Май. Терраса на высоте в Блаженных Землях. Тропические растения.
Радаманов1. Люблю закат в Блаженных Землях. Но сегодня мешает мне им наслаждаться лишь чувство смутного беспокойства. Повинно ли в этом мое одиночество или никогда не покидающие меня мысли об Авроре? Ах, дочь моя! (Зажигает экран телефона на столе.)
В экране показывается дежурный телеграфист.
Товарищ, с вами говорит Радаманов. Приветствую вас.
Телеграфист. Приветствую вас, товарищ Радаманов.
Радаманов. Не томите, товарищ...
Телеграфист. Трудно принять при их бешеной скорости сигналы. Но по моему расчету через несколько минут они будут на земле.
Радаманов (волнуясь). Благодарю вас, благодарю вас. Товарищ, не можете ли вы протелеграфировать в ракету Авроре Радамановой, чтобы она не задерживалась на аэродроме, а прямо бы летела в Блаженные Земли. Я жду ее.
Телеграфист. Я рад бы был вам угодить, товарищ Радаманов, но уже поздно. Они подлетают к аэродрому. Хотя, впрочем... (Движет рычагами в аппарате, говорит в телефон.) Ракета, ракета Авроры Радамановой... Вы слушаете? Пусть летит сейчас же в Блаженные Земли. Они прилетели.
Радаманов. Благодарю вас, благодарю вас. (Гасит экран с телеграфистом. Звонит.)
Входит курьерша.
Товарищ Анна, сейчас прилетит Аврора.
Анна. Поздравляю вас.
Радаманов. Дружочек, у вас есть свежие цветы? Поставьте ей на стол. Она любит подснежники.
Анна. С удовольствием. Есть подснежники. Сейчас принесу их. (Уходит.)
Радаманов (один, волнуясь, переставляет предметы, потом берется за рычажки радиоаппарата. Оттуда тихо начинает слышаться «Полет валькирий»). Что это за вещь? Как жаль, что я не музыкален, как она. Во всяком случае, это ее любимая вещь. Ну что ж, тем лучше, очень хорошо, очень хорошо.
Анна входит, вносит подснежники.
Благодарю вас, дружочек.
Анна. Я рада вам служить, товарищ Радаманов. Аврора, я надеюсь, здорова? Что телеграфировали вам?
Радаманов. По-видимому, все благополучно. Впрочем, сейчас узнаем. А к приему гостей вы готовитесь, не правда ли?
Анна. О да, товарищ Радаманов, все будет сделано.
Радаманов. Ну, отлично, отлично.
Анна уходит. Слышится гул подлетающей машины. Радаманов взволнованно выбегает к краю террасы. Вбегает Аврора.
Аврора! (Простирает к ней руки.)
Аврора (сбрасывая летный шлем, очки). Отец!
Целуются.
Прилетела, черт меня возьми!
Радаманов. Ах, Аврора, Аврора! Месяц я не видал тебя, и первое слово, которое услыхал от тебя, — черт.
Аврора. Здоров?
Радаманов. Что ж спрашивать обо мне. Ты здорова ли? Не случилось ли чего-нибудь в пути?
Аврора. Господи, я была бы счастлива, если бы что-нибудь случилось! Но до тошноты комфортабельно!
Радаманов. Хочешь есть?
Аврора. Думать не могу об еде. Мы только и делали, что ели.
Пауза.
Мне скучно.
Радаманов. Аврора, ты, право, повергаешь меня в ужас. Я думал, что на Луне твоя тоска пройдет. Тебе нужно лечиться.
Аврора. Ах, какой вздор! Мне не от чего лечиться. Ведь я же не подписывала контракт на то, что мне всегда будет весело.
Радаманов. Скука — болезненное явление. Человеку не может быть скучно.
Аврора. Это теория Саввича.
Радаманов. Он кланялся тебе.
Аврора. От этих поклонов мне еще скучнее.
Радаманов. Ничего не понимаю. Ведь ты же выходишь за него.
Аврора. Бабушка надвое сказала.
Радаманов. Какая бабушка?
Аврора. Это была такая поговорка.
Радаманов. Не знал. Но не (надо) о бабушке. Поговорим о Саввиче. Нельзя же так поступать с человеком. И на этом самом месте ты говорила, что влюблена в него.
Аврора. Мне показалось на этом месте. И теперь я не могу разобраться и сама, чем он меня прельстил? Не то понравились мне его воротнички, не то пиджак, не то брови. А теперь я всматриваюсь и вижу, что совершенно нелепые брови. Белобрысые, в разные стороны, воротнички...
Радаманов. Честное слово, я сойду с ума! Неровность характера.
Телефон.
Я к вашим услугам. Да. Да. Саввич спрашивает, можешь ли ты его принять.
Аврора. Приму.
Радаманов. Да, она просит вас. Пожалуйста, разговаривай ты с ним сама. Меня ты окончательно запутала с этими бровями и евгеникой. (Саввичу.) Здравствуйте, милый Саввич. Разговаривайте с ней, у меня есть дело. (Уходит.)
Саввич. Здравствуйте, милая Аврора.
Аврора. Директору Института евгеники мое почтение.
Саввич. Вы, как и прежде, оригинальны. Я не помешал ли вам? Лишь только я узнал, что вы вернулись, мне захотелось приветствовать вас, не дожидаясь бала.
Аврора. Большое спасибо. Вы очень милы. Садитесь.
Саввич. Благодарю вас.
Пауза.
Простите, что привлекает ваше внимание на моем лице?
Аврора. Ваши брови. Вы подбрили их?
Саввич. Признаюсь вам, да.
Аврора. Это очень интересно. Повернитесь, так, к свету. Нет, так хуже, пожалуй.
Саввич. Но вы же мне сами говорили...
Аврора. По-видимому, я ошиблась.
Пауза.
Вы сегодня немного напоминаете мне Чацкого.
Саввич. Простите, кто это Чацкий?
Аврора. Это герой одной старинной пьесы, написанной лет четыреста назад.
Саввич. Простите, как называется?
Аврора. «Горе от ума».
Саввич. Виноват, а автор?
Аврора. Грибоедов.
Саввич. Благодарю вас. Простите. (По телефону.) Саввич говорит. Не откажите в любезности мне прислать к вечеру сочинение Грибоедова «Горе от ума».
Аврора. Напрасно, я бы вам дала, у меня оно есть. Да не стоит читать, очень скучно.
Саввич. Мне хочется познакомиться с этим Чацким.
Пауза.
Как на Луне?
Аврора. Холодно.
Саввич. Милая Аврора. Я нарочно пришел до бала с тем, чтобы узнать о вашем решении. Сегодня ведь первое мая.
Аврора. Да, а что?
Саввич. Вы сказали, что первого мая вы дадите мне окончательный ответ.
Аврора. Ах, моя голова! Какая я рассеянная! Да, первого мая... Знаете что... Отложим еще этот разговор, скажем, до десятого мая. Над нами не каплет...
Саввич. Виноват?
Аврора. Поговорка, поговорка. Не обращайте внимания.
Саввич. Не скрою от вас, что у меня грустное чувство вследствие того, что вы откладываете... К чему это? Ведь наш союз неизбежен. Но я не буду вам мешать перед балом... Позвольте вам сказать на прощание, что я вас люблю.
Аврора. До вечера...
Саввич уходит.
Радаманов (входя). Ну, что?
Аврора. Понимаешь, взял подбрил брови, а?
Радаманов. Аврора, при чем здесь брови? О чем ты говоришь? Я тебя спрашиваю, дала ли ты ему ответ?
Аврора. С другой стороны, не в бровях сила.
Шум. Звон.
Рейн. О, Боже!
Бунша. О, Боже!
Юрочка. Куда ж это нас занесло?
Рейн. Сейчас мы это узнаем. (У календаря.) Нет, нет, мне снится это! Четыре двойки.
Юрочка (внезапно начинает бить Буншу). Вот тебе машина, вот тебе!
Бунша. Полюбуйтесь, граждане, что он делает!
Радаманов. Товарищи, нужно предупреждать о съемке. Это мое помещение. Моя фамилия — Радаманов.
Аврора. Ну оставь их, папа, ну оставь. Хоть какое-нибудь развлечение.
Рейн. Оставьте этого старого болвана! Что вы делаете!
Радаманов. Товарищи, я категорически протестую. Нельзя же врываться в помещение...
Аврора. Папа, это не съемка. Я догадалась: это карнавал. Это шутка первомайская. Отвечай им в тон, а то ты попадешь в смешное положение.
Радаманов. Разве что так...
Рейн. Будьте снисходительны к нам. Где мы?
Радаманов. В Блаженстве.
Рейн. Блаженство... Блаженство... Ради всего святого — воды...
Аврора. Вот...
Рейн. Не понимаю... Блаженство?
Радаманов. В Блаженных Землях...
Милославский. Где Кропоткинские ворота?
Радаманов. Не понимаю вас, какие ворота.
Милославский. Кропоткина не понимаете? Вот это здорово!
Бунша. Какой район милиции? Кочки знаете?
Милославский. Бутырки знаете?
Радаманов. Не понимаю вас. И Кочки и Бутырки — не понимаю. (Авроре.) Воля твоя, но... может быть, это и очень весело, но мне почему-то не кажется остроумным. Впрочем, если это весело, я ничего не имею против. Пусть люди веселятся в день первомайскою карнавала.
Аврора. Что означает это зеркало в руках и занавеска?
Радаманов. По-видимому, на нем дамская шляпа. Это, возможно, тоже очень смешно. Впрочем, не знаю, не знаю...
Рейн. Выслушайте меня и постарайтесь понять. Мы не переодеты и не загримированы. Объясните, не обманывает ли меня зрение: это — год? Какой это год?
Радаманов. Две тысячи двести двадцать второй.
Рейн. О, Боже! Поймите... Да, да, несомненно так. Вон, летающие светляки — это машины. Так это место называется...
Радаманов. Блаженные Земли.
Рейн. Но это в Москве?
Радаманов. Да, это Москва Великая.
Бунша. Я все районы московские знаю.
Рейн. Молчите, кретин! (Радаманову.) Поймите, гражданин, что мы люди двадцатого века. Я изобрел аппарат для проникновения во время, и, благодаря ошибке этого старого идиота и этого несчастного, которого я не знаю, — мы попали в другой век. Прошу вас — верьте мне. Я близок к помешательству. Ах, Боже, вы не верите! (Авроре.) Так вы, вы постарайтесь понять! (Бледнея.) Я не могу больше говорить, помогите мне...
Милославский. Ах ты, профессор собачий, что ж ты наделал!
Бунша. Я на него заявление подаю.
Радаманов. Аврора, я же не актер, в конце концов... Но если тебя это развлекает... (Бунше.) Простите, я занят... (Уходит.)
Милославский. Очнись! Барышня, он помер!
Аврора. Ему действительно дурно! Анна! Анна! (Бунше.) Слушайте, это правда? (По телефону.) Профессор, немедленно к нам! У нас несчастье.
Экран. Граббе.
(Бунте.) Это правда?
Бунша. За такую машину...
Милославский. Морду бьют! Что же вы, Ньютоны проклятые, делаете? (Бросается на Буншу.)
Анна. Что такое?
Аврора. Оттащи его, оттащи! Что он с...
Граббе появляется.
Граббе, гляньте.
Граббе. Кто это такие? (Приводит в чувство Рейна.)
Рейн. Вы врач?
Граббе. Да.
Рейн. Объясните им, что это правда. Мы люди иного времени.
Бунша. Честное слово.
Рейн. Посмотрите на это зеркало, посмотрите мне в глаза. Мы попали к вам в аппарате времени из двадцатого века.
Граббе. Не постигаю.
Аврора. Это правда! Это правда!
Рейн. Правда. (Граббе.) Дайте мне чего-нибудь, чтобы я не сошел с ума. И эти тоже... А то они не понимают.
Аврора. Папа! Это правда! Скорей сюда!
Радаманов вбегает без пиджака. Шум и звон. Разлетаются стекла, и вбегает окровавленная Мария Павловна.
Мария Павловна (Рейну). Вот что ты сделал? Ты всех погубишь! Помогите!
Радаманов. Это кто еще?
Рейн. Это моя жена.
Радаманов. Если это мистификация, то она переходит границы...
Аврора. Отец, ты ослеп, что ли? Это действительно люди двадцатого века.
Радаманов. Не может быть!
Появляется Саввич во фраке, застывает в дверях.
Аврора (Рейну). Мой дорогой, успокойтесь. Я все поняла. И Кочки, и Бутырки.
Бунша. Благуши знаете? Банный переулок? Компрене ву?2 Нижняя Болвановка, Барабанный тупик? Компрене ву, Москва?
Аврора. Все понимаю! (Граббе.) Помогите поднять ее.
За сценой внезапно взрыв музыки.
Рейн (подходя к парапету). Карнавал?
Аврора. Карнавал. (Саввичу.) Что вы смотрите? Эго люди двадцатого века.
Темно. Ночь в огнях. Музыка.
Радаманов (в аппарат). Это он. Это он. Вот он. Смотрите. Смотрите. Гениальный инженер Евгений Рейн, человек двадцатого века, пронизавший время. (Рейну.) Говорите. Идет Голубая Вертикаль.
Рейн. Я — Рейн, приветствую жителей Голубой Вертикали.
Радаманов. Устали?
Рейн. О, нисколько.
Радаманов. Смотрите. Вот он. Это он. Евгений Рейн, гениальный изыскатель, пронзивший время и гостящий в настоящее время у нас с тремя спутниками. Дальние Зори. Говорите.
Рейн. Вот я. Приветствую жителей Дальних Зорь. В день первомайского праздника да здравствуют жители всего мира! Да здравствует Председатель Совета Народных Комиссаров товарищ Радаманов!
Радаманов. О спутниках скажите.
Рейн. Мои спутники — люди двадцатого века, вместе со мной имевшие счастье явиться к вам, приветствуют вас. Вот они! Где ж Бунша и Милославский, черт их возьми!
Радаманов. Тише! В аппарат слышно.
Аврора. Им надоело кланяться. Они внизу.
Радаманов. Спутники Рейна ликуют вместе с другими жителями Блаженства...
Рейн. Я не понимаю...
Аврора. Они в ресторане.
Аппарат угасает.
Радаманов. Я нас утомил? Но это неизбежно. Посмотрите, что делается в мире.
Рейн. Дорогой Радаманов, я готов не спать еще трос суток, если, конечно, счет времени еще идет у вас на сутки. Если кто и гениален, то это именно ваш Граббе.
Саввич. Этим лекарством не следует злоупотреблять.
Рейн. Я не боюсь.
Аврора. Вы храбрый человек.
Рейн. Мне хочется видеть, как танцуют внизу.
Аврора. Я провожу вас. (Уводит Рейна.)
Саввич уходит мрачен.
Радаманов. Марьи Павловна!
Марья. Ах, вы здесь?
Дуэт Мария — Радаманов.
Радаманов. Но вас это не потрясает, не изумляет? Не нарушает психического равновесия?
Мария. Нисколько не нарушает равновесия. И всю жизнь я хочу прожить здесь. Я очень мною страдала. Там, в той жизни. Ах, Боже! А если это сон?
Радаманов. Мария Павловна. Успокойтесь.
Мария. Ваши ясные глаза успокаивают меня. Меня поражает выражение лиц здешних людей. В них безмятежность.
Радаманов. Разве у тогдашних людей были иные лица?
Мария. Ах, что вы спрашиваете? Они отличаются от ваших так резко... Ужасные глаза. Представьте, в каждых глазах или недоверие, или страх, или лукавство, или злобу и никогда смех.
Радаманов. Этого я вообразить не могу.
Мария. Где же вам, счастливым...
Радаманов. Хотя теперь, после ваших слов, я всматриваюсь и вижу, что ваши глаза тревожны. Вы очень красивы, Мария Павловна. Когда пройдет ваше потрясение, вы станете счастливой. У вас все есть для этого.
Бунша. Но все-таки я нахожу это странным. Социализм совсем не для того, чтобы веселиться. А они танцуют и говорят такие вещи, что ого-го.
Жорж. Ты бы помолчал минуту. А то гудишь ты в ухо и не даешь сообразить ничего. В чем дело? Выпей чего-нибудь.
Бунша. Я уже все сообразил и могу поделиться с вами своими соображениями. И одного я не понимаю — откуда такие часы, в точности такие, как часы Михельсона.
Милославский. Отстань.
Бунша. Помилуйте, я не могу отстать. У меня есть подозрения.
Милославский. Вот малахольный дурак! Ну, хорошо. Вижу, что будешь ты из меня пить кровь, пока я тебя не отбрею. Что Михельсон? Где Михельсон?
Бунша. Михельсон в своей квартире.
Милославский. Мерси. Где квартира? Ты покажи мне, где квартира Михельсона? Понимаешь ли, что Михельсон улетел в иной мир. Ликвидировался.
Бунша. Этого быть не может. Да, вот и подпись нацарапана — Михельсон.
Милославский. Вот таких, как ты, и бьют всегда. Я выцарапал — Михельсон.
Бунша. Зачем же чужую фамилию царапать?
Милославский. Вот наказание-то. Ну, гляди. Стираю и выцарапываю — Милославский.
Бунша. Все равно я подозреваю.
Милославский. В чем твои подозрения?
Бунша. Драться вы не смеете. Я подозреваю, что вы их украли у Михельсона.
Милославский. Господи, Господи! Какой скучный, какой совершенно неинтересный человек! О чем ты говоришь? Солист государственных театров возьмет Михельсоновы ходики, барахло! Я обеспеченный человек. Зачем мне эти часы? Вот часы. (Вынимает золотые часы из кармана.)
Бунша. У товарища Радаманова точно такие часы Вот буква «Р».
Милославский. Ну, вот видишь!
Бунша. Что это вы мне все «ты» говорите? Я с вами брудершафта не пил.
Милославский. Ну, выпьем. Господи! В чем дело? (Звонит.)
Анна. Что вам угодно?
Милославский. Мадам, нельзя ли водочки нам?
Анна. Вы не пьете шампанского?
Милославский. Признаться... не пьем.
Анна. Сию минуту. Вот кран. По нему течет чистый спирт...
Милославский. Мерси. Это настоящая техника.
Анна. Но простите... Неужели вы пьете чистый спирт?
Милославский. Как же его не пить! Князь, закусывай паштетом.
Анна. В первый раз вижу. Неужели он не жжется?
Милославский. А вы попробуйте.
Анна. Ой!
Милославский, Бунша. Закусывайте! Закусывайте!
Бунша. Приятная дама. Позвольте, товарищ, навести справочку. В каком профсоюзе вы состоите?
Анна. Простите, не понимаю.
Бунша. Чего не понимаете? Вы куда взносы делаете?
Анна. Не понимаю.
Милославский. Не суйся ты со своим невежеством. Ты бы еще про милицию спросил. В каком отделении вы прописывались, мол? Ничего у них нету. Спросишь и только обидишь!
Бунша. И спрошу. Сам не суйся.
Милославский. Ну и осрамишь всех.
Анна. У меня закружилась голова!
Милославский. Закусывайте. Позвольте спросить, вы где воспитание получили?
Анна. Воспитание? Ах... ну да, я окончила университет.
Милославский. Мерси. За ваше здоровье.
Анна. Нет, нет. Я шампанского... Право, я пьяна.
Бунша. А действительно, я про милицию хотел спросить. Вот, скажем, где нас пропишут?
Анна. Вы не сердитесь, пожалуйста, что я улыбаюсь, но признаюсь вам, я половины не понимаю из того, что вы говорите. Это так странно. Так таинственно и интересно! Кто это — милиция?
Милославский. [Снимешь ты с меня голову.] Я краснею за тебя. Не слушайте его!
Анна. Вы замечательные люди! Скажите, вы были помощниками великого Рейна?
Милославский. Не столько помощниками, сколько, так сказать, друзья. Я, например, случайно проезжал в трамвае...
Анна. Вы инженер?
Милославский. Наоборот. Я солист государственных театров...
Анна. Я страшно люблю артистов. Понимаю! И он, ваш друг, предложил вам совершить это потрясающее путешествие в будущее? Я, к сожалению, слишком невежественна, чтобы понять принцип его чудовищного изобретения...
Милославский. В этом сразу не разберешься.
Анна. Я невежественна! Ничего не понимаю.
Бунша. Я присоединяюсь к вам. Все может быть, но без милиции — извините!..
Милославский. Вы невежественны? Ах, что вы говорите! Разрешите поцеловать руку.
Анна. Пожалуйста! (Бунше.) А вы? Вы где работали в той вашей прежней жизни?
Бунша (вынув документы). Секретарь жакта номер тысяча один в Банном переулке.
Анна. Как интересно! А что это означает? Что вы делали?
Бунша. Прописка, мадемуазель. Раз. Во-вторых, карточки.
Анна. Кружится голова!..
Милославский. Разрешите, я вас за талию.
Анна. У вас странный для нашего времени, но я вполне понимаю, что рыцарский подход к женщине... Я понимаю. Но мне это не неприятно... Быть может, это несколько остро... Да, так карточки?..
Милославский. Какие духи у вас!
Бунша. Утром встанешь, чаю напьешься. Жена в кооператив, а я сажусь за карточки... Запишешь всех...
Милославский. Ну, пошел лопотать. Неужели у тебя нет никакого понятия?..
Бунша. Ты, пожалуйста, не зажимай мне рот. Мадемуазель интересно знать.
Милославский. Интересно? Ладно. Я скорее тебя изложу все. Утром встанет и начнет карточки писать. Пока всех не запишет. Потом на руки раздает. Месяц пройдет, опять пишет. Опять раздает. Потом опять отберет. Потом запишет.
Анна. Вы шутите? Но ведь так с ума Можно сойти!
Милославский. Он и сошел!
Огни.
Ах, это что же такое?
Анна. Это лунная колония прилетела в ракетах. Садится на стратодром в Голубой Вертикали. Идемте смотреть. Вам это интересно.
Бунша. Чрезвычайно. Я люблю стратосферу. Вот только меня беспокоит... Прописаться бы, а потом уж можно спокойно все наблюдать.
Радаманов. Прилетели?
Анна. Только что.
Радаманов (у аппарата). Приветствую вас, творцы лунной жизни. Влейтесь в наш праздник. (Аппарат гаснет.) Милая Анна! Я в суматохе куда-то засунул свои часы... Такая досада. Я привык, что они в кармане...
Милославский. Я не видел. Наверное, за диван куда-нибудь закатились.
Бунша. Странно...
Радаманов. Меня ждут в среднем бальном зале... Голубчик Анна, поищите!..
Бунша. Товарищ Радаманов, я хотел вам документы свои сдать.
Радаманов. Какие документы?
Бунша. Для прописки...
Радаманов. Простите, голубчик, потом... (Уходит.)
Бунша. Толку ни у кого не добьешься.
Милославский. Выпей, прекрати панику...
Бунша. И опять совпадение: у вас часы с буквой «Р», а у него пропали...
Милославский. Я с тобой перестану разговаривать...
Граббе. А, очень рад, что вас нашел... Я боюсь, что вы утомлены. Да, я не имел удовольствия быть вам представленным. Доктор Граббе.
Милославский. Очень, очень приятно.
Бунша. Секретарь Корецкий.
Граббе. Поверьте, что истинным счастьем для меня является то, что я могу быть вам полезным... Пока никого нет, разрешите я выслушаю ваше сердце?
Милославский. Мерси.
Граббе. О, все в полном порядке. Бокал шампанского вам не повредит. А вы?
Бунша. У меня, товарищ доктор, поясница болит. Мне наш районный врач бюллетень даже выдавал.
Граббе. С завтрашнего дня мы вами займемся. Интересно знать, как была поставлена медицина в древности... Вашу руку... Где же мои часы?.. Неужели выронил? Сюда шел. были. Уж не оставил ли я их в зале?
Милославский. О, тогда пиши пропало!
Граббе. Виноват?
Милославский. Пиши пропало, говорю.
Граббе. Виноват, не понимаю. То есть вы думаете, что они пропадут?
Милославский. Я в этом уверен! Уведут часики.
Граббе. Помилуйте, кому же они нужны? Это подарок моих пациентов. Я вот только боюсь, чтобы их кто-нибудь не раздавил. Не уронил ли я их на пол?
Милославский. Зачем золотые часы давить? Им сейчас покойно.
Граббе. Во всяком случае, я счастлив, что познакомился с вами и вашим великим командором. Мы не раз еще будем видеться.
Милославский. Мерси, мерси.
Бунша (по уходе Граббе). Часы Михельсона — раз, товарища Радаманова — два, данный случай... Подозрения мои растут.
Милославский. Уйди сию минуту!
Бунша уходит. Милославский, выпив у буфета, удаляется. Входит Рейн под руку с Авророй.
Рейн. Итак, страшные войны... Да, за то, чтобы человечество могло жить такою жизнью, право, стоит заплатить хотя бы и дорого. Вы знаете ли, там еще, в той жизни, когда мне говорили о бесклассовом обществе, я не верил, что жизнь человечества может принять такие формы. Как-то знаете, как бы выразиться... не помещается в голове мысль о том...
Аврора. Нет, вообразите другое. Я, например, не могу понять, как жизнь может иметь другой облик! Вообще, это головокружительно!
Рейн. Нет, черт возьми. У меня и у моих спутников воистину крепкие головы!
Аврора. В вашу голову я верю.
Рейн. Все доступно, все возможно! Действительное блаженство! По сути вещей, мне, собственно, даже и нельзя было бы разговаривать с вами, как с человеком равным.
Аврора. Почему?
Рейн. Я полагаю, что вы стоите выше меня, вы — совершенны.
Аврора. Позвольте мне задать вам один вопрос. Ежели он покажется вам нескромным, об одном прошу — не сердитесь и не отвечайте.
Рейн. Задайте любой.
Аврора. Вы почему не смотрите на огни вместе с вашей женой?
Рейн. Вы умный человек.
Аврора. Это ответ?
Рейн. Ответ.
Аврора. В таком случае, вы тоже умный человек.
Рейн. Позвольте мне вам задать вопрос.
Аврора. Нет. Вы получите ответ без вопроса.
Рейн. Но это невозможно.
Аврора. Нет.
Бьет полночь. В дверях Саввич.
Полночь. (Рейну.) Мы аккуратны. Уж вы с этим помиритесь.
Рейн. Я заметил это.
Аврора. Вас не нужно знакомить? Вы знакомы?
Саввич. Да, я имел удовольствие.
Аврора. Это... мой жених, Саввич.
Рейн (тихо). Ах, ответ.
Аврора. Уж очень вы торопливы. Так уж и ответ! Мне нужно поговорить. (Саввину.) Не правда ли? Саввич. Если вы позволите.
Рейн (встает). Я иду смотреть на огни.
Аврора. Не уходите далеко. У меня будет короткий разговор.
Рейн. Слушаю. (Уходит.)
Пауза.
Аврора. Что вы хлопаете себя по карманам?
Саввич. Вообразите, я потерял свой портсигар.
Аврора. Отцу не удивляюсь — он очень рассеянный, но вы — так...
Саввич. Да, это на меня не похоже. Но я волнуюсь.
Аврора. Вы за ответом, не правда ли?
Саввич. Да.
Аврора. Я вам отказываю. Прошу меня простить и не сердиться на меня.
Саввич. Аврора! Аврора! Этого не может быть.
Аврора. Не понимаю вас.
Саввич. Не может быть! Тут ошибка, Аврора! Подумайте! Этот брак не может не состояться. Мы рождены друг для друга. Это было бы оскорблением всех законов.
Аврора. Разве я не свободна в своем выборе?
Саввич. Нет! Нет! Это минутная вспышка, Аврора. В вас поднялась какая-то мутная волна. Я умоляю вас... Посмотрите на эти звезды!
Аврора. Вы неправильно читаете гороскоп. Мне жаль, что я причинила вам страдания. Но остается одно — забыть обо мне.
Саввич (начинает уходить). Не верю этому, не верю. Причина могла быть только одна — если бы вы полюбили другого! Но этого быть не может!
Аврора. Это может быть. Я полюбила другого.
Саввич. Не знаю, чем я заслужил эту жестокую шутку? Не может быть!
Аврора. Саввич! Вы с ума сошли!
Саввич. Скажите мне его имя?
Пауза.
(Уходит.)
Аврора. Рейн!
Рейн входит.
Извините меня. Вот разговор и кончен.
Рейн. Ради Бога, ради Бога.
Аврора. Я сейчас отказала своему жениху.
Рейн. Почему?
Аврора. Не ваше дело.
Толпа гостей.
Радаманов. Нет, мы просим вас. Я открываю аппарат.
Милославский. Не в голосе я сегодня. Хотя вот один стишок.
Радаманов. Он читает.
Милославский. Да... Богат и славен Кочубей... Черт его...
Рейн. Что, он забыл, что ли? При чем здесь Кочубей? (Подсказывает.) Его поля необозримы...
Милославский. ...Его поля необозримы... Дальше забыл, хоть убей.
Громовой аплодисмент в аппарате и кругом.
В чем дело?
Репортер. Чьи это стихи?
Милославский. Льва Толстого.
Репортер. Как отчество его?
Милославский. Кочубея? В чем дело? Петрович. Выпьем.
Радаманов. Благодарю вас, спасибо. Вы доставили всем громадное удовольствие.
Милославский (пожимает всем руки). Мерси. Мерси.
Радаманов. А ваш товарищ — не артист?
Милославский. Заснул он, черт его возьми.
Радаманов. Бедняга! Он утомился. Ну, пожалуйте в зал. Начинаются танцы.
Музыка.
Милославский. Виноват, я извиняюсь. (Хлопает в ладоши.) Не то.
Поиски «Аллилуйи». Оркестр играет «Аллилуйю».
Не то!
Радаманов. Не может быть. Как же не то?
Милославский. Громче! Гораздо громче. Да я им сам объясню.
Все уходят.
Аврора. Он забыл слова?
Рейн. Он пьян.
Аврора. Какой-то Кочубей. Смешная фамилия. Но кто меня возмущает больше всех, кто самый недальновидный, самый наивный человек...
Рейн. Саввич?
Аврора. Нет. Вы. (Целует его).
За сценой вдруг оглушительные, неописуемые звуки «Аллилуйи».
Занавес.
Примечания
1. В рукописи фамилия «Радаманов» в некоторых случаях пишется как «Родоманов».
2. Comprenez vous? — Вы понимаете? (фр.)
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |