М.А. Булгаков — К.С. Станиславскому. 31 декабря 1931 г. Москва

31.XII—1931

Дорогой Константин Сергеевич!

Я на другой же день после репетиции вечеринки в «Мертвых душах»¹ хотел написать это письмо, но, во-первых, стеснялся, а во-вторых, не был связан с Театром (простужен).

Цель этого неделового письма выразить Вам то восхищение, под влиянием которого я нахожусь все эти дни. В течение трех часов Вы на моих глазах ту узловую сцену, которая замерла и не шла, превратили в живую. Существует театральное волшебство!

Во мне оно возбуждает лучшие надежды и поднимает меня, когда падает мой дух. Я затрудняюсь сказать, что более всего восхитило меня. Не знаю по чистой совести. Пожалуй, Ваша фраза по образу Манилова: «Ему ничего нельзя сказать, ни о чем нельзя спросить — сейчас же прилипнет» — есть высшая точка. Потрясающее именно в театральном смысле определение, а показ — как это сделать — глубочайшее мастерство!

Я не беспокоюсь относительно Гоголя, когда Вы на репетиции. Он придет через Вас. Он придет в первых картинах представления в смехе, а в последней уйдет, подернувшись пеплом больших раздумий. Он придет.

Ваш М. Булгаков.

Примечания

Письма. Печатается и датируется по автографу (музей МХАТа, КС, № 7416).

1. Инсценировку «Мертвых душ» М. Булгаков закончил в конце ноября 1930 года, в декабре приступили к репетициям. По воспоминаниям Л.Е. Белозерской, Булгаков «принимал участие в выпуске спектакля в качестве режиссера-ассистента».