Три застенка
1
За 30 коп. Пытка сифилисом. Узкое помещение в недрах учреждений. Снаружи надпись: «Парикмахер». Внутри: «Мастера обеспечены предприятием и на чай не берут». «Берущий на чай недостоин быть членом профессионального союза».
Обеспечивающее предприятие состоит из засиженного мухами зеркала, банки с клоком ваты, пульверизатора и недоделанного привидения с лысиной, небритым лицом и хриплым голосом, живо свидетельствующим о совершенно свежем сифилисе.
Разговор начинает привидение:
— Вам что? Побрить?
— Да.
— Садитесь в кресло.
Из-за ситцевой занавески звук бритвы, шаркающей по ремню, и еще какие-то звуки, чрезвычайно напоминающие тихие плевки на этот ремень.
«Может быть, на мое счастье у него не сифилис. Может быть, он просто простудился?»
— Де... дерет бритва...
— Ну? Чего же ей драть...
Шарк... шарк... шарк...
— Ай! Что же вы мне ухо режете?!
— Прыщик у вас был, я его сковырнул.
— Йод есть у вас?
— Йоду нету, я вам камнем прижму. Шею брить?
— Не надо.
— Одеколону надо?
— Не надо.
— Пудры надо?
— Не надо.
— Что с волосами делать?
— Ничего, пожалуйста, с ними не делайте. Сколько с меня?
— 30 копеек.
— До свидания.
Ответа нет.
Двадцать дней побрившийся, ежедневно утром и вечером, подходит к зеркалу, подпирает щеку, смотрит. Нетерпеливо ждет сифилиса. Знакомых врачей останавливает, говорит:
— Что поделываете? Погода хорошая. А я, знаете, брился в нашей учрежденческой парикмахерской... Хе-хе... вы извините, что я беспокою. Сифилис не так начинается?
— Мм... это просто ссадина.
— Мерси. Вы извините... я, знаете ли, неврастеник.
— Просто он вам всю морду ободрал.
— Хи-хи. Да, ужасный мерзавец.
На 21-й день побрившийся успокаивается, начинает полнеть.
2
За 1 рубль. Пытка одеколоном. Четыре зеркала, восемь электрических ламп. Пудра, пульверизаторы, зеленый одеколон. Две плевательницы. В дверях беременная женщина в белом халате и с платяной щеткой в руках. Зеленого цвета председатель совета Каменев на первой странице журнала «Огонек». Иногда Каменева временно замещает Буденный или рабочий, бракующий пятаки на монетном дворе.
— Э-э... Долго ждать?
— Пожалте... Пять минут, не больше... Э, что прикажете?
— Побрейте, пожалуйста.
— Женя! При-бор. Из Москвы не уезжаете?
— Мм... нет.
— Бритва не беспокоит?
— Мм... нет, хорошо.
— Что-то давно не видно вас. Мы думали — вы на даче.
— Нет уж, какая тут дача. Денег нет.
— Хе-хе. Факт общего значения. Сами брились?
— Нет, тут меня один негодяй побрил...
— Хи-хи. То-то я смотрю... Лицо освежить?
— Ну, хорошо...
Фр... Фр... Фрр...
— Ух, ух! Жгучий у вас одеколон!
— В глаз попало. В глаз попадет, не дай Бог! Пудру на все лицо?..
— Сколько с меня?
— 85 копеек... Женя. Почистить.
Шарк... шарк...
«Десять или пятнадцать ей? А, черт с ними — 15, как раз рубль».
— До свидания!
— (Хор) До свиданьица!
3
За 3 руб. 50 коп. Пытка роскошью. Девять зеркал. Мраморные подзеркальники усеяны гранеными флаконами. Малиновые кресла на винтах. Бесчисленные отраженные огни. В двери галуны и потасканная рожа.
— Фуражечку позвольте...
«Попался. Ему, стало быть, двугривенный?..»
«Бритье — 30 коп.».
«Стрижка головы — 50 коп.».
«Ну это еще терпимо... Будет предлагать, подлец, мыть голову — скажу, что еду в баню. Уйти, пока не поздно? Рубля в два, пожалуй, влетит...»
— Чья очередь? Ваша? Прошу вас. Голову мыть будем пиксафоном или шампунем?
«Черт его возьми!»
— Я... в баню... кхм... ну, впрочем, пожалуй... ш... шампунем...
— Мальчик! Для мытья головы!
Электрическая сушилка с горячим воздухом, белый платок — в зеркале бедуин. Гм... сколько может стоить мытье?.. Гм... таблицы не видно...
— У вас кожа нежная... Горячий компресс следует. Для компресса! Бриолином позволите?
«Господи! Сколько бриолин?»
По бровям ходит щеточка.
— Про-шу вас.
— Сколько с меня?
— Три рубля-с.
— Кхм...
— В кассу, пожалуйста. Получите три рубля. — До кассы неотступная белая тень. Что хочет тень? Полтинник тени — она недостойна быть членом профессионального союза! Это видно по ее глазам. И этому — двугривенный. Галуны окаянные! Была пятерка. Стало рубль тридцать. Вон отсюда! И навсегда.
Примечания
«Бакинский рабочий». 18 августа 1924 г.