Это было в период 1933—35 гг. Работала я тогда горничной в гостинице Интуриста «Астория» в Ленинграде.
Михаил Булгаков останавливался, насколько я помню, дважды на нашем 4-м этаже. Приезжал он со своей красивой, женственной и милой женой. Мне очень хотелось общения с ним. Хотелось узнать его мнение о моих рассказах. Я написала небольшой рассказ «Ночь в фашистском застенке», где я пыталась изобразить ночь пыток и ужасов ГПУ, и попросила М. Булгакова его прочесть. Это было с моей стороны не совсем тактично. Но по молодости лет я этого не сознавала. Аллегория была шита белыми нитками.
А свирепая сталинская эпоха брала свой разгон. «Дни Турбиных», если они и шли еще в МХАТе, ставились уже совсем по-другому, чем в 20-е годы. «Боже, Царя храни» только начинали и сейчас же прекращали петь вконец пьяные офицеры. Сами братья Турбины были как бы отодвинуты на задний план за счет преувеличенного внимания к Лариосику и офицеру вральману-пройдохе, — «цыпленку, который тоже хочет жить».
Может быть, и моя личность могла вызвать недоверие. Интеллигентная девушка — горничная? А почему она стирает белье как заправская представительница своей профессии и берет недешево. Стирала-то я тем, кто меня интересовал: иностранцам и Булгаковым, но на мне этого не было написано. Может, это — девушка, желающая выйти замуж за туриста «оттуда», а может быть — шпик. Ими кишмя кишела тогда «Астория».
Мы беседовали, стоя в светлом и относительно просторном номере Булгаковых. Было лето, окна открыты на Морскую улицу. В номере много воздуха, цветов, утренний беспорядок.
Поражала равноправность и простота, с которой Булгаков со мной разговаривал.
— Пишите о том, что вы знаете, видели. Вот перед вами писатель (или человек — не помню) в белых помятых брюках, светлые волосы взъерошены. Так и описывайте его.
Этот совет — писать о том, что видела и хорошо себе представляю, остался в моей памяти, и я с радостным уважением вспоминаю эту короткую беседу с одним из лучших русских писателей, «человеком в белых помятых брюках».