Гостиная. Грубая, необыкновенных размеров мебель. На стенах портреты в больших рамках.
— Прошу... — громко произнес, распахивая двери, отрывистый голос, в тот же момент раздался нечеловеческий крик от боли... и в гостиную, держась рукой за ногу, вскочил Чичиков.
— Я, кажется, вас побеспокоил... — смущенно извиняясь, появляется следом за ним Собакевич...
— Ничего... Ничего... — прошипел Чичиков, потирая ногу...
Из противоположных дверей, степенно держа голову, как пальма, вошла весьма высокая дама, в чепце с лентами.
— Это моя Федулия Ивановна, — сказал Собакевич. — Душенька, рекомендую: Павел Иванович Чичиков.
Чичиков, хромая, подлетел к ручке Федулии, которую она почти впихнула ему в губы, затем, сделав движение головой, подобно актрисам, играющим королев, Федулия сказала:
— Прошу... — и уселась на диван. Чичиков и Собакевич сели в кресла. Наступило молчание. Стучит дрозд. Чичиков делает попытку улыбнуться Федулии Ивановне, но она недвижна и величественна. Тогда Чичиков смотрит на Собакевича.
— Маврокордато... — отрывисто вдруг изрекает тот, кивая на портрет какого-то странного военного, в красных панталонах, с толстыми ляжками и с неслыханными усами.
Чичиков уставился на портрет.
— Колокотрони... — продолжал Собакевич на точно таком же портрете другого военного.
— Канари...
— Миаули... греческие полководцы... — пояснил он.
Ознакомив Чичикова с портретами полководцев, Собакевич опять замолчал.
— А мы в прошедший четверг, — с улыбкой начинает Чичиков, — об вас вспоминали у Ивана Григорьевича...
Молчание.
— Прекрасный он человек... — продолжал Чичиков.
— Кто такой? — спросил Собакевич.
— Председатель...
— Это вам показалось. Он дурак, какого свет не производил...
Чичиков изумленно открывает рот, потом приходит в себя и, хихикнув, говорит:
— Возможно. Всякий человек не без слабостей... Но зато губернатор...
— Разбойник... — перебил его Собакевич.
Чичиков опять смущенно хихикнул.
— Однако у него такое ласковое лицо...
— Разбойничье лицо... — снова перебил Собакевич. — Дайте ему нож да выпустите на большую дорогу, зарежет. Он, да еще вице-губернатор — это Гога и Магога.
— Впрочем, что до меня... — немного подумав, начал Чичиков, — то мне, признаюсь, больше всех нравится полицмейстер...
— Мошенник! — хладнокровно сказал Собакевич. — Продаст, обманет, да еще пообедает с вами. Все мошенники, — спокойно продолжал он. — Весь город такой. Один там есть порядочный человек — прокурор, да и тот свинья.
Чичиков подавлен, вынимает платок, вытирает пот.
— Что же, душенька, пойдем обедать, — изрекла, наконец, Федулия, поднимаясь с дивана.
— Прошу... — вставая, сказал Собакевич.
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |