24 августа 1929 г.
Москва
Дорогой Коля!
Спасибо тебе большое за посещение Влад<имира> Львов<ича>. Прошу хранить в Париже полученный гонорар впредь до моего письма, в котором я, если будет нужно, напишу, как им распорядиться.
Крайне также признателен тебе за готовность мне помочь в литературных делах моих. Иного я и не ждал.
Насчет того, что я не щедр на письма: что поделаешь!
Теперь сообщаю тебе, мой брат: положение мое неблагополучно.
Все мои пьесы запрещены к представлению в СССР, и беллетристической ни одной строки моей не напечатают. В 1929 году совершилось мое писательское уничтожение. Я сделал последнее усилие и подал Правительству СССР заявление, в котором прошу меня с женой моей выпустить за границу на любой срок.
В сердце у меня нет надежды. Был один зловещий признак — Любовь Евгеньевну не выпустили одну, несмотря на то, что я оставался (это было несколько месяцев тому назад).
Вокруг меня уже ползет змейкой темный слух о том, что я обречен во всех смыслах.
В случае, если мое заявление будет отслонено, игру можно считать оконченной, колоду складывать, свечи тушить.
Мне придется сидеть в Москве и не писать, потому что не только писаний моих, но даже фамилии моей равнодушно видеть не могут.
Без всякого малодушия сообщаю тебе, мой брат, что вопрос моей гибели это лишь вопрос срока, если, конечно, не произойдет чуда. Но чудеса случаются редко.
Очень прошу написать мне, понятно ли тебе это письмо, но ни в коем случае не писать мне никаких слов утешения и сочувствия, чтобы не волновать мою жену.
Вот тебе более щедрое письмо.
Нехорошо то, что этой весной я почувствовал усталость, разлилось равнодушие. Ведь бывает же предел.
* * *
Я рад, что ты устроился, и верю, что ты сделаешь ученую карьеру. Напиши Ивану, что я его помню. Пусть напишет мне хоть несколько строк. Большим утешением для меня являются твои письма1 и, я полагаю, ты, прочтя это письмо, будешь писать мне часто. Опиши мне Париж (само собой разумеется, только внешнюю его жизнь).
Итак, я воспользуюсь твоим любезным предложением и в следующем письме попрошу исполнить еще некоторые мои поручения. Обременять не буду.
Ну-с, целую тебя, Никол, твой М. Булгаков.
P.S. Ответ на это письмо прошу самый срочный.
Б. Пироговская 35а, кв. 6.
Влад<имир> Львов <ич> написал мне, что ты «ужасно милый», и это мне приятно. Неужели он не дал тебе экземпляр моего романа? Я забыл его об этом попросить.
Примечания
Письма. Публикуется и датируется по автографу (ОР РГБ, ф. 562, к. 19, ед. хр. 11).
1. В ответных письмах Николаи Афанасьевич извещал брата о том, что все написанное Михаилом Афанасьевичем понял и приложит все усилия для выполнения его поручении. А затем в деталях описал «внешнюю жизнь Парижа».
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |