Вернуться к О.Ю. Устьянцева. Антропонимия прозы М.А. Булгакова (на материале романов «Белая гвардия», «Театральный роман», «Мастер и Маргарита»)

3.5. Имена великих людей

Известные всему миру имена, попадая в культурное (более точным будет определение «некультурное») сознание различных персонажей, создают в булгаковском произведении комический эффект.

Так, например, Софья Павловна, «гражданка в белых носочках», записывающая всех входящих в ресторан, принимает двух «сомнительных оборванцев», Коровьева и Бегемота, за Панаева и Скабичевского. Более того, в этом же эпизоде завязывается следующий диалог:

«— Так вот, чтобы убедиться в том, что Достоевский писатель, неужели нужно спрашивать у него удостоверение?

— Вы — не Достоевский, — сказала гражданка, сбиваемая с толку Коровьевым.

— Ну, почем знать, почем знать, — ответил тот.

— Достоевский умер, — сказала гражданка, но как-то не очень уверенно.

— Протестую! — горячо воскликнул Бегемот. — Достоевский бессмертен» (340).

Интересно проследить восприятие имени Пушкин Никанором Ивановичем Босым: «Никанор Иванович до своего сна совершенно не знал произведений поэта Пушкина», а «самого его знал прекрасно и ежедневно по несколько раз произносил фразы вроде «А за квартиру Пушкин платить будет?» или «Лампочку на лестнице, стало быть, Пушкин вывинтил?», «Нефть, стало быть, Пушкин покупать будет?» (159).

Еще одним примером подобного употребления знаменитого имени, является фраза, в которой Иванушка изъявляет искреннее желание сослать Иммануила Канта «года на три в Соловки».

Во всех перечисленных контекстах «прошлое «восстанавливается в правах», оказывается связанным с настоящим тысячью нитями» (Сапрыгина 1996, с. 178). За шуточными диалогами проступает серьезный смысл: собственные имена великих людей, являющиеся неотъемлемой частью мирового культурного сознания, в «невежественном» сознании занимают не свою «нишу», создают искаженные образы Панаева, Скабичевского, Достоевского, Пушкина, Иммануила Канта.