Вернуться к М.А. Кулабухова. Автобиографическое начало и художественный вымысел в романах И.А. Бунина «Жизнь Арсеньева» и М.А. Булгакова «Белая гвардия»

1.3. Содержательно-нравственные основы романов И.А. Бунина «Жизнь Арсеньева» и М.А. Булгакова «Белая гвардия»

Наверное, ни о каком жанре не написано больше, чем о романе. Многовековой писательский труд доказал, что подлинную правду о человеке, правду о том, как он рождается, делает первый шаг, влюбляется, дышит, плачет, убивает, предает, кается, спасает, истинную правду может открыть только жанр романа. В XX веке ему были посвящены фундаментальные работы М.М. Бахтина (23), М.А. Бенькович (27), В.Д. Днепрова (76), Л.Ф. Ершова (83), В.В. Кожинова (115), Т. Манна (159), В.Д. Оскоцкого (192), С. Петрова (203), Н.Р. Скалона (227) и других. Нельзя не согласиться с В.И. Коровиным в том, что «роман — панорамное изображение действительности через частную судьбу героя» (124, 41), произведение искусства, которое менее всего является исторической хроникой.

Самый синтезирующий, мирообъемлющий жанр романа, отражающий единство человека и народа, личности и истории, предполагает, по мнению В. Днепрова (76), Л. Ершова (83), Н. Скалона (227) и других ученых, осознание самых значительный событий в жизни народа и человека, причем истинное осмысление не могло происходить непосредственно в момент или некоторое время спустя после совершающегося события, оно наступало намного позже.

Роман, давно признанный ведущим, главным жанром литературы, до сих пор до конца не изучен. Он располагает широчайшими возможностями изображения человека и мира, изображения, с точки зрения Гегеля, «изначального поэтического состояния мира», «прозаически упорядоченной действительности» и «конфликта между поэзией сердца и противостоящей ей прозой житейских отношений» (64, 474—475). В.Г. Белинский, уже в 1840-е годы указав на универсальность романа и близкой ему повести, назвал его эпосом частной жизни и указал на предмет, изучаемый в нем, — «судьбу частного человека» (26, 34). В 1930-е годы М.М. Бахтин отметил способность романа — как никакого другого жанра (Курсив мой. — М.К.) — воплощать жизнь человека и мир вокруг него в постоянной динамике и изменчивости (23).

Несмотря на то, что ещё в 1922 году О.Э. Мандельштам в статье «Конец романа» предсказывал его неизбежный крах (158), роман не просто сохранился, он обрёл новые формы. Роман М.А. Булгакова «Белая гвардия» (1923—25) и роман И.А. Бунина «Жизнь Арсеньева» (1927—33) являются в плане идейно-тематического и жанрового своеобразия новаторскими, с едиными художественно-образующими доминантами: автобиографическим началом и художественным вымыслом.

Романы И.А. Бунина и М.А. Булгакова являются не только вехами в творчестве писателей, но и художественными открытиями их авторов, так как они создали портрет человека своего времени, обозначив его место в мировом хаосе, отразили конфликт между абстрактной идеей, несущей смерть и разрушения, и тысячелетними основами человеческого бытия, акцентировали ответственность человека за все происходящее и бесценность жизни как таковой. Безусловно, имеющие романное начало, выразившееся в широком изображении исторической действительности, в глубоком проникновении в духовный мир героя, в философичности, эти романы однако не являются собственно классическими.

Наполненные фактами из жизни создателей, имеющие в содержательной основе сюжетные константы автобиографического романа (феномен первого воспоминания, разрозненность первых детских впечатлений, восприятие героем смерти, описание процесса творчества, либо процесса освоения и осознания этого мира), будучи алогичными по природе, произведения И.А. Бунина и М.А. Булгакова не являются и типичными художественными автобиографиями. Конечно, эти романы «согреты» светом автобиографического лиризма, бесспорно, в них встречаются разновременные и разнокачественные воспоминания, точные описания событий реальной жизни писателей, фотографичные отражения городов, деревень, лиц и характеров, близких М.А. Булгакову и И.А. Бунину людей, но в каждой повествовательной структуре ведущей темой является жизнь не автора, но его героя, пусть и наделенного чертами автора.

Основу романов Булгакова и Бунина составляет синтез внехудожественной, внетекстовой реальности (автобиографического начала) и реальности текстовой, художественной (художественного вымысла), который и обусловливает обращение к широчайшему по своей актуальности спектру тем с одной доминирующей, позволяющей представить абстрактную человеческую индивидуальность на основе конкретной жизни писателя, создать индивидуально выраженное всеобщее.

И Бунину, и Булгакову удалось, по-своему переработав фактографический, фотографический материал личных биографий, отразить жизнь человека во всей её неповторимости и одновременно всеобщности, создав новые формы, синтезирующие особенности философского, интеллектуального, семейно-бытового, социально-психологического и других жанровых разновидностей романа и имеющие доминанты — автобиографическое начало и художественный вымысел. Пожалуй, это главное, что объединяет двух великих современников, никогда не встречавшихся лично. И.А. Бунина и М.А. Булгакова в нашем сознании роднит, например, обостренное неприятие войны и острое осознание краха прежней жизни, разрушения основ жизни каждого человека. И хотя писатели — представители разных поколений русской интеллигенции, они шли по общей эволюционной лестнице: рождение в многодетной семье, гимназия, знакомство с историей рода, древними преданиями, духовное взросление в кругу большой, дружной семьи, приобщение к русской классике, поиски собственного пути, любовь, творчество, революция, гражданская война... Шли, пока не случились революция и гражданская война, повлекшие за собой и крушение человеческих судеб: прославленного ли писателя, ставшего в пятьдесят лет окончательно обездоленным, скитальцем навсегда, покинувшего Россию в 1920 году (И.А. Бунина); юного ли врача, только начинающего писать, молодого, в сущности, человека, который уже много видел и пережил: любовь, наркоманию, смерть, но остался в советской России (М.А. Булгакова).

И только литература помогла выжить, хотя бы посредством слова — объединиться духовно, указать на причастность общему процессу бытия, миру и творчеству, «объяснить» человека исторически и социально.

В 1923—25 годах молодой писатель Булгаков напишет книгу-размышление о человеке и мире, книгу, ставшую итогом раздумий о России, о её прошлом и будущем, о судьбе человека — роман «Белая гвардия».

В 1927—33 годах Бунин создаст «Жизнь Арсеньева», лирико-философский роман, в котором подведет итоги пережитого, возведя их в ранг общенациональных, общечеловеческих, акцентируя внимание на вечных ценностях: жизни, смерти, любви, памяти.

Жанровая природа романа И.А. Бунина «Жизнь Арсеньева» обусловлена соотношением «автор — герой», достаточно неодинаково воспринимаемым учеными. Именно поэтому ряд исследователей считает, что это произведение — автобиографический роман (В. Афанасьев, 45), другие склонны называть его лирико-философским монологом (О. Михайлов, 171), лирико-философской поэмой в прозе (Г. Курляндская, 136), романом-воспоминанием (Б. Аверин, 2), биографией вымышленного лица (В. Ходасевич), философской поэмой (Ф. Степун, 246), фресковой живописью на тему «Россия» (Ф. Степун, 223, 96), антибиографией (М. Штерн, 280), антироманом, феноменологическим романом (Ю. Мальцев, 157; Л. Колобаева, 118; Е. Болдырева, 41).

Действительно, самое значительное, новаторское произведение Бунина — роман «Жизнь Арсеньева» — резко выделяется из череды его сочинений по охвату жизненного материала, по широте и разнообразию тем, по жанровой природе. «Это не повесть, не роман, не рассказ... Это вещь нового, ещё не названного жанра. Это слиток из всех земных горестей, очарований, размышлений и радостей», — писал о романе К.Г. Паустовский (199, 13).

Находящийся в эмиграции, оторванный от родины, «очень русский человек», И.А. Бунин стремится вернуться в прошлую Россию, используя воспоминания о счастливом детстве и юности. Последний классик русской литературы, он (наряду с А.И. Куприным, А.Н. Толстым, И.С. Шмелевым и другими) обращается к художественным мемуарам, к дневниковым записям и художественной автобиографии.

Ностальгия Бунина по ушедшей России, память о ней предопределила и особенности жанровой природы произведения, и своеобразие его героя.

Итоговое произведение И.А. Бунина, имеющее три классических романных признака: широкое изображение действительности в ее развитии, передача духовной эволюции героя и философичность, — по жанру и содержанию уникально. Обратившись к «воплощению в слове» процесса его (Бунина) самопознания, его (Бунина) творческого «Я», к созданию его (Бунина) жизнеописания (Курсив мой. — М.К.), писатель постепенно отказывается от изображения частной жизни человека, разрабатывая книгу человеческой жизни вообще, призванную обратиться к вопросам бытийным: жизни и смерти, любви, творчества.

Читателю открывается не художественная биография Бунина, а история его героя, в основу которой положены события, являющиеся этапными для современников Бунина: детство в деревне, гимназия, юность в усадьбе, первые влюбленности, поиски Истины, обретение своего «Я». Причем, поиски Истины и творческой индивидуальности свойственны обычно людям, принадлежащим миру искусства; Бунину это близко, поэтому вполне объяснимо, что его герой — собрат Бунина по перу. Но Арсеньев — не Бунин, это художественный образ человека, чья история жизни создана на основе биографии самого писателя. Жизненная канва в романе (детские и отроческие впечатления, гимназические годы, пора становления молодого писателя) используется Буниным для изложения нравственно-философской концепции целого поколения, для обобщенного воспоминания о счастливой жизни старой России. В работе над романом Бунин учитывает свой личный опыт, но (благодаря использованию принципа смещения временных пластов, нарушению хронологической последовательности, изменению естественного хода времени, введению вымышленных имен и фамилий) в итоге создает обобщенный портрет времени и собирательный образ современника, вспоминающего об ушедшем детстве, отрочестве, юности, близких каждому читателю.

Роман становится своеобразным осмыслением прошлого, заявленным уже в начале произведения в монологе лирического героя, напоминающего автора: «У нас нет чувства своего начала и конца <...> И очень жаль, что мне сказали, когда именно я родился <...> род наш отнесен к тем, происхождение коих теряется во мраке времен» (49, VI, 7). Автор ведет героя «лестницей (Его. — М.К.) бытия» (49, VI, 315): «Рос я в великой глуши» (49, VI, 9); «Мир все расширялся перед нами» (49, VI, 19); «Великий простор, без всяких преград и границ, окружал меня» (49, VI, 40). Чувства маленького Алеши Арсеньева, ярко описанные Буниным, — обобщенные чувства каждого ребенка, воспоминания, припоминание которых свойственно едва ли не каждому человеку. Подобные образы в личной памяти каждого читателя возникают и при чтении других страниц книги Бунина, когда мы проходим и другими этапами жизни Арсеньева: разлука с домом, Елец, гимназия, возвращение в отчий дом, самостоятельная учеба, пора взросления в усадьбе, Харьков, Орел, Полтава, Крым...

На юного героя, будущего писателя, влияет все, что влияло на всякого молодого человека, в том числе и на Бунина. Однако период взросления, поиски способов творческого самовыражения, отношение героя к искусству и эпохе указывают на очевидное несоответствие героя и автора. Так, если детство и отрочество Арсеньева — «акварель» с юных лет самого Бунина, то точка зрения Арсеньева — начинающего художника — это во многом размышления зрелого Бунина, состоявшегося мастера. Это объясняет, например, то, что молодой Арсеньев, в отличие от молодого Бунина, «истинно страдал при этих <...> цитатах из Щедрина об Иудушках, о граде Глупове <...> зубы стискивал, видя на стене <...> Чернышевского или <...> с огромными и страшными глазами Белинского» (49, VI, 171).

Выросший, как и Бунин, на благодатном лоне национальной культуры, на образцах классической литературы, герой романа Арсеньев только пробуждается как творческая личность, что и оправдывает утверждение процесса рождения художника — одной из ведущих тем произведения — как действие максимально обобщенное: «Что же такое моя жизнь в этом непонятном, вечном и огромном мире» (49, VI, 153). Тем не менее, герой романа Бунина, наделенный подвижной духовной организацией, — художник особый. Он наблюдает, постигает мир, восторгается им, констатируя: «...Жизнь (моя и всякая) есть смена дней и ночей, дел и отдыха, встреч и бесед, удовольствий и неприятностей, иногда называемых событиями» (49, VI, 152—153), — что, по нашему мнению, является натурфилософской позицией зрелого Бунина, воспевавшего красоту и любовь как высочайшие начала жизни.

Уникальную жанровую природу произведения порождает несовпадение автора и героя, которые не противопоставляются друг другу, а являются субъектами художественного события, организующими повествовательную структуру романа. «Двойная субъективность» (В. Вейдле) помогает показать процесс рождения творца, художника в человеке, воссоздает мир героя изнутри (точка зрения Арсеньева) и взгляд из мира (точка зрения Бунина). Арсеньевым движет желание побороть время, небытие, а автор стремится создать обобщающий эволюционный портрет своего героя, синтезировав человеческий опыт, обнаружив закономерности существования человека и мира.

Лестницей познания мира идет каждый человек. Раздумья о генетических, исторических корнях, о жизни, смерти, о прапамяти, воспоминания о первых опытах познания мира, духовные искания, чувства одиночества и любви свойственны большинству людей. Все эти мотивы привлекают и Арсеньева, носителя национального русского характера, типичного представителя своего времени. Однако в отличие от Бунина, которому герой его романа близок по происхождению, эмоциональному складу, характеру, жизненной философии, мироощущению, эволюция Арсеньева еще не завершена. Может быть, поэтому Бунин и оставляет историю жизни своего героя без окончания.

Роман-воспоминание о жизни одного человека на фоне во всем величии и трагизме представленной старой, ушедшей в небытие России, на наш взгляд, следует воспринимать как зеркало, словесно отражающее жизнь человека и мира, по разные стороны которого находятся герой и автор, человек в прошлом и человек в настоящем, мир ушедший и мир новый.

Постепенно книга жизни, созданная на основе диалога воспоминаний молодого и зрелого собеседников, бытовой материал которой освобождается от ненужных подробностей и деталей, приобретает характер философско-поэтического размышления над жизнью, превращаясь в лирико-философский роман о самопознании и постижении мира, о рождении художника.

Жанровая форма «Белой гвардии» М.А. Булгакова, существуя на пересечении сложившихся еще в XIX веке романов — канонов и традиции нового реалистического романа, является новаторской. Это произведение называли и «социально-психологическим романом» (В. Лакшин, 138, И. Бэлза), и «нравописанием» (В. Перцов, В. Барахов, 21), и «мистерией-буфф» (М. Петровский, 204), и «героико-трагедийным и одновременно социально-бытовым романом» (А. Зайцев, 89, 14), большинство ученых называют его историческим или автобиографическим. Это связано с тем, что в своём первом романе, задуманном как современный вариант «Войны и мира» Л.Н. Толстого, написанном в традициях русской классической литературы, Булгаков соединил частное и общее, историю своей семьи, автобиографию и почти документальное повествование о гражданской войне, свидетелем и участником которой он был.

Булгаков задумал «изображение русской интеллигенции, как лучшего слоя в нашей стране. В частности, изображение интеллигентско-дворянской семьи, волею непреложной исторической судьбы брошенной в годы гражданской войны в лагерь белой гвардии» (240, 59). Встав «бесстрастно над красными и белыми» (240, 59), Булгаков делает попытку примирить враждующие стороны, изображая войну с её бессмысленной кровью и всякую власть как насилие над людьми, которые, сами того не желая, при всей индивидуальности и неповторимости жизней и предназначений, становятся пешками на огромной шахматной доске определенной исторической ситуации.

Если бы в романе не было временных указаний (1918, 1919 годы), имён конкретных исторических лиц (П. Скоропадский, С. Петлюра, Л. Троцкий), если бы читатель не был знаком с биографией Булгакова, то вполне мог бы перенести действие романа в другие эпохи, разные периоды развития цивилизации, когда после расцвета наступал кризис, а затем и неизбежный упадок, конец.

Читателю открывается удивительный мир дружной, интеллигентной профессорской Семьи, любимого корабля — Дома с его теплом и уютом, где «пышут жаром разрисованные изразцы, черные часы ходят, как тридцать лет назад: тонк-танк» (46, I, 10). «Жарко, уютно, кремовые шторы задёрнуты» (46, I, 11). А за шторами давно метёт, метёт в сознании, «и метёт, и метёт, и не перестаёт, и чем дальше, тем хуже... кругом становится всё страшнее и страшнее» (46, I, 11), прекрасный снежный Город живет в ожидании, накануне, как, впрочем, и во всей России:

...И зашаталось все кругом,
И ветром новое ворвалось
В гостеприимный старый дом...

(А.А. Блок. «Возмездие», 40, 336).

Ширится «проклятый бассейн войны» (46, I, 89). Главный герой романа Алексей Турбин чувствует жгучую невозможность примириться со временем. Перед читателем не только военный врач, монархист, гуманист Турбин, а один из представителей белой гвардии, вставший на защиту «Фауста» и кремовых штор, Капитанской дочки и лампы под абажуром, на защиту Дома и Города. Главный герой Булгакова, как и многие офицеры-белогвардейцы, его близкие, друзья, осознаёт неравенство сил.

Прав Булгаков, утверждавший, что жизнь Человека и история переплетены. Чтобы народ не был страшной силой, черной рекой, его нужно увлекать к высокому. А лучший слой России — интеллигенция — «просентиментальничала» жизнь и, осознав это, приняла испытания как должное наказание.

Частная история семьи Турбиных стала рассказом об общей судьбе дворянско-интеллигентских семей в России. Турбиным, как многим представителям лучшего слоя в нашей стране, было суждено в XX веке пережить духовное рабство и насилие власти.

Доктору Турбину суждено остаться в живых, точнее — воскреснуть. Этим вымоленным в канун Рождества чудом выздоровления Булгаков укрепляет героев (и читателей!) в вере и утверждает мысль о христианстве как о единственно нравственной силе — религии любви и свободы.

Каждый человек осенен крестом-предназначением, измена которому неизбежно грозит наказанием. Поэтому крест-меч в конце романа является вечным предостережением о хрупкости каждой жизни и всего мира: «Всё пройдет. Страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звёзды останутся, когда и тени наших тел и дел не останется на земле. Нет ни одного человека, который бы этого не знал» (46, I, 280). Булгаков обращается к звёздному небу над миром и нравственному закону Канта. Для каждого человека священны Дом, Город, Мать, Друг, Женщина. За это и идёт он на войну. С гибелью Человека ветшают, погибают Семьи, Дома, Города, низвергаются империи.

Писатель-интеллигент, наперекор многим современникам, убеждён в необходимости служения не столько общему делу, сколько — добру. Жизнь каждого человека бесценна и неповторима. Пусть рушатся империи, Жизнь Человека должна быть неприкосновенной, священной, как Дом и Город.

Булгаков обращается к общим, вечным темам: противостоянию Войны и Мира, Зла и Добра. Человек выступает в романе как абсолютная ценность, которая должна существовать в Доме, Городе и жить в вере, любви и свободе.

Историю конкретной семьи Булгаков спроецировал на широкое историческое полотно, создавая в прозе обобщённый портрет русской интеллигенции периода революции и гражданской войны, портрет своих современников, роман о человеке и его месте в развитии цивилизации. Этому и служит диалектика факта и вымысла в реалистическом романе «Белая гвардия».

Итак, учитывая возможности романа как жанра, максимально полно представляющего жизнь человека и общества, благодаря использованию автобиографических материалов, реальных фактов, постепенно, впрочем, освобождаемых от частных, узколичностных черт, и ввиду тяготения к типизации образов, философским обобщениям, а значит и к художественному вымыслу, И.А. Бунин и М.А. Булгаков создают романы-современники особой жанровой природы, в которых предстает реальная картина жизни России уже ушедшей (у Бунина) и России уходящей (у Булгакова). Осознавшие, что создание эпического полотна, живописующего драматизм и трагизм эпохи перелома, является жизненной необходимостью, писатели выражают свое, слитное, целостное видение человека и исторической ситуации, быта и бытия, личной позиции каждого персонажа и воздействия социальных процессов на поведение и судьбы героев. Автор «Белой гвардии» еще «переживает» со своими героями кровавое время гражданской войны, заслоняя авторское «Я» и «Я» главного героя коллективным «Мы», создатель «Жизни Арсеньева» обращается к прошлой, счастливой жизни уже из послевоенного времени в одиночку, подчеркнуто выделяя тождественные, но не абсолютно уподобленные друг другу «Я» автора и «Я» героя. Молодого писателя заботит настоящее, будущее, зрелый мастер погружен в прошлое. Двух собратьев по перу, разных по своей индивидуальности, сроднила общая история, герои, которые являются типичными представителями своего времени и своей среды, и глубокая философичность произведений, возникшая благодаря синтезу лирического и эпического начал. Неповторимые по своей лиро-эпической форме произведения, в центре которых — человеческая жизнь, человеческий Дом, Россия и законы бытия, появляются благодаря объединению частного и общего, двуединому началу Факта и Вымысла.