— И был полдень, многоуважаемый Иван Николаевич, — сказал профессор.
Иван провел рукой по лицу, как человек, только что очнувшийся после сна, и увидел, что на Патриарших прудах вечер.
Тяжкая духота как будто рассеялась. Вода почернела. Голоса стали мягче. И легкая лодочка заскользила по воде.
«Как это я не заметил, что он все это наплел? — нахмурившись, подумал Иван. — Вот уж и вечер...»
А Берлиоз сказал, в сумерках всматриваясь в лицо профессора:
— Ваш рассказ очень интересен, хотя и совершенно не совпадает с евангельскими рассказами.
— Ну так ведь!.. — ответил, усмехнувшись, профессор, и приятели не поняли, что он хотел этим сказать.
— Боюсь, — сказал Берлиоз, — что никто не может подтвердить, что все это действительно происходило.
— Нет, это может кто подтвердить, — отозвался профессор с сильнейшим акцентом и вдруг таинственно поманил к себе пальцами обоих приятелей.
Те изумленно наклонились к профессору, и он сказал, но уж без всякого акцента:
— Дело в том, что я сам лично присутствовал при всем этом. Был на балконе у Понтия Пилата и на лифостротоне, только — тсс... никому ни слова и полнейший секрет!
Наступило молчание, и Берлиоз побледнел.
— Вы сколько времени в Москве? — дрогнувшим голосом спросил Берлиоз.
— Я сегодня приехал в Москву, — жалобно ответил профессор, и тут приятели, глянув ему в лицо, увидели, что глаза у него совершенно безумные, то есть, вернее, левый глаз, потому что правый был мертв и черен.
«Вот все и разъяснилось, — подумал Берлиоз, — приехал немец и тотчас спятил. Вот так история!»
Но Берлиоз был решительным и сообразительным человеком. Откинувшись назад, он замигал за спиной профессора Ивану, и тот его понял.
— Да, да, да, — заговорил Берлиоз, — возможно... впрочем, все возможно... И Понтий Пилат, и балкон... А ваши вещи где, профессор? — вкрадчиво осведомился он. — В «Метрополе»? Вы где остановились?
— Я нигде, — ответил немец, тоскливо и дико блуждая глазом по Патриаршим прудам.
— Как? А где же вы будете жить? — спросил Берлиоз.
— В вашей квартире, — вдруг развязно подмигнув глазом, ответил немец.
— Я очень рад, но...
— А дьявола тоже нет? — вдруг раздраженно спросил немец, обращаясь непосредственно к Ивану.
— И дьявола...
— Не противоречь, — шепнул Берлиоз.
— Нету никакого дьявола! — растерявшись, закричал Иван не то, что нужно. — Вот вцепился! Перестаньте психовать!
Немец расхохотался так, что из липы над головами сидящих выпорхнул воробей.
— Ну, это уже положительно интересно, — заговорил немец, радостно сияя в полумраке глазом, — что это у вас ничего нет: Христа нету, дьявола нету, таксомоторов нету...
— Успокойтесь, успокойтесь, профессор, все будет, — забормотал Берлиоз. — Вы посидите минуточку с Бездомным здесь на скамейке, а я только сбегаю звякну по телефону... А там мы вас проводим.
План у Берлиоза был таков: добраться до первого же телефона и сообщить в ГПУ, что приехавший из-за границы консультант бродит по Патриаршим прудам в состоянии ненормальном. Так вот чтобы приняли меры, а то получается неприятная история.
— Позвонить? Очень хорошо, но только умоляю вас на прощанье, — заговорил немец, — поверьте хоть в то, что дьявол существует! О большем я вас уж не прошу!
— Хорошо, хорошо, — фальшиво-ласково проговорил Берлиоз и, подмигнув Ивану, устремился по аллее к выходу.
Профессор тотчас как будто выздоровел.
— Михаил Александрович! — звучно крикнул он вдогонку басом.
— А?
— Не прикажете ли, я дам вашему дяде телеграмму в Харьков?
Берлиоз дрогнул и подумал: «Откуда он знает про дядю?
Странно!..»
Но мысль о дяде тут же вылетела у него из головы. Со скамейки у самого выхода поднялся навстречу редактору в точности тот субъект, который еще совсем недавно соткался из жирного зноя. Только сейчас он был уже не знойный, а обыкновенный — плотский, так что Берлиоз отчетливо разглядел, что у него усишки как куриные перышки, маленькие, иронические, как будто полупьяные глазки, жокейская шапочка, а брючки клетчатые и необыкновенно противно подтянутые.
Товарищ Берлиоз содрогнулся, попятился, но тут же утешил себя мыслью, что это глупое совпадение.
— Турникет ищете, гражданин? — тенором осведомился субъект. — А вот прямо, пожалуйста! С вас бы, гражданин, за указание на четверть литра... бывшему регенту...
Но Берлиоз не стал слушать назойливого попрошайку и быстро тронулся к турникету. Он уже повернул турникет и собрался шагнуть, но тут в темнеющем воздухе на него брызнул сверху слабый красный и белый свет. Над самой головой вспыхнула вывеска «Берегись трамвая!».
Тотчас с Садовой на Бронную и вылетел этот трамвай. Выйдя на прямую, он внезапно радостно осветился, качнулся, взвыл и наддал.
Осторожный Берлиоз, хоть и стоял безопасно, решил вернуться за вертушку. Переступил, в ту же секунду нелепо выбросил одну ногу вверх, другая поехала по камню, рука соскочила с вертушки, и Берлиоза выбросило на рельсы.
Он упал лицом к небу, тотчас повернулся на левый бок и над собой увидел в ослепительно освещенных стеклах женскую голову в красном платочке. Лицо женщины было бело как смерть.
Он сделал попытку перевалиться на правый бок и увидел прямо над собой очень далеко белую звездочку, как пятнышко. И подумал: «Конец. Больше повернуться не успею». Он всхлипнул.
Вагон носом сел в землю, и стекла рухнули в нем с грохотом.
Тут из-под колеса выкатилась и запрыгала по булыжникам окровавленная голова, а затем выбросило кисть руки.
Страшного визга из вагона Берлиоз уже не слыхал.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |