Мольер не любил деревни и природы. Наш комедиант был настоящим городским человеком, сыном Парижа. Но несчастная семейная жизнь и никогда не прекращающаяся многолетняя работа истощили его, и отейльское изгнание стало для него необходимым. Он ограничил свою связь с Парижем, Бывая только в театре и при дворе, а дни, свободные от спектаклей, проводил в отейльской мансарде, глядя, как меняется в разные времена года бофоровский парк. Шапель вообще прочно поселился в Отейле, а кроме того, время от времени наезжали другие друзья: Буало и Лафонтен, к которым иногда присоединялся граф Гиейерак, дипломат и большой любитель произведений Мольера, и граф де Жонзак, приятель Шапеля.
Компания приезжала в Отейль, чтобы отрывать Мольера от работы, болтать на литературные темы, читать вслух чужие дурные стихи и сочинять эпиграммы, в том числе и на архиепископа парижского Перефикса. Собрания обычно заканчивались ужинами в комнате Шапеля, причем эти ужины чрезвычайно полюбились всем и в особенности Жонзаку.
Для одного из ужинов Шапель закупил почему-то двойную порцию вина. Мольер чувствовал себя плохо, он только заглянул на минутку к веселой компании, пить отказался и ушел к себе. Оставшиеся же ужинали до трех часов ночи, и в три часа ночи им стало ясно, что жизнь отвратительна. Речи держал преимущественно Шапель. Отейль давно уж уснул, и давно прокричали петухи.
— Вся суета сует и всяческая суета! — кричал зловеще Шапель, грозно указывая куда-то пальцем.
— Мы с тобой совершенно согласны, — ответили ему собутыльники, — продолжай, Шапель!
Тут Шапель опрокинул на себя стакан красного вина, что еще более его расстроило, и продолжал:
— Да, бедные мои друзья, все суета! Оглянитесь кругом и ответьте мне, что вы видите?
— Мы не видим ничего хорошего, — согласился с ним Буало и горько поглядел вокруг.
— Наука, литература, искусство — все это суетные, пустые вещи! — кричал Шапель. — А любовь! Что такое любовь, несчастные мои друзья?
— Это обман, — сказал Жонзак.
— Совершенно верно! — отозвался Шапель и продолжал: — Вся жизнь — это печаль, несправедливости и несчастья, которые окружают нас со всех сторон. — И тут Шапель заплакал.
Когда расстроенные друзья несколько утешили его, он закончил горячим призывом:
— Что же делать нам, друзья? Если жизнь такая черная яма, то надлежит, не медля, ее покинуть! Друзья мои, идемте топиться! Гляньте, там за окном река, которая манит нас к себе!
— Мы последуем за тобой, — сказали друзья, и вся компания стала пристегивать шпаги и надевать плащи, чтобы идти к реке.
Шум усилился. Тогда раскрылась дверь, и на пороге показался закутанный в плащ, в ночном колпаке, с огарком в руке Мольер. Он увидел залитую красным вином скатерть, оплывшее сало в свечах.
— Что у вас делается? — спросил он.
— Невыносима наша жизнь, — плача, сказал ему Шапель, — прощай, Мольер, навсегда. Мы идем топиться.
— Это хорошая мысль, — ответил Мольер печально, — но нехорошо с вашей стороны, что вы забыли меня. Ведь я же ваш друг.
— Он прав! Это было свинством с нашей стороны! — закричал расстроенный Жонзак. — Идем вместе с нами, Мольер!
Тут друзья расцеловали Мольера и вскричали:
— Идем!
— Ну что ж, идти так идти, — сказал Мольер, — но вот в чем дело, друзья. Нехорошо топиться ночью после ужина, потому что люди скажут, что мы сделали это с пьяных глаз. Не так делаются эти дела. Мы ляжем сейчас, поспим до утра, а в десять часов, умывшись и приведя себя в приличный вид, с гордо поднятой головой пройдем к реке, чтобы все увидели, что мы утопились, как настоящие мыслители.
— Это гениальная мысль! — вскричал Шапель и вновь расцеловал Мольера.
— Я разделяю твое мнение, — отозвался Жонзак и совершенно неожиданно заснул, положив голову между стаканами.
Около часу истратил Мольер, чтобы с помощью Мартины и двух слуг освободить будущих утопленников от шпаг, париков и кафтанов и каждому устроить ложе. И когда все пришло в порядок, он ушел к себе, но так как сон был уже нарушен, сидел и читал до солнца.
На следующее утро массовое самоубийство было почему-то отменено, но почему — это истории неизвестно.
Говорят, что в индийской литературе существует интересный, но очень непристойный рассказ о том, как один из богов, приняв облик человека, соблазнил его жену в его отсутствие. Когда муж вернулся, то для того, чтобы разобраться, кто настоящий муж, суд устроил любовное состязание между двумя претендентами, причем победил, конечно, бог.
Бродячий сюжет о боге, принимающем облик мужа, был разработан греческим автором Еврипидом и римским — Плавтом. Занимались этим сюжетом и французы, и драматург Ротру сочинил пьесу под названием «Созий», которая была сыграна в 1636 году. Произведя заимствования у этих перечисленных писателей, Мольер написал — хорошими стихами, с оригинальными рифмами — комедию под названием «Амфитрион» и сыграл ее впервые 13 января 1668 года. Она прошла двадцать девять раз в текущем сезоне и дала наивысшие сборы. Следующие места по количеству спектаклей заняли пьесы «Модная вдова» привившегося в театре де Визе, мольеровский «Сицилиец» и «Аттила» старика Корнеля. Но в смысле сборов они значительно отстали от «Амфитриона».
По своей манере посвящать пьесы высокопоставленным лицам «Амфитриона» Мольер посвятил светлейшему принцу Конде, введя в это посвящение остроумное замечание о том, что имя великого Конде, конечно, правильнее было бы поставить во главе армии, нежели во главе книги.
Май 1668 года стал одним из великих месяцев царствования Людовика XIV. Король присоединил к Франции часть Фландрии и заключил мир с Э-ла-Шапель. Чтобы ознаменовать великие успехи, были устроены празднества во вновь разбитых садах Версаля. И придворный драматург Мольер для этих праздников написал трехактную комедию в прозе под названием «Жорж Данден, или Одураченный муж». В пьесе действовал буржуа, который, мечтая о родстве с аристократами, женился на аристократке и стал несчастным человеком, потому что жена его нагло обманывала.
Когда пьеса была уже готова и о содержании ее узнали, друзья предупредили Мольера, что в Париже есть человек, который, несомненно, узнает себя в Жорже Дандене, произведет страшнейший шум и предпримет какие-нибудь вражеские действия. Мольер поблагодарил за предупреждение и сказал, что он найдет способ примирить этого человека с пьесой. В тот же вечер многоопытный директор, встретив на спектакле того буржуа, который мог узнать себя в Дандене, подошел к нему и, осведомившись о том, когда у буржуа есть свободное время, сказал любезно, что ему хотелось бы прочитать у него свою новую пьесу. Потрясенный буржуа заявил, что он свободен в любую минуту, например, завтра вечером, и немедленно после спектакля поехал сзывать к себе гостей.
— Не навестите ли вы меня завтра? — говорил он, разъезжая из конца в конец по Парижу. — Проведем вечер. Да, кстати, — добавлял он сурово, — Мольер просил позволения прочитать у меня свою новую пьесу.
На следующий день Мольер еле протиснулся к столику в гостиной у буржуа, столько было народу, а хозяин со времени этого чтения стал задушевным поклонником Мольера.
Сведущие люди очень интересовались вопросом о том, откуда Мольер взял материал для «Жоржа Дандена» Одни говорили, что он взял его у Боккаччио, другие добавляли, что Боккаччио заимствовал тему из одного стихотворного рассказа XII века.
— Но автор этого сборника XII века заимствовал свой рассказ у индусов, взяв для этого произведение, написанное за сто лет до Рождества Христова, — так говорили третьи.
Четвертые, самые ученые, добавляли ко всему этому, что, написанное по-индийски первоначально, это произведение было переведено на персидский язык, с персидского на арабский, с арабского на древнееврейский, с древнееврейского на сирийский, с сирийского на греческий, а уже с греческого на латинский в XII веке.
Но если уж дело дошло до сирийского языка, скажем мы, будучи пятыми, — то вопрос о мольеровском плагиате, по-нашему, надлежит считать законченным. Следует полагать просто, что Мольер написал хорошую комедию «Жорж Данден».
За «Данденом» в скором времени последовала другая, я бы сказал, очень значительная комедия, под названием «Скупой». Чтобы сразу покончить с вопросом о плагиате, говорю, что заимствована она Мольером у Плавта, римского автора. Чья лучше? Мольеровская, по общим отзывам, гораздо сильнее. «Скупой» был принят публикой холодно и больших сборов не сделал. Говорят: причина этого в том, что публика мольеровского времени не привыкла еще к прозаическим вещам и предпочитала пьесы, написанные стихами.
Таким образом, можно считать, что отейльский воздух хорошо действовал на больного Мольера: 1668 год был годом плодотворным.
В последние дни этого года, именно 11 декабря, ушла из жизни Тереза-Маркиза Дюпарк, прославив себя перед смертью исполнением расиновской Андромахи в Бургонском Отеле. Покинула мир обольстительная танцовщица, сделавшаяся ко времени зрелости большой трагической актрисой. И де Мольер простил коварной комедиантке все ее измены и пожелал мира ее праху.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |