Эпилог

Судьба Мольера была трагична — ему грозило даже полное забвение: сгинули все до единой его рукописи и письма, треснула и развалилась могильная плита, исчез самый его прах. Но Мольер явился потомству, воплощённый в бронзе, в бессмертии своих произведений. «Вот он! Это он — королевский комедиант с бронзовыми пряжками на башмаках! И я, которому не суждено никогда его увидеть, посылаю ему свой прощальный привет!» Эти слова, которыми заканчивается «Жизнь господина де Мольера», мы вправе повторить сегодня и о самом Булгакове.

Затравленный критикой, надломленный запретом, наложенным на пьесу «Батум», писатель тяжело заболел.

Последние дни жизни Булгакова проходили в тяжёлых мучениях. Уже в горячечном полубреду он повторял: «Служить народу. За что меня жали? Я хотел служить народу. Я никому не делал зла». Даже навещавший его в эту короткую пору Секретарь ЦК партии писатель А.А. Фадеев (не без участия Сталина), видя его страдания, не выдерживал и выбегал плакать на лестницу. Смерть наступила 10 марта 1940 года.

«На следующее утро, — а может быть, в тот же день, время сместилось в моей памяти, — вспоминал близкий друг писателя С.А. Ермолинский, — позвонил телефон. Подошёл я. Говорили из секретариата Сталина. Голос спросил:

— Правда ли, что умер товарищ Булгаков?

— Да, он умер.

Трубку молча положили».

Булгаков был похоронен на Новодевичьем кладбище. Стараниями Елены Сергеевны был возведён камень с могилы Гоголя (так называемая «Голгофа»), который она обнаружила среди «подлежащих переработке» надгробий.

Но в нашем сознании Булгаков восстал и живёт, поражая читателя своей поучительной судьбой. Терпеливо и самозабвенно писал он всю жизнь — и большею частью в стол, был обруган сворой критиков и ощущал на себе тяжёлую руку Сталина. Сжёг все свои рукописи. И всё-таки явился нам своими произведениями в посмертном величии, в той новой и уже вечной жизни, которую у него никто отнять не в силах.

Булгаков не только творил, но и защищал, где только можно было, спасая невинные жертвы. Так, в 1935 году он стал автором письма Сталину о неправедных репрессиях по отношению к сыну Ахматовой Л.Н. Гумилёву и её мужу Н.Н. Пунину¹. В короткое время оба были освобождены.

Нет, не благодарность за содеянное, а преклонение перед волшебным талантом Булгакова продиктовало Ахматовой стихи 1940 года, которые могут служить венком и эпитафией нашему классику:

Памяти М.А. Булгакова

Вот это я тебе, взамен могильных роз,
Взамен кадильного куренья;
Ты так сурово жил и до конца донёс
Великолепное презренье.
Ты пил вино, ты как никто шутил
И в душных стенах задыхался,
И гостью страшную ты сам к себе впустил
И с ней наедине остался.
И нет тебя, и всё вокруг молчит
О скорбной и высокой жизни,
Лишь голос мой, как флейта, прозвучит
И на твоей безмолвной тризне.
О, кто поверить смел, что полоумной мне,
Мне, плакальщице дней погибших,
Мне, тлеющей на медленном огне,
Всех потерявшей, всё забывшей, —
Придётся поминать того, кто полный сил,
И светлых замыслов, и воли,
Как будто бы вечера со мною говорил,
Скрывая дрожь предсмертной боли.

1940. Фонтанный дом

Примечания

1. В 1949 г. (уже после того, как распался их союз с Ахматовой) Н.Н. Пунин был арестован в третий раз и скончался в лагере.