Осенний вечер в квартире Зои. Цветы в вазах. Аметистов во фраке.
Аллилуя (таинственно шепчет).
Аметистов. Какая же ехидна это говорила?
Аллилуя. Да что ж, ехидна! Люди болтают. Народ, говорят, ходит в квартиру.
Аметистов. Уважаемый лорд-мэр, как же им не ходить, ежели у нас мастерская?!
Аллилуя. Фокстроты по ночам. В мое положение тоже нужно входить.
Аметистов. Фокстроты! Вы слышите, товарищи, фокстроты? Призываю вас в свидетели, вы видели когда-нибудь фокстрот в этой квартире? Удивляюсь! Люди не умеют отличить сонаты Бетховена от фокстрота, а туда же лезут с рассуждениями.
Аллилуя. Сонаты или не сонаты, но ведь и в мое положение тоже нужно входить.
Аметистов. Кстати о положении. Зоя Денисовна, кажется, вам осталась должна за электричество два червонца?
Аллилуя. Три.
Аметистов. Два с половиной.
Аллилуя. Нет, три.
Аметистов. Ну, три так три. Прошу.
Аллилуя. Квитанцию я вам завтра пришлю.
Аметистов. К черту этот бюрократизм и волокиту. Не беспокойтесь. (Икает.) Ик! А, чтоб тебя!
Аллилуя. Что, икается все? Поминает вас кто-то.
Аметистов. Только вот не знаю кто!
Аллилуя. Так уж вы, пожалуйста, Александр Тарасович, потише с фокстротами, а то долго ли до беды. У вас, что ж, сегодня гости опять будут?
Аметистов. Да, легонькие именины.
Аллилуя. Ну, прощенья просим.
Аметистов. Рукопожатия отменяются. Хи-хи. Шучу-с. Ревуар!
Аллилуя уходит.
Видал я взяточников на своем веку, но этот Аллилуя экстраординарное явление в нашей жизни. Ик! А, черт тебя возьми! Селедки я, что ли, переложил за обедом?
Обольянинов входит как тень, скучный, во фраке.
Ик! Пардон.
Звонит телефон.
Херувим, телефон.
Херувим (по телефону). Слусаю. Да, да. Тебе Гусь зовет.
Аметистов (по телефону). Товарищ Гусь? Здравия желаю, Борис Семенович. В добром ли здоровье? В делах, в делах все. Как же, обязательно, сегодня ждем. День, можно сказать, такой выдающийся. Часикам... Ик! Пардон!.. К десяти... Вспоминали вас, вспоминали вас, вспоминали. Когда же, говорит, я увижу этот ассирийский профиль?! Хи-хи. Секрет, секрет. Сюрприз есть. Ждем, ждем. Честь имею кланяться. Ик!
Обольянинов. Удивительно вульгарный человек этот Гусь. Вы не находите?
Аметистов. Да, не нахожу. Человек, получающий двести червонцев в месяц, не может быть вульгарным. Ик! Какому черту я понадобился? Уважаю Гуся. Кто пешком по Москве таскается — вы!
Обольянинов. Простите, месье Аметистов. Я хожу, а не таскаюсь.
Аметистов. Да не обижайтесь вы, вот человек! Ну, ходите. Вы ходите, а он в машине ездит. Вы в одной комнате сидите, пардон, пардон, — может быть, выражение «сидите» неприлично в высшем обществе, — так восседаете, а Гусь в семи! Вы в месяц наколотите, пардон, пардон, наиграете на вашем фортепиано десять червяков, а Гусь две сотни. Кто играет — вы, а Гусь танцует!
Обольянинов. Потому что эта власть создала такие условия жизни, при которых порядочному человеку существовать невозможно!
Аметистов. Пардон, пардон. Порядочному человеку при всяких условиях существовать возможно. Я — порядочный, однако же существую. Я, извините за выражение, в Москву без штанов приехал. У вас же, папаша, пришлось брючки позаимствовать. Помните, в клеточку, а теперь я во фраке.
Обольянинов. Простите, но какой я вам папаша?
Аметистов. Да не будьте вы таким недотрогой! Что за пустяки между дворянами? Ик!
Обольянинов. Простите меня. Вы действительно дворянин?
Аметистов. Мне нравится этот вопрос! Да вы сами не видите, что ли?
Обольянинов. Ваша фамилия мне, видите ли, никогда не встречалась.
Аметистов. Мало ли что не встречалась! Известная пензенская фамилия. Эх, синьор, да если бы вы знали, что я вынес от большевиков, у вас бы волосы стали дыбом. Имение разграбили, дом сожгли.
Обольянинов. У вас в каком уезде было имение?
Аметистов. У меня-то? Вы говорите, у меня, которое...
Обольянинов. Ну да, которое сожгли.
Аметистов. Ах это... В этом... Не хочу даже вспоминать, потому что мне тяжело. Белые колонны, как сейчас помню... Эн, де, труа1, фир, фюнф, зехс...2 Семь колонн, одна красивее другой. Эх! Да что говорить! А племенной скот, а кирпичный завод!
Обольянинов. У моей тетки был превосходный конский, у Варвары Николаевны Барятниковой.
Аметистов. Что Барятникова, тетка. У меня лично был, да какой! Да что вы так приуныли? Приободритесь, отец!
Обольянинов. Многое вспомнилось. У меня была лошадь Фараон. Я вам очень сочувствую.
Аметистов. Да как же не сочувствовать. Злодей, и тот посочувствует.
Обольянинов. У меня тоска.
Аметистов. Вообразите, у меня тоже. Почему, неизвестно! Предчувствия какие-то. От тоски карты помогают хорошо.
Обольянинов. Я не люблю карт, я люблю лошадей. Фараон. В тринадцатом году в Петербурге он взял гран-при. Напоминают мне они...
Голос глухо поет. «Напоминают мне оне...»
Камзол красный, рукава желтые, черная перевязь — Фараон.
Аметистов. Я любил заложить фараон. Пойдет партнер углами гнуть, вы, батюшка, холодным потом обольетесь, но уж как срежете ему карточку на полном ходу, и ляжет она как подкошенная! Хлоп, как серпом! Аллилуя, что ли, меня расстроил... Эх, убраться бы из Москвы поскорей!
Обольянинов. Да, поскорей. Я не могу здесь больше жить.
Аметистов. Эх! Бросьте раскисать, братишка! Три месяца еще, и мы уедем в Ниццу. Вы бывали в Ницце, граф?
Обольянинов. Бывал много раз.
Аметистов. Я тоже, конечно, бывал, но только в глубоком детстве. Моя покойная матушка, помещица, возила меня. Две гувернантки с нами ездили, нянька. Я, знаете ли, с кудрями. Интересно, бывают ли шулера в Монте-Карло? Наверное, бывают.
Обольянинов. Я не знаю. (В тоске.) Ах, я не знаю.
Аметистов. Схватило. Вот черт! Экзотическое растение. Граф, коллега! Знаете что, времени у нас вагон, до прихода гостей прошвырнемся в «Баварию». Пиво при тоске прямо врачами прописано.
Обольянинов. О, мой Бог! Вы меня совершенно ошеломляете вашими словами. В пивных грязь и гадость.
Аметистов. Вы, стало быть, не видели раков, которых вчера привезли в «Баварию». Хорошенькая «гадость»! Каждый рак величиной... ну, с чем бы вам сравнить, чтоб не соврать... с гитару... Ползем, папаня!
Обольянинов. Хорошо, идем.
Аметистов. Вот это правильно. Херувим!
Херувим. Сто?
Аметистов. Если Зоя Денисовна вернется раньше нас, скажи, чтобы не беспокоилась. Скоро придем. Понял?
Херувим. Мало-мало понял.
Аметистов. По глазам вижу, что ничего не понял. Одним словом, через двадцать минут придем. Первое — шампанское поставить в ледник и водку тоже, а красное наоборот, в теплое место в кухню. Второе... Одним словом, дорогой мажордом желтой расы, поручаю тебе квартиру и ответственность возлагаю на тебя. Граф! Алле-ву-зан3. Во — раки!.. (Выходит с Обольяниновым.)
Херувим. Мануска... Усли!
Манюшка (выбегает, целует Херувима). Чем ты мне понравился, в толк не возьму. Желтый ты, как апельсин, но вот понравился! Вы, китайцы, лютеране?
Херувим. Лютеране, белье мало-мало стираем. Стой, Мануска. Я тебе сецяс вазный дела говорить буду. Ми скоро уехать будем, будем, Мануска! Я тебе беру Санхай.
Манюшка. В Шанхай? Не поеду я.
Херувим. Поедиси.
Манюшка. Да не поеду я.
Херувим. Поедиси. Казу — едиси.
Манюшка. Фу ты какой. Ишь, что ты командуешь? Что я тебе, жена, что ли?
Херувим. Я тебе зеню, Мануска, Санхай. Красиви Санхай.
Манюшка. Меня нужно спросить, пойду я за тебя или нет. Что я тебе, контракт подписывала, что ли? Ишь, косой.
Херувим. А! Ты Газолини зенить хотеси?
Манюшка. А хотя бы и Газолина. Я девушка свободная. Ты если ухаживаешь, ухаживай вежливо, чтобы я согласилась. Ишь, буркалы шанхайские выпятил. Крикун, я тебя не боюсь!
Херувим. Газолини?
Манюшка. Нечего, нечего...
Херувим (становится страшен.) Газолини?!
Манюшка. Что ты, что ты...
Херувим. Ап! (Берет Манюшку за глотку.) Я тебе сичас резать буду.
Манюшка задыхается.
Ты кази, Газолини циловала?
Манюшка. У... у... пусти глотку, ангелок.
Херувим (выхватил нож). Газолини циловала?
Манюшка. Судьбинушка моя горькая. Помяни, Господи, рабу Марию во царствии твоем.
Херувим. Циловала?!
Манюшка. Херувимчик, хрустальный... Один разок. Не режь сиротку, пожалей ты мою юную жизнь.
Херувим (спрятал нож). Зенить будешь на Газолини?
Манюшка. Нет, нет, нет.
Херувим. Кем будешь зити, мало-мало?
Манюшка. Зарекусь, ни с кем не буду.
Херувим. Со мною зить будеси?
Манюшка. Нет, нет... буду, буду. Что ж это такое, товарищи, он делает?
Херувим. Я тебе предлозение делал.
Манюшка. Вот так предложение. Ай, предложение шанхайское! Ай, женишок с ножичком!
Херувим. Я тебе люблен. Осень люблен. Мы с тобой дело имеит Санхай. Опиум торговать будем. Весело. Ты будесь родить ребенки китайски, мало-мало, много ребенки, сесть, восемь, десять.
Манюшка. Десять, да я удавлюсь.
Херувим. Ниет, ниет. Тут каздый скучный Москве, давится, в Санхае китайский зивет веселый.
Манюшка. Ты меня бить будешь.
Херувим. Ниет, ниет. Никто бить. Я тебе, если циловать чузой китайцы будесь, горло только буду резать.
Манюшка. Спасибо.
Херувим. Пожалуйста. Ты силюсай теперь. Мы скоро ехать будем. Я думал денг доставать, много сирвонси.
Манюшка. Где?
Херувим. Молци.
Манюшка. Ой, Херувимка, что-то ты затеваешь?
Херувим. Затеваисси...
Звонок.
Манюшка. Катись на кухню.
Херувим исчезает. Манюшка открывает дверь.
Ой, Господи Боже мой!
Газолин. Здрасьте, Мануска.
Манюшка. Ой, уйди, Газолин!
Газолин. Нет, я зачем уйди? Я не уйди. Ты одна, Мануска? Я к тебе пришел предложение делать.
Манюшка. Что, предложение?
Газолин. Воскресенье. Прачесный закрыт.
Манюшка. Газолинушка, куда ты лезешь? Уйди, уйди.
Газолин. Нет, зацем уйди? А, Мануска. Ты мне сто говорила, а? Говорила любиен. Обманула Газолини.
Манюшка. Что врешь, ничего я тебе не говорила. Уходи, сейчас же уходи. Что ты нахальничаешь. Вот я кликну Зою Денисовну.
Газолин. Ты вресь. Никого дома нет. Ты, Мануска, много вресь. Каждый день мал-мало вресь, а я тебе люблен.
Манюшка. Ты с ножом? Ты говори, если с ножом, я прямо буду караул кричать.
Газолин. Я с ножом. Предложение делать.
Херувим (внезапно). Кто предложение?
Газолин. А-а-а... Вот он, помосники, а помосники. Ах ты, сукин сын!
Херувим. Ты иди с квартиры, иди! Это моя квартира, Зойкина, моя.
Манюшка. Ой, что это будет!
Газолин. Твоя? Бандить! Захватил квалтилу Зойкину. Я тебя подобраль, ты как собака был, а ты... Не месай. Я предложение буду делать Мануське!
Херувим. Я узе делал. Она моя зена. Со мною зивет.
Газолин. Врешь, со мною зивет.
Манюшка. Врет, врет, врет! Херувимчик, голубчик бриллиантовый, раз поцеловались.
Херувим. Врес! Уходи из моей квартиры.
Газолин. Ты уходи! Я милиции все расскажу, какой ты китайский тип!
Херувим. Милиции расскази?
Манюшка. Зайчики, миленькие! Только не режьтесь, дьяволы!
Херувим и Газолин шипят.
Херувим (бросается на Газолина с ножом). Ап.
Манюшка. Караул, караул, караул!
Газолин. Караул! (Бросается в зеркальный шкаф.)
Херувим бросается в шкаф с ножом. Вдруг звонок.
Манюшка. Слава тебе, Господи! Брось ножик, черт окаянный! На каторгу тебя заберут! Позвонили, дурак! Беги в кухню!
Херувим (закрывая шкаф на ключ). Я его потом дорежу! (Прячет ключ в карман и исчезает.)
Манюшка. Ох ты, Господи, Господи! (Бежит в переднюю.) Вам кого, товарищ?
Входят Пеструхин, Толстяк и Ванечка.
Толстяк. Это не у вас, товарищ, караул кричали?
Манюшка. Что вы, что вы, какой караул. Это я пела.
Толстяк. Хороший голос у вас, товарищ.
Манюшка. А вам кого, товарищ?
Пеструхин. Мы, товарищ, комиссия из Наркомпроса. Покажите-ка нам мастерскую.
Манюшка. Заведующей сейчас нету, сегодня воскресенье, занятнее нет.
Толстяк. А вы кто ж такая сами будете?
Манюшка. Я ученица-модельщица.
Пеструхин. Ну, вот вы и покажите, а то нам времени нету.
Манюшка. Ну, тогда пожалуйста.
Толстяк. Здесь что же помещается?
Манюшка. А это примерочная.
Толстяк. Хорошая комнатка. Вы что же, только на дам шьете?
Манюшка. Зачем только на дам, и на женщин шьем, прозодежду для пролетариата.
Пеструхин. Покажите-ка нам прозодежду.
Манюшка. Пожалте.
Отдергивает занавеску, среди юбок сидит Херувим.
Толстяк. Вот так прозодежда! Китаец.
Манюшка. Это из прачечной к нам ходит, юбки гладит.
Пеструхин. А, юбки.
Толстяк. Ты что же, ходя, сдельные получаешь?
Херувим. Сидельни.
Толстяк. Ну, гладь, гладь, мы тебе не будем мешать. (Задергивает занавеску.)
Пеструхин. Тэке, брекекекс. Здесь кто живет при самой мастерской?
Манюшка. Пельц, заведующая, а потом администратор Александр Тарасович Аметистов.
Толстяк. Красивая фамилия. А еще кто?
Манюшка. А еще я.
Пеструхин. Вы сами кто будете, товарищ, по происхождению?
Манюшка. Мой папаша крестьяне были.
Толстяк. А теперь они кто?
Манюшка. Померли.
Толстяк. Какая жалость, а мамаша?
Манюшка. Они чернорабочие.
Толстяк. Где работают?
Манюшка. Они в Тамбове на базаре ларек имеют.
Толстяк. Молодец ваша мамаша. Ну, товарищ дорогой, покажите-ка нам остальное помещение.
Манюшка. Пожалуйста. Вот малая примерочная. (Уходит с Толстяком.)
Ванечка (шепотом). Товарищ Пеструхин, так невозможно. Ну, хорошо, на горничную напали, на дуру, а будь Аметистов здесь, ведь это безобразие. Я ему говорю: давай, говорю, наркомпросовскую бородку с клинышком, чтоб под Главполитпросвет была сделана, а он сует спецовскую экономическую жизнь. (Снимает бородку.) Натереть ему морду этой бородой. Халтурщик. Гнать таких надо парикмахеров.
Пеструхин. Не гудите, Ванечка. Приступайте.
Ванечка надевает бороду, оживает, как ртуть, вынимает отмычку, осматривает столы, отдергивает занавески, обнаруживает картину обнаженной женщины.
Го-го-го, сюжетец.
Ванечка. Абсолютно. Говорил я, товарищ Пеструхин, квартирка.
Пеструхин. Не гудите, Ванечка. Действуйте.
Ванечка открывает шкаф с Газолином.
Газолин (глухо). Караул.
Пеструхин. Что это такое? Куда ни плюнешь — китаец.
Ванечка. Абсолютно.
Пеструхин. Сидишь?
Газолин. Сидю.
Пеструхин. Ты что здесь делаешь?
Газолин. Я мало-мало прятался. Мене сейчас Херувимка-бандити резать будет.
Пеструхин. Как резать?
Газолин. Он тут, бандит Херувимка, Сен-Дзин-По.
Пеструхин. Это который сейчас рядом сидел?
Газолин. Да, да. Меня мало-мало спасите.
Пеструхин. Спасем, спасем, не расстраивайся.
Ванечка. Абсолютно.
Пеструхин (шепотом). А зачем же Херувимка в квартире бывает?
Газолин. Он мерзавец, бандит. Сюда опиум таскает. Здесь опиум в квартире курят. Танцуют все, танцуют в квартире. Он разбойник. Я милицию беги, беги. Вы меня спасите.
Пеструхин. Тэке, тэке, брекекекс. Ну вот что, дорогой мой. Ты, я вижу, малый проворный. Ты сам кто будешь?
Газолин. Я Ган-Дза-Лин, цесный китаец, я горничной предлозение делал, он меня цють не зарезал маломало.
Ванечка. Где живешь?
Газолин. У меня працесная на Садовой.
Пеструхин. Ну вот что, дружок. Выкатывайся из шкафа, лети к себе домой и там жди. Мы к тебе сейчас будем. Все расскажешь. Только ты, уважаемый, ходу не вздумай дать. Мы тебя на дне моря найдем.
Ванечка. Абсолютно.
Газолин. Я не убегу. Только вы Херувима заберите, он бандит, он узе одного человека резал, его милиций ищет.
Пеструхин. Будь благонадежен. Ну, прыгай домой.
Газолин исчезает. Ванечка закрывает за ним входную дверь.
Ну дела. (Закрывает шкаф на ключ.)
Толстяк (входя с Манюшкой). Прекрасно. И светло, и ясно. Отлично устроено помещение, товарищ Пеструхин.
Пеструхин. Да, это верно. А скажите, дорогой товарищ, тут в шкафу что у вас?
Манюшка. Тут... тут... тряпки разные. Да у меня ключа нету, ключ-то у заведующей.
Пеструхин. Ну, не беспокойтесь тогда. В другой раз как-нибудь посмотрим. Ну вот что, товарищ модельщица. Передайте заведующей, что была комиссия из Наркомпроса, осмотрела все, нашла мастерскую в образцовом порядке. Мы им бумагу пришлем официальную.
Толстяк. Кланяйтесь.
Ванечка. Абсолютно.
Пеструхин. До свиданья.
Выходят. Манюшка закрывает за ними дверь и возвращается.
Херувим (вылетает как буря, с ножом). Усли! Милиция расскази. Я тебе рассказу! (Бросается к шкафу.)
Манюшка. Дьявол! Караул!
Херувим открывает шкаф, в нем пусто.
Что же это такое делается?!
Выпучив глаза, смотрит на Херувима. Херувим на нее. Сцена гаснет. Тьма.
Примечания
1. Un, deux, trois. — Один, два, три. (Франц.)
2. Vier, fünf, sechs... — Четыре, пять, шесть... (Нем.)
3. Allez-vous-en. — Пошли вон. (Франц.)
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |