. — Киев: Днипро, 1989. — С. 543.
12. Там же — С. 578—579.
13. Галинская И. Указ. соч. — С. 85—94.
14. Чудакова М. Жизнеописание Михаила Булгакова. — М.: Книга, 1988. — С. 452—458.
15. Булгаков М. Избранные произведения в 2 т. — Т. 2. — Киев: Днипро, 1989. — С. 560—561.
16. Там же. — С. 561—562.
17. Там же. — С. 567.
18. Виленский Ю. «Скрывая дрожь смертельной боли...» // Медицинская газета. — 1988, 23 сентября. — С. 4; Скорбилина Т. Они выхаживали М.А. Булгакова // Медицинская газета. — 1989, 1 марта. — С. 4; Булгаков М. Письма. Жизнеописание в документах. — М.: Современник, 1989. — С. 553—556.
19. Воспоминания о Михаиле Булгакове. — М.: Советский писатель, 1988. — С. 1.
20. Булгаков М. Письма. Жизнеописание в документах. — М.: Современник, 1989. — С. 556.
21. Лакшин В. Открытая дверь. — М.: Московский рабочий, 1989. — С. 437.
22. Книжное обозрение. — 1989, 15 сентября. — С. 4.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |