Та же терраса. Раннее утро. Рейн в своей прозодежде у механизма. Встревожен, что-то вспоминает.
Появляется тихонько Аврора и молча смотрит, как он работает.
Рейн. Нет, не могу вспомнить и не вспомню никогда...
Аврора. Рейн!
Рейн оборачивается.
Не мучь себя, отдохни.
Рейн. Аврора!
Целуются.
Аврора. Сознавайся, ты опять не спал всю ночь?
Рейн. Ну, не спал.
Аврора. Не смей работать по ночам. Ты переутомишься, потеряешь память и ничего не добьешься. Мне самой уже — я просыпалась сегодня три раза — все время снятся цифры, цифры, цифры...
Рейн. Тсс... Мне показалось, что кто-то ходит...
Аврора. Кто же может прийти без сигнала? (Пауза.) Ты знаешь, я одержима мыслью, что мы с тобой улетим. И как только я подумаю об этом, у меня кружится голова... Я хочу опасностей, полетов! Рейн, ты понимаешь ли, какой ты человек!
В аппарате свет.
Отец. Его сигнал. Летим куда-нибудь! Тебе надо отдохнуть.
Рейн. Я должен переодеться.
Аврора. Вздор! Летим!
Уходят оба. Радаманов входит, останавливается около механизма Рейна, долго смотрит на него, потом садится за стол, звонит.
Анна (входит). Добрый день, Павел Сергеевич!
Радаманов. Ну-с.
Анна. Нету, Павел Сергеевич.
Радаманов. То есть как нет? Это уже из области чудес.
Анна. Павел Сергеевич, бюро потерь искало.
Радаманов. Бюро здесь решительно ни при чем. И часы, и портсигар были у меня в кармане.
Анна. Поверьте, Павел Сергеевич, что мне так неприятно...
Радаманов. Ну, если неприятно, то черт с ними! И не ищите, пожалуйста, больше!
Анна идет.
Да, кстати, как поживает этот Юрий Милославский?
Анна. Я не знаю, Павел Сергеевич. А почему вы вспомнили его?
Радаманов. Вот и я не знаю. Но почему-то только вспомню про часы, так сейчас же вспоминаются его стихи про этого, как его... Кочубея... Что это, хорошие стихи, да?
Анна. Они, конечно, древние стихи, но хорошие. И он великолепно читает, Павел Сергеевич!
Радаманов. Ну, тем лучше. Ладно.
Анна уходит.
Радаманов погружается в работу. На столе вспыхивает сигнал, но Радаманов не замечает его. Саввич входит, молча останавливается и смотрит на Радаманова.
(Некоторое время еще читает, не замечая его, машинально берется за карман.) Богат и славен... (Видит Саввича.) А-а!
Саввич. Я вам звонил. Вход к вам свободен.
Радаманов. Я не заметил. Прошу садиться. (Пауза.) Вы что-то плохо выглядите. (Пауза.) Вы что же, помолчать ко мне пришли?
Саввич. Нет, Радаманов, говорить.
Радаманов. О-хо-хо... Согласитесь, дорогой Фердинанд, что я не виноват в том, что я ее отец... и... будем считать вопрос исчерпанным. Давайте кофейку выпьем.
Саввич. Бойтесь этих трех, которые прилетели сюда!
Радаманов. Что это вы меня с утра пугаете?
Саввич. Бойтесь этих трех!
Радаманов. Что вы хотите, мой дорогой? Скажите пояснее.
Саввич. Я хочу, чтобы они улетели отсюда в преисподнюю!
Радаманов. Все единогласно утверждают, что преисподней не существует, Фердинанд. И, кроме того, все это очень непросто и даже, милый мой, наоборот...
Саввич. То есть чтоб они остались здесь?
Радаманов. Именно так.
Саввич. Ах, понял. Я понимаю значение этого прибора. Ваш комиссариат может заботиться о том, чтобы сохранить его изобретение для нашего века, а Институт Гармонии должен позаботиться о том, чтобы эти трое — чужие нам — не нарушили жизни в Блаженстве! И об этом позабочусь я! А они ее нарушат, это я вам предсказываю! Я уберегу от них наших людей, и прежде всего уберегу ту, которую считаю лучшим украшением Блаженства, — Аврору! Вы мало ее цените! Прощайте! (Уходит.)
Радаманов. О-хо-хо... Да, дела... (Звонит.)
Анна входит.
Анна, закройте все сигналы, чтобы ко мне никто не входил.
Анна. Да. (Уходит.)
Через некоторое время появляется Бунша и молча садится на то место, где сидел Саввич.
Радаманов (подняв голову). Вот тебе раз! Дорогой мой, что же вы не дали сигнал, прежде чем подняться?
Бунша. Очень удобный аппарат, но сколько я ни дергал...
Радаманов. Да зачем же его дергать? Просто-напросто он закрыт.
Бунша. Ага.
Радаманов. Итак, чем я вам могу быть полезен?
Бунша (подает бумагу). Я к вам с жалобой, товарищ Радаманов.
Радаманов. Прежде всего, Святослав Владимирович, не надо бумаг. У нас они не приняты, как я вам уже говорил пять раз. Мы их всячески избегаем. Скажите на словах. Это проще, скорее, удобнее. Итак, на что жалуетесь?
Бунша. Жалуюсь на Институт Гармонии.
Радаманов. Чем он вас огорчил?
Бунша. Я хочу жениться.
Радаманов. На ком?
Бунша. На ком угодно.
Радаманов. Впервые слышу такой ответ. А...
Бунша. А Институт Гармонии обязан мне невесту подыскать.
Радаманов. Помилосердствуйте, драгоценный мой! Институт не сваха. Институт изучает род человеческий, заботится о чистоте его, стремится создать идеальный подбор людей, но вмешивается он в брачные отношения лишь в крайних случаях, когда они могут угрожать каким-нибудь вредом нашему обществу.
Бунша. А общество ваше бесклассовое?
Радаманов. Вы угадали сразу — бесклассовое.
Бунша. Во всем мире?
Радаманов. Решительно во всем. (Пауза.) Вам что-то не нравится в моих словах?
Бунша. Не нравится. Слышится в ваших словах, товарищ Радаманов, какой-то уклон.
Радаманов. Объясните мне, я не понимаю, что значит уклон?
Бунша. Я вам как-нибудь в выходной день объясню про уклон, Павел Сергеевич, так вы очень задумаетесь и будете осторожны в ваших теориях.
Радаманов. Я буду вам признателен, но вернемся к вашему вопросу. Невесту вы должны подыскать себе сами, а уж если Институт Гармонии поставит вам какие-нибудь препятствия, как человеку новому, то тут и потолкуем.
Бунша. Павел Сергеевич, в наш переходный период я знал, как объясняться с дамами. А в бесклассовом обществе...
Радаманов. Совершенно так же, как и в классовом.
Бунша. А вы бы как ей сказали?..
Радаманов. Я, голубчик, ни за какие деньги ничего бы ей не сказал, ибо, давно овдовев, не чувствую склонности к семейной жизни. Но если б такая блажь мне пришла в голову, то сказал бы что-нибудь вроде того: я полюбил вас с первого взгляда... по-видимому, и я вам нравлюсь... Простите, больше беседовать не могу, меня ждут на заседании. Знаете что, поговорите с Анной или Авророй, они лучше меня... Всего доброго. (Уходит.)
Бунша. Не бюрократ. Свой парень. Таких надо беречь да беречь. (Садится за стол Радаманова, звонит.)
Анна (входит). Да, Павел Сер... Это вы звонили?
Бунша. Я.
Анна. Оригинально. Вам что-нибудь угодно мне сказать?
Бунша. Да. Я полюбил вас с первого взгляда.
Анна. Мне очень лестно, я очень тронута, но, к сожалению, мое сердце занято. (Кладет бумагу на стол.)
Бунша. Не надо никаких бумаг, как я уже много раз говорил. Скажите на словах. Это скорее, удобнее и проще. Вы отказываете мне?
Анна. Отказываю.
Бунша. Вы свободны.
Анна. В жизни не видела ничего подобного.
Бунша. Не будем терять времени. Вы свободны.
Анна уходит.
Бунша. Первый блин комом.
Аврора (входит). Отец! Ах, это вы? А отца нет?
Бунша. Нет. Присядьте, мадемуазель Радаманова. Увидев вас, я полюбил вас с первого взгляда. Есть основание полагать, что и я вам нравлюсь. (Целует Аврору в щеку.)
Аврора (хлопнув его по щеке). Дурак! (Уходит.)
Бунша. Вы зарываетесь, Аврора Павловна! Но ничего! Мы ударим по рукам зарвавшегося члена общества!
Входит Саввич.
Вот кстати.
Саввич. Павла Сергеевича пет?
Бунша. Нет. На пару слов.
Саввич. Да.
Бунша. Я полюбил вас с первого взгляда.
Саввич. Это что значит?
Бунша. Это вот что значит. (Вынимает из кармана записочку и таинственно читает.) «Директору Института Гармонии. Первого мая сего года в половине первого ночи Аврора Радаманова целовалась с физиком Рейном. С тем же физиком она целовалась третьего мая у колонны. Сего числа в восемь часов утра означенная Аврора целовалась с тем же физиком у аппарата, причем произнесла нижеследующие слова: мы с тобой улетим...»
Саввич. Довольно! Я не нуждаюсь в ваших сообщениях! (Выхватывает у Бунши бумажку, рвет ее, затем быстро уходит.)
Бунша. Вот будет знать Аврора Павловна, как по щекам хлестать секретарей домкомов!
Милославский (за сценой). Болван здесь?
Бунша. Меня разыскивает.
Милославский (входит). А-а, ты здесь. Скучно мне, Святослав. Хочешь, я тебе часы подарю? Но при одном условии: строжайший секрет, ни при ком не вынимать, никому не показывать.
Бунша. А как же я время буду узнавать?
Милославский. Они не для этого. Просто на память, как сувенир. Ты какие предпочитаешь, открытые или глухие?
Бунша. Такое изобилие часов наводит меня на страшные размышления.
Милославский. Ты поделись с кем-нибудь этими размышлениями. Вот попробуй. Так глухие, что ли?
Бунша. Глухие.
Милославский. Получай.
Бунша. Большое спасибо. Но, извиняюсь, здесь буква «Х», а мои инициалы «С.В.Б.»
Милославский. Без капризов. У меня не магазин. Прячь.
Рейн (входит). Вы почему здесь? Вас же повезли Индию осматривать.
Милославский. Ничего интересного там нет.
Рейн. Да вы в ней и пяти минут не пробыли.
Милославский. Мы и одной минуты в ней не пробыли.
Рейн. Так какого же черта вы говорите, что неинтересно?
Милославский. В аэроплане рассказывали.
Бунша. Полное однообразие.
Рейн. Вы-то бы уж помолчали, Святослав Владимирович! Большим разнообразием вы пользовались в вашем домкоме. Ну, хорошо, мне некогда. (Направляет-ся к своему механизму.) Слушайте, вы собираетесь у меня над душой стоять? Я так работать не могу. Отправляйтесь в какое-нибудь другое место, если вам не нравится Индия.
Милославский. Академик! Женя! Что же это с вашей машиной? Вы будете любезны доставить нас на то место, откуда вы нас взяли.
Рейн. Я не шофер.
Милославский. Э-э-х!
Рейн. Вы — жертвы случая. Произошла катастрофа. Я же не виноват, что вы оказались у Михельсона в комнате. Да, впрочем, почему катастрофа? Миллионы людей мечтают о том, чтобы их перенесли в такую жизнь. Неужели вам здесь не нравится?
Милославский. Миллиону нравится, а мне не нравится. Нету мне применения здесь!
Рейн. Да что вы рассказываете? Почему не читаете ваших стихов? За вами ходят, вам смотрят в рот! Но никто от вас ничего не слышал, кроме этого осточертевшего Кочубея.
Милославский. Э-э-х! (Выпивает спирту из крана, потом разбивает стакан.)
Рейн. Что это за хамство!
Милославский. Драгоценный академик! Шевельните мозгами! Почините вашу машинку, и летим отсюда назад! Трамваи сейчас в Москве ходят! Народ суетится! Весело! В Большом театре сейчас утренник. В буфете давка! Там сейчас антракт! Мне там надо быть! Тоскую я! (Становится на колени.)
Бунша (тоже становится на колени). Евгений Николаевич! Меня милиция сейчас разыскивает на всех парусах. Ведь я без разрешения отлучился. Я — эмигрант! Увезите меня обратно!
Рейн. Да ну вас к черту! Прекратите вы этот цирк! Поймите, что тут беда случилась. Ключ выскочил из машины! С шифром ключ. А я без него не могу пустить машину.
Милославский. Что? Ключ, говорите? Это золотой ключик?
Рейн. Именно, золотой ключик.
Милославский. Что же ты молчал две недели?! (Обнимает Рейна.) Ура! Ура! Ура!
Рейн. Отвяжитесь вы от меня! На нем двадцать цифр, я их вспомнить не могу!
Милославский. Да чего же их вспоминать, когда у вас ключ в кармане в прозодежде!
Рейн. Там его нет. (Шарит в карманах, вынимает ключ.) Что такое? Ничего не понимаю. Это волшебство!
Бунша. Цепь моих подозрений скоро замкнется.
Рейн. Аврора! Аврора!
Аврора (входит). Что? Что такое?
Рейн (показывает). Ключ!
Аврора. У меня подкосились ноги... Где он был?
Рейн. Не понимаю... В кармане...
Аврора. В кармане! В кармане!
Милославский. Летим немедленно!
Рейн. Виноват, мне нужны сутки, чтобы отрегулировать машину. А если вы будете метаться у меня перед глазами, то и больше. Пожалуйста, уходите оба.
Милославский. Уходим, уходим. Только уж вы, пожалуйста, работайте, а не отвлекайтесь в сторону.
Рейн. Попрошу вас не делать мне указаний.
Аврора (Милославскому). И никому ни слова о том, что найден ключ.
Милославский. Будьте покойны, ни-ни-ни... (Бунше.) Следуй за мной, и чтоб молчать у меня! (Уходит с Буншей.)
Рейн. Ключ! Аврора, ключ! (Обнимает ее.) Милославский (выглянув). Я же просил вас, Женечка, не отвлекаться... Пардон, мадемуазель. Ушел, ушел, ушел... Проверил только и ушел.
Темно. Та же терраса. Рейн и Аврора у механизма. Рейн регулирует его, и время от времени начинает мерцать кольцо.
Рейн. Слышишь?
Аврора. Гудит.
В аппарате вспыхивает сигнал. Рейн тушит кольцо, прячет ключ в карман.
Тсс... Отец. (Уходит.)
Радаманов (входит). Здравствуйте, Рейн. Извините, что я прерву вашу работу, но у меня дело исключительной важности.
Рейн. Я к вашим услугам.
Радаманов. Я только что с заседания, которое было посвящено вам.
Рейн. Слушаю.
Радаманов. И вот что мне поручили передать вам. Мы постановили считать, что ваше изобретение — сверхгосударственной важности. А вас, автора этого изобретения, решено поставить в исключительные условия. Все ваши потребности и все ваши желания будут удовлетворяться полностью, независимо от того, чего бы вы ни пожелали. К этому нечего добавлять, кроме того, что я поздравляю вас.
Рейн. Я прошу вас передать Совету Народных Комиссаров мою величайшую признательность, а также благодарность за то гостеприимство, с которым приняли меня и моих случайных спутников.
Радаманов. Я все это передам. И это все, что вы хотели сказать?
Рейн. Да, все... я польщен...
Радаманов. Признаюсь вам, я ожидал большего. На вашем месте я бы ответил так. Я благодарю государство и прошу принять мое изобретение в дар.
Рейн. Как? Вы хотите, чтобы я отдал свою машину?
Радаманов. Прошу вас помыслить. Могло бы быть иначе?
Рейн. А! Я начинаю понимать. Скажите, если я восстановлю свою машину...
Радаманов. В чем, кстати говоря, я не сомневаюсь.
Рейн. Мне дадут возможность совершать на ней мои полеты самостоятельно?
Радаманов. С нами, с нами, о гениальный инженер Рейн!
Рейн. Народный Комиссар Изобретений! Мне все ясно. Прошу вас, вот мой механизм, возьмите его, но предупреждаю вас, что я лягу на диван и шагу не сделаю к нему, пока возле него будет хотя бы один контролер.
Радаманов. Не поверю, не поверю. Если вы это сделаете, вы умрете в самый короткий срок.
Рейн. Вы что же, перестанете меня кормить?
Радаманов. Поистине вы сын иного века. Такого, как вы, не кормить? Ешьте сколько угодно. Но настанет момент, когда еда не пойдет вам в рот, и вы зачахнете. Человек, совершивший то, что совершили вы, не может лечь на диван.
Рейн. Эта машина принадлежит мне.
Радаманов. Какая ветхая, но интересная древность говорит вашими устами! Она принадлежала бы вам, Рейн, если б вы были единственным человеком на земле. Но сейчас она принадлежит всем.
Рейн. Позвольте! Я человек иной эпохи. Я прошу отпустить меня, я ваш случайный гость.
Радаманов. Дорогой мой. Я безумцем назвал бы того, кто бы это сделал! И никакая эпоха не отпустила бы вас и не отпустит, поверьте мне!
Рейн. Я не понимаю, зачем вам понадобилась эта машина?
Радаманов. Вы не понимаете? Не верится мне. Вы не производите впечатления неразвитого человека. Первый же поворот винта закончился тем, что сейчас там, в той Москве, мечется этот... как его... Василий Грозный... он в девятнадцатом веке жил?
Рейн. Он жил в шестнадцатом, и его звали Иван.
Радаманов. Прошу прощения, я плоховато знаю историю. Это специальность Авроры. Итак, там вы оставили после себя кутерьму. Затем вы кинетесь, быть может, в двадцать шестой век... И кто, кроме Саввича, который уверен, что в двадцать шестом будет непременно лучше, чем у нас в двадцать третьем, поручится, что именно вы там встретите? Кто знает, кого вы притащите к нам из этой загадочной дали на ваших же плечах? Но это не все. Вы представляете себе, какую пользу мы принесем, когда проникнем в иные времена? Ваша машина бьет на четыреста лет, вы говорите?
Рейн. Примерно да.
Радаманов. Стало быть, она бьет по бесконечности. И, быть может, еще при нашей с вами жизни мы увидим замерзающую землю и потухающее над ней солнце! Это изобретение принадлежит всем! Они все живут сейчас, а я им служу! О Рейн!
Рейн. Я понял. Я пленник. Вы не отпустите меня. Но мне интересно, как вы осуществите контроль надо мной. Ведь не милиционера же вы приставите ко мне?
Радаманов. Единственный милиционер, которого вы можете увидеть у нас, стоит под стеклом в музее Голубой Вертикали, и стоит уже с лишком сто лет. Кстати, ваш приятель Милославский вчера, говорят, сильно выпивши, посетил музей и проливал слезы умиления возле этого шкафа. Ну, у всякого свой вкус... Нет, дорогой мой, ваш мозг слишком развит, чтобы вас учить с азов! Мы просим вас сдать нам изобретение добровольно. Откажитесь от своего века, станьте нашим гражданином. А государство приглашает вас с нами совершить все полеты, которые мы совершим. Руку, Рейн!
Рейн. Я сдаю машину, вы убедили меня.
Радаманов (жмет руку Рейну, открывает шкаф). Один ключ от шкафа будет храниться у меня, другой постановлено вручить Саввичу. Он выбран вторым контролером. С завтрашнего дня я дам вам специалистов по восстановлению памяти, и в три дня вы найдете ваш шифр, я вам ручаюсь.
Рейн. Подождите закрывать, Радаманов. Специалисты мне не нужны. Ключ с шифром нашелся, вот он. Я завтра могу пустить механизм в ход.
Радаманов. Уважаю вас, Рейн. Руку. (Берет ключ.)
Аврора (вбегает). Сию минуту отдай ключ мне! Ты что наделал! Я так и знала, что тебе нужна нянька!
Радаманов. Ты с ума сошла? Ты подслушивала нас?
Аврора. Все до последнего слова. Расстаться с моим мечтанием увидеть все, что мы должны были увидеть!.. Ну, так имей, отец, в виду, что Рейн не полетит без меня! Правда, Рейн?
Рейн. Правда.
Аврора. Это мой муж, отец! Имей в виду это! Мы любим друг друга!
Радаманов (Рейну). Вы стали ее мужем? Я на вашем месте сильно бы задумался перед тем, как сделать это. Впрочем, это ваше частное дело. (Авроре.) Попрошу тебя, перестань кричать.
Рейн. Павел Сергеевич...
Аврора. Нет, я не перестану!
Рейн. Павел Сергеевич, вы мне сказали, что мои желания будут исполняться?
Радаманов. Да, я это сказал. А раз я сказал, я могу это повторить.
Рейн. Так вот, я желаю, чтобы Аврора летела со мной.
Аврора. Вот это по-мужски!
Радаманов. И она полетит с вами.
Аврора (Рейну). Требуй, чтоб первый полет был в твою жизнь! Я хочу видеть твою комнату! И потом подайте мне Ивана Грозного.
Радаманов. Она полетит с вами. Но раньше, чем с нею летать, я бы на вашем месте справился, каков у нее характер.
Аврора. Сию минуту замолчи.
Радаманов. Нет, ты замолчи, я еще не кончил. (Вынимает футляр.) Мы просим вас принять этот хронометр. На нем надпись: «Инженеру Рейну — Совет Народных Комиссаров Мира». (Открывает футляр.) Позвольте! Куда же он девался? Я показывал его только Милославскому, и он еще хлопал в ладоши от восторга! Нет, это слишком!
На столе вспыхивает сигнал, открывается люк, и появляется Саввич.
Саввич. Я прибыл, как условлено.
Радаманов. Да. Вот механизм. А вот ключ. Он нашелся. Прошу вас, закрывайте.
Саввич. Значит, машина пойдет в ход?
Радаманов. Да.
Закрывают шкаф.
Аврора (Саввичу). Фердинанд, Рейн — мой муж, и имейте в виду, что я совершу полеты с ним.
Саввич. Нет, Аврора. Это будет еще не скоро. Слушайте постановление Института. На основании исследования мозга этих трех лиц, которые прилетели из двадцатого века, Институт постановил изолировать их на год для лечения, потому что, Радаманов, они опасны для нашего общества. И имейте в виду, что все пропажи последнего времени объяснены. Вещи похищены этой компанией. Эти люди неполноценны. Аврора и Рейн, мы разлучаем вас.
Аврора. Ах, вот как! Отец, полюбуйся на директора Института Гармонии! Посмотри-ка на него! Он в бешенстве, потому что потерял меня!
Саввич. Аврора, не оскорбляйте меня. Я исполнил свой долг. Он не может жить в Блаженстве!
Рейн (Саввичу). Что вы сказали насчет пропаж?! (Схватывает со стола пресс-папье.)
Радаманов. Рейн! Положите пресс-папье! Я приказываю вам! (Саввичу.) Мне надоел ваш Институт Гармонии! И я вам убедительно докажу, что он мне надоел.
Рейн. Радаманов! Я жалею, что отдал ключ!
Саввич. Прощайте. (Опускается в люк.)
Радаманов. Рейн, ждите меня и успокойтесь. Я беру это на себя. (Уходит.)
Аврора (бежит за ним). Отец! Скажи им, что... (Исчезает.)
Рейн (один). Ах, вот как... вот как...
Входят Милославский и Бунша.
Милославский. Ну, что, профессор, готова машина?
Рейн. Сию минуту подать сюда хронометр!
Милославский. Хронометр? Это который с надписью? Так вот он, на столе лежит. Вон он...
Бунша. Вот теперь мои подозрения перешли в уверенность.
Рейн. Оба вон! И если встретите Саввича, скажите ему, чтобы он остерегся попасться мне на дороге!
Темно.
Конец третьего действия.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |