Маленький этюд
Украшают тебя добродетели,
До которых тебе далеко,
И — беру небеса во свидетели —
Уважаю тебя глубоко...
Так язвительно засмеялся поэт над безликим представителем того класса, который вместо добродетели на самом деле был украшен лишь фуражкой с красным околышем.
Застыла на его лице язвительная усмешка и не сходила с него, и скорбные уста роняли жгучие слова гнева.
Смеялся и негодовал над теми, кто его породил самого, и чувствовал умом подлинного провидца неизбежную гнилую гибель тех, из среды которых вышел он сам.
Но полная гнева душа его все же имела два лика.
Лик гнева и лик скорбной любви или жалости.
Ибо любить тех, кого он полюбил, значило жалеть.
Лик любви обратил туда, где, утопая осенью в грязи, зимою мучаясь в вертящих метелях, жили люди из
Заплатова, Дырявина.
Разутова, Знобишина,
Горелова, Неелова,
Неурожайки тож...
и для них у него нашлись другие слова.
В них не было гнева.
Когда в творческой муке подходил к своему кресту (ибо тот, кто творит, не живет без креста), на нем безжалостно распинал изменившую своему классу дворянскую музу во имя жителей
Заплатова, Дырявина,
Неурожайки тож.
За поэтом, как бы он ни был гениален, всегда как тень вставал его класс.
Из каждой строки гениального Пушкина он — класс — глядит, лукаво подмигивая. Утонченность великая, утонченность барская. Гениальный дворянин.
Раба Пушкин жалел, ведь не мог же полубожественный гений не видеть
барства дикого.
Но духом гений, а телом барин, лишь чуть коснулся волшебным перстом тех, кто от барства дикого стонал непрерывным стоном.
Воскликнул:
Увижу ль я, друзья,
Народ не угнетенный?
и ушел от раба, замкнулся в недосягаемые горние духа, куда завел его властный гений.
Класс порождал поэтов, класс лелеял их и класс питал их идеи. Дворянский класс породил утонченную поэзию. Ее красоты рождались в старых гнездах, там, где белые колонны говорили о золотых снах прошлого.
И для того, чтобы среди белых колонн могли жить золотою жизнью немногие, многие миллионы шли под ярмом по изрезанной полосами тощей земле. Тонкой корой — налетом покрывал дворянский мир другой великий мир — крестьянский.
Этот мир своего певца не имел.
Как запоешь, если ты «идол без голосу»?
И вот случилось нечто чудесное: из другого лагеря пришел певец. Изменил своим, возненавидел, стал презирать и гневным ядом напоил строфы о тех, кого украшали добродетели внутри и венгерки со шнурами снаружи. Нарисовал тех, что держат в руках земные громы, и тех, что, корчась в холопском недуге, вьются у ног громовержцев.
Но не может жить великий талант одним гневом. Неутоленной будет душа. Нужна любовь. Как свет и тени. Он и свою любовь отдал великому миру крестьянскому и рассказал, как
...плачут дети малые,
тоскуют жены, матери...
Своим, от которых ушел, — мстил, а этих жалел.
Тем — муза мести, этим — печали.
Потому что только печали были достойны они —
Осокою изрезаны,
Болотным гадом-мошкою
Искусанные в кровь.
А раз полюбил, то уж настолько слиясь с ними, что и страдал и укорял за унижение,
Куда уж нам бахвалиться,
Недаром вахлаки.
И так до конца дней печалясь и негодуя, дошел до могилы певец неласковой и нелюбимой музы.
Но прошло несколько десятилетий, и вдруг в наши дни случилось чудо. За эти десятки лет в Заплатовых, Дырявиных скопилось столько гнева, что не вместила его больше исполинская чаша. Порвалась цепь великая, но уже не один, а оба конца ее очутились в железных корявых руках и ударили по барину и еще раз по барину.
Все на свете имеет конец. Наступает он и для хорошей жизни. А жил хорошо барин. И даром ходил<и> по Руси Роман, Демьян и Губины, зорко высматривая счастливца, которому жить хорошо. И искать не к чему было. Он был под носом у Губиных, тут же, в доме с белыми колоннами, окруженном английским парком. Барин жил хорошо, воистину хорошо.
Разве не памятны времена еще Онегина?
А уж брегета звон доносит,
Что новый начался балет...
Так в течение многих десятков лет в урочное время звенел золотой брегет, призывая от одного наслаждения к другому.
И так тянулось до наших дней.
Но однажды он прозвенел негаданно тревожным погребальным звоном и подал сигнал к началу невиданного балета.
От зрелища его поднялись фуражки с красными околышами на дыбом вставших волосах. И многие, очень многие лишились навеки околыша, а подчас и вместе с головой. Ибо страшен был хлынувший поток гнева рати-орды крестьянской.
Певец знал об этом гневе, знал, что он таится где-то в глубине и что нет краю и дна морю крестьянского гнева.
У каждого крестьянина
Душа, что туча черная,
Гневна, грозна — и надо бы
Громам греметь оттудова,
Кровавым лить дождям.
Но тогда, когда он жил, сколько раз расходился гнев народный в улыбку. А в наши дни не разошелся. И были грозные, кровавые дожди. Произошли великие потрясения, пошла раскачка всей земли, Те, что сохранили красные околыши, успев ускользнуть из-под самого обуха на чердаки-мансарды заграниц, сидели, съежась и глядя в небо, по которому гуляли отсветы кровавых зарниц, потрясенные, шептали:
— Ишь как запалили, черти сиволапые. — И трусливо думали: — Не перекинулось бы и сюда...
Некрасов спит теперь в могиле. Но если бы свершилось еще одно чудо и тень поэта встала бы из гроба, чтоб посмотреть, как, бросая в бескрайнюю вышину гигантские снопы пламени, горят, сжигая мир старой жизни, великие Революционные костры, он подивился бы своей рати-орде исполинской, которую когда-то знал униженной и воспевал, и сказал бы:
— Я знал это. У них был гнев. Я пел про него.
И пройдут еще года. Вместо буйных огней по небу разольется ровный свет. Выкованная из стали неузнаваемая рать-орда крестьянская завладеет землей.
И наверно, тогда в ней найдутся такие, что станут рыться в воспоминаниях победителей мира и отыщут кованые строфы Некрасова и, вспоминая о своих униженных дедах, скажут:1
— Он был наш певец, нашим угнетателям, от которых был сам порожден, своими строфами мстил, а о нас печалился.
Ибо муза его была — муза мести и печали.
Примечания
«Вопросы литературы». 1984. № 11; Неделя. 1984. 26 ноября — 2 декабря.
Очерк написан в октябре 1921 г. в связи со 100-летием со дня рождения Н.А. Некрасова. Булгаков упоминает о нем в «Записках на манжетах» (см. т. 1).
Муза мести — Слова из стихотворения Н. Некрасова 1855 г. «Замолкни, Муза мести и печали!» (Некрасов Н.А. Полн. собр. соч. и писем. В 15 т. Л., 1981. Т. 1. С. 182).
Украшают тебя добродетели <...> Уважаю тебя глубоко. — Неточная цитата из стихотворения Некрасова 1845 г. «Современная ода» (Там же. С. 31).
Заплатова, Дырявина <...> Неурожайки тож. — Неточная цитата из поэмы Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» (Там же. Т. 5. С. 5).
...барства дикого. — Слова из стихотворения А. Пушкина «Деревня» (1819) (Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 17 т. М., 1994. Т. 2. Кн. 1. С. 83).
Но духом гений, а телом барин лишь чуть коснулся волшебным перстом тех, кто от барства дикого стонал непрерывным стоном. — Интересно, что здесь Булгаков фактически солидарен с докладом Г. Астахова «Классовый характер русской литературы XIX в.», прочтенным во Владикавказе в начале июня 1920 г. Астахов говорил по поводу Пушкина: «Некоторые простаки заподозревали его в революционности. Но она сводилась лишь к желанию некоторых поблажек народу «по манию царя». На революцию же он смотрел как на «бунт бессмысленно жестокий»» (цит. по: Файман Г. «Местный литератор» Михаил Булгаков // Театр. 1987. № 6. С. 146—147). Булгаков резко возражал Астахову на диспуте о Пушкине (см. т. 1).
Увижу ль я, друзья, / Народ не угнетенный? — Неточная цитата из стихотворения «Деревня».
...если ты «идол без голосу»? — В одном из фрагментов (песня «Голодная») поэмы «Кому на Руси жить хорошо» читаем:
...Как идол стал
На полосу,
Стоит, поет
Без голосу...(Некрасов Н.А. Полн. собр. соч. и писем. Т. 5. С. 213.)
...гневным ядом напоил строфы... — Возможно, отсылка к пушкинскому стихотворению «Анчар» (1828):
Природа жаждущих степей
Его в день гнева породила
И зелень мертвую ветвей
И корни ядом напоила.(Пушкин А.С. Полн. собр. соч. Т. 3. Кн. 1. С. 133.)
...венгерки со шнурами... — Венгерка — короткая куртка, напоминающая гусарскую, из сукна с нашитыми на груди поперечными шнурами.
...держат в руках земные громы... — Отсылка к стихотворению Некрасова «Размышления у парадного подъезда» (1858), где о вельможе говорится: «Не страшат тебя громы небесные, / А земные ты держишь в руках» (Некрасов Н.А. Полн. собр. соч. и писем. Т. 2. С. 48).
...Плачут дети малые, / тоскуют жены, матери... — Цитата из поэмы «Кому на Руси жить хорошо» (Там же. Т. 5. С. 41).
Осокою изрезаны, / Болотным гадом-мошкою / Искусанные в кровь. — Цитата из поэмы «Кому на Руси жить хорошо» (Там же. С. 44).
...настолько слиясь с ними... — В машинописи: «смеясь».
Куда уж нам бахвалиться, / Недаром вахлаки. — Цитата из поэмы «Кому на Руси жить хорошо» (Там же. С. 117).
Порвалась цепь великая <...> и ударили по барину и еще раз по барину. — Перефразированная цитата из поэмы «Кому на Руси жить хорошо»:
...Порвалась цепь великая,
Порвалась — расскочилася:
Одним концом по барину,
Другим по мужику!..(Там же. С. 81.)
Кстати, в 1917 г. в ознаменование Февральской революции были выпущены памятные жетоны с изображением женщины, разрывающей цепи, и с надписью «25 февраля 1917 года — Порвалась цепь великая» (Соболева Н.А. Очерки истории российской символики: От тамги до символов государственного суверенитета. М., 2006. С. 214).
И даром ходт<и> по Руси Роман, Демьян и Губины, зорко высматривая счастливца, которому жить хорошо. — Имеется в виду основная фабульная линия поэмы «Кому на Руси жить хорошо».
У каждого крестьянина <...> Кровавым лить дождям. — Цитата из поэмы «Кому на Руси жить хорошо» (Некрасов Н.А. Полн. собр. соч. и писем. Т. 5. С. 44).