Квартира Турбиных. Вечер. В камине огонь. При открытии занавеса часы бьют 9 раз и нежно играют менуэт Боккерини. Алексей склонился над бумагами Николка с Гитарой.
Николка (играет на гитаре и поет).
Хуже слухи каждый час.
Петлюра идет на нас!
Пулеметы мы зарядили,
По Петлюре мы палили.
Пулеметчики-чики-чики...
Голубчики-чики-чики...
Выручали вы нас, молодцы!
Алексей. Черт тебя знает, что ты поешь! Кухаркины песни! Пой что-нибудь порядочное.
Николка. Зачем кухаркины? Это я сам сочинил, Алеша. (Поет.)
Хошь ты пой, хошь не пой,
В тебе голос не такой!
Есть такие голоса,
Дыбом встанут волоса...
Алексей. Это как раз к твоему голосу и относится!
Николка. Алеша, это ты напрасно, ей-богу. У меня есть голос, правда, не такой как у Шервинского, но все-таки довольно приличный. Драматический, вернее всего баритон. Леночка, а Леночка! Как по-твоему — есть у меня голос?
Елена (из своей комнаты). У кого? У тебя? Нет никакого!
Николка. Это она расстроилась, потому так и отвечает. А между тем, Алеша, мне учитель пения говорил: «Вы бы, говорит, Николай Васильевич, в опере, в сущности, могли петь, если бы не революция».
Алексей. Дурак твой учитель пения.
Николка. Я так и знал. Полное расстройство нервов в турбинском доме. У меня голоса нет, а вчера еще был. Учитель пения дурак, и вообще — пессимизм. А я по своей натуре более склонен к оптимизму. (Трогает струны.) Хотя ты знаешь, Алеша, я сам начинаю беспокоиться. Девять часов уже, а он сказал, что днем приедет. Уж не случилось ли чего-нибудь с ним?
Алексей. Ты потише говори.
Николка. Вот комиссия, Создатель, быть замужней сестры братом.
Елена. Который час в столовой?
Николка. Э... девять. Наши часы вперед, Леночка.
Елена. Не сочиняй, пожалуйста.
Николка. Ишь, волнуется. (Напевает.)
Туманно, ах как все туманно...
Алексей. Не надрывай ты мне душу, пожалуйста. Пой веселую.
Николка (поет).
Здравствуйте, дачники,
Здравствуйте, дачницы,
Съемки у нас уж давно начались...
Гой песнь моя, любимая...
Буль-буль-буль бутылочка
Казенного вина...
Бескозырки тонные,
Сапоги фасонные,
То юнкера гвардейцы идут...
Электричество внезапно гаснет. Громадный хор за сценой в тон Николке поет проходя: «Бескозырки тонные» и т. д.
Алексей. Лена, свечи у тебя есть?
Елена. Да, да.
Алексей. Черт их возьми. Каждую минуту тухнут...
Елена (входя со свечой). Тише, погодите. (Прислушивается Электричество вспыхивает. Елена тушит свечу. Далекий пушечный выстрел.)
Николка. Странно, как близко. Впечатление такое, будто бы под Святошином. Интересно, что там происходит. Алеша, может быть, ты пошлешь меня узнать, в чем дело в штабе? Я бы съездил.
Алексей. Сиди, пожалуйста, смирно!
Николка. Слушаю, г-н полковник. Я, собственно, потому, что, знаешь ли, бездействие обидно несколько... Там люди дерутся... Хоть бы дивизион наш был скорее готов...
Алексей. Когда мне понадобятся твои советы в подготовке дивизиона — я тебе сам скажу.
Николка. Виноват, г-н полковник.
Елена. Алеша, где же мой муж?
Алексей. Приедет, Леночка. (Звонок.)
Николка. Ну вот он, я же говорил. (Бежит открывать.) Кто там?
Мышлаевский (за сценой). Открой, ради Бога, скорей.
Алексей. Нет, это не Тальберг.
Николка (впуская Мышлаевского в переднюю). Да это ты, Витенька.
Мышлаевский. Ну я, конечно, чтоб меня раздавило. Никол, бери винтовку, пожалуйста. Вот дьяволова мать.
Алексей. Да это Мышлаевский...
Елена. Виктор, откуда ты?
Мышлаевский. Ох, здравствуй, Лена. Сейчас. Ох... Осторожней вешай, Никол. В кармане бутылка водки. Не разбей. Здравствуйте, все здравствуйте. Ох, из-под Красного Трактира. Позволь, Лена, ночевать. Не дойду домой. Совершенно замерз.
Елена. Ах, Боже мой, конечно. Иди скорей к огню. (Ведут)
Мышлаевский. Ох... ох... ох...
Алексей. Что же, они валенки не могли дать, что ли?
Мышлаевский. «Валенки!» Это такие сукины сыны.
Елена. Вот что: там ванная сейчас топится. Вы его раздевайте поскорее, а я ему белье приготовлю. (Уходит.)
Мышлаевский. Голубчики, сними, сними...
Николка. Сейчас, сейчас. (Снимает с Мышлаевского сапоги.)
Мышлаевский. Легче, братик, ох легче! Водки бы мне выпить. Водочки!
Алексей. Сейчас дам.
Мышлаевский. Пропали пальцы к чертовой матери, пропали, это ясно.
Алексей. Ну что ты! Отойдут. Николка, растирай ему ноги водкой.
Мышлаевский. Так я и позволю ноги водкой растирать! Три рукой. Больно!.. Больно!.. Легче.
Николка. Тс... тс... как замерз капитан.
Елена (появляется с халатом и туфлями). Сейчас же в ванную его. На! Эх бедняга!
Мышлаевский. Дай тебе Бог здоровья, Леночка, а равно и богатства. Дай-ка водки еще! (Пьет.)
Алексей. Снимай с него френч. (Помогают переодеться Мышлаевскому.)
Николка. Что, согрелся, капитан?
Мышлаевский. Легче стало.
Николка. Ты скажи, что там под Трактиром делается?
Мышлаевский. Метель под Трактиром. Вот что там. И я бы эту метель, мороз, немцев мерзавцев и Петлюру...
Алексей. Зачем, не понимаю, вас под Трактир погнали?
Мышлаевский. А мужички там еще под Трактиром. Вот эти самые богоносцы окаянные, сочинения господина Достоевского.
Николка. Да неужели? А в газетах пишут, что мужички на стороне Гетмана.
Мышлаевский. Что ты, юнкер, мне газеты тычешь? Я бы всю эту вашу газетную шваль перевешал бы на одном суку! Я сегодня утром, лично, на разведке напоролся на одного деда и спрашиваю: «Где же ваши хлопцы? Деревня точно вымерла». А он-то сослепу не разглядел, что у меня погоны под башлыком и отвечает: «Уси побигли до Петлюры».
Николка. Ой-ой-ой.
Мышлаевский. Вот именно: «Ой-ой-ой». Взял я этого богоносца хрена за манишку и говорю: «Уси побигли до Петлюры». Вот я тебя сейчас пристрелю, старую... Ты у меня узнаешь, как до Петлюры бегать. Ты у меня сбегаешь в царствие небесное... у меня сбегаешь в царствие небесное...
Николка. Ты его пристрелил, капитан?
Алексей. Надеюсь, что нет.
Мышлаевский. Нужен он мне очень. Я ему говорю: «Идите, говорю, к лешему. Но только пискни мне про Петлюру еще раз». Святой землепашец версты полторы летел как заяц.
Николка смеется.
Алексей. Смешного тут очень мало, юнкер! Как же ты в город попал?
Мышлаевский. Сменили сегодня, слава тебе, Господи. Пришла пехотная дружина. Скандал я в штабе на посту устроил. Жутко было. Они там сидят, коньяк в вагоне пьют. Я говорю, вы сидите с гетманом во дворце, артиллерийских офицеров вышибли в сапогах на мороз с мужичьем перестреливаться. Не знали, как от меня отделаться. Мы, говорят, командируем вас, капитан, по специальности, в любую артиллерийскую часть. Поезжайте в город. Я и поехал на паровозе... совершенно обледенел. Алеша, возьми меня к себе.
Алексей. С удовольствием! Я и сам хотел тебя вызвать. Я тебе первую батарею дам.
Мышлаевский. Благодетель!
Николка. Ура!!! Все вместе будем. Студзинский старшим офицером. Прелестно!
Мышлаевский. Вы где стоите?
Николка. Александровскую гимназию заняли. Мы уж готовы, Витенька, завтра или послезавтра можно выступать.
Мышлаевский. Не терпится тебе, я вижу, юнкер, чтобы Петлюра тебе по затылку трахнул1.
Николка. Ну, это еще кто кого!
Елена (появляется). Ну, Виктор, отправляйся. Иди мойся.
Мышлаевский. Лена ясная, позволь я за твои хлопоты тебя обниму и поцелую.
Елена. На простыню.
Мышлаевский. Как ты думаешь, Леночка, мне сейчас водки выпить или уже потом, за ужином сразу?
Елена. Вне всякого сомнения за ужином. Иди, иди. Мужа моего ты там где-нибудь не видел? Муж пропал.
Мышлаевский. Что ты, Леночка, найдется. Он сейчас приедет.
Уходит. Начинается непрерывный звонок.
Николка. Ну, вот он, он. (Бежит в переднюю.)
Алексей. Господи, что это за звонок?
Николка открывает дверь.
Лариосик (появляется в передней с чемоданом и узлом). Вот я и приехал. Со звонком я у вас что-то сделал.
Николка. Это вы кнопку вдавили. (Выбегает за дверь.)
Лариосик. Ах, Боже мой, простите ради Бога. Вот я и приехал. Здравствуйте, глубокоуважаемая Елена Васильевна. Я вас сразу узнал по карточкам. Мама просит вам передать ее самый горячий привет. (Звонок прекращается. Входит Николка.) А равно также и Алексею Васильевичу.
Алексей. Мое почтенье.
Лариосик. Здравствуйте, Николай Васильевич, я так много о вас слышал. Вы удивлены, я вижу. Позвольте вам вручить письмо — оно вам все объяснит. Мама мне сказала, чтобы я даже не раздевался, а прежде всего дал бы вам прочитать письмо.
Елена. Какой неразборчивый почерк.
Лариосик. Да, ужасно! Разрешите лучше мне, я сам прочитаю. У мамы такой почерк, что она иногда напишет и потом сама не понимает, что она такое написала. У меня тоже такой почерк. Это у нас наследственное. (Читает.) «Милая, милая Леночка, посылаю я вам моего мальчика прямо по-родственному, приютите и согрейте его, как вы умеете это делать. Ведь у вас такая громадная квартира...» Мама очень любит и уважает вас, а равно и Алексея Васильевича. (Читает.) «Мальчуган поступает в Киевский университет. С его способностями...» Ах уж эта мама. Гм... гм... «...невозможно сидеть в Житомире и терять время. Содержание я вам буду переводить аккуратно. Мне не хотелось бы, чтобы мальчуган, привыкший к семье, жил у чужих людей. Но я очень спешу. Сейчас идет санитарный поезд. Он сам вам все расскажет». Гм... вот и все.
Алексей. Позвольте узнать, с кем я имею честь говорить?
Лариосик. С кем? Вы не знаете меня?
Алексей. К сожалению, не имею удовольствия.
Лариосик. Боже мой! И вы, Елена Васильевна?
Елена. И я тоже не знаю.
Лариосик. Боже мой, это прямо колдовство. Да ведь мама в телеграмме все написала. Мама дала вам телеграмму в шестьдесят три слова.
Николка. Шестьдесят три слова! Ой-ой-ой!
Елена. Мы никакой телеграммы не получали.
Лариосик. Боже мой, какой скандал! Простите меня, пожалуйста. Я думал, что меня ждут и, прямо, не раздеваясь... Извините, я, кажется, что-то раздавил. Я ужасный неудачник.
Алексей. Да вы, будьте добры, скажите, как ваша фамилия?
Лариосик. Ларион Ларионович Суржанский.
Елена. Вы — Лариосик, житомирский кузен?
Лариосик. Ну да!
Елена. И вы что? К нам приехали?
Лариосик. Да! Но видите ли, я думал, что вы меня ждете, после маминой телеграммы. А раз так... Простите, пожалуйста, я наследил вам на ковре... я сейчас поеду в какой-нибудь отель.
Елена. Какие теперь отели?! Погодите — вы прежде всего раздевайтесь.
Алексей. Да вас никто не гонит. Снимайте пальто, пожалуйста.
Лариосик. Душевно вам признателен.
Николка. Вот здесь, пожалуйста. Пальто можете повесить в передней.
Лариосик. Душевно вам признателен. Как у вас хорошо в квартире.
Алексей. В первый раз такого парня вижу.
Елена (шепотом.) Ну что ж, Алеша, надо будет его оставить. Он симпатичный. Ты ничего не будешь иметь против, если мы его в библиотеке поместим, все равно комната пустует. (Лариосик входит.) Вот что, Ларион Ларионович, прежде всего в ванну. Там уже есть один, — капитан Мышлаевский... А то, знаете ли, после поезда...
Лариосик. Душевно вам признателен. Ведь я одиннадцать дней ехал от Житомира до Киева.
Николка. Ой-ой-ой!.. Одиннадцать дней!
Лариосик. Ужас, ужас. Это такой кошмар...
Елена. Ну пожалуйте.
Лариосик. Душевно вам... Ах, извините, Елена Васильевна, я не могу идти в ванну.
Алексей. Почему?
Лариосик. Извините, пожалуйста, дело вот в чем: какие-то злодеи украли у меня в санитарном поезде чемодан с бельем. Я ужасный неудачник. Чемодан с книжками и рукописями оставили, а белье все пропало.
Елена. Ну, это беда поправимая.
Николка. Я дам, я дам.
Лариосик (интимно Николке). Рубашка, впрочем, у меня здесь, кажется, есть одна. Я в нее собрание сочинений Чехова завернул, а вот не будете ли вы добры дать мне кальсоны?
Николка. С удовольствием. Они вам будут велики, но мы их заколем английскими булавками.
Лариосик. Душевно вам признателен.
Елена. Мы вас устроим, Ларион Ларионович, в библиотеке. Николка, проводи.
Николка. Пожалуйте за мной. (Уходит с Лариосиком.)
Алексей. Вот тип! Я бы его остриг прежде всего. (Звонок.) Ну, уж я не берусь угадывать кто это. Ну, Леночка, я пойду к себе. У меня еще масса дел, а мне здесь мешают. (Уходит.)
Елена. Кто там?
Тальберг (за сценой). Я... Я... Открой, пожалуйста.
Елена (открывает и впускает Тальберга). Слава Богу! Где же ты пропадал? Я так волновалась.
Тальберг. Не целуй меня с холоду. Ты можешь простудиться.
Елена. Где же ты был?
Тальберг. В германском штабе задержали. Важные дела.
Елена. Ну иди, иди скорей, грейся. Сейчас чай будем пить.
Тальберг. Не надо чаю, Лена, погоди. Позвольте, чей это френч?
Елена. Мышлаевского. Он только что приехал, с позиций, совершенно замороженный...
Тальберг. Все-таки можно прибрать.
Елена. Я сейчас. (Вешает френч на дверь.) Ты знаешь, еще новость. Сейчас неожиданно приехал мой кузен из Житомира, знаменитый Лариосик.
Тальберг. Я так и знал.
Елена. Алексей оставил его у нас. В библиотеке.
Тальберг. Я так и знал. Недостаточно одного синьора Мышлаевского. Появляются еще какие-то Житомирские кузены! Не дом, а постоялый двор! Я решительно не понимаю Алексея.
Елена. Володя, ты просто устал и в дурном расположении духа. Не могу понять — что тебе сделал Мышлаевский. Он очень хороший пьяница.
Тальберг. Замечательно хороший. Трактирный завсегдатай.
Елена. Володя!
Тальберг. Впрочем, сейчас не до Мышлаевского. Вот что, Елена, случилась важная вещь.
Елена. Что такое?
Тальберг. Немцы оставляют гетмана на произвол судьбы.
Елена. Володя, да что ты? Откуда ты узнал?
Тальберг. Только что под строгим секретом, в германском штабе. Никто не знает, даже сам гетман.
Елена. Что же теперь будет?
Тальберг. Что теперь будет?.. Гм... Половина десятого... так-с... Что теперь будет?.. Лена.
Елена. Что ты говоришь?
Тальберг. Я говорю, Лена...
Елена. Ну что «Лена»...
Тальберг. Лена, мне сейчас нужно бежать.
Елена. Бежать? Куда?
Тальберг. В Берлин. Гм... без двадцати девяти десять. Дорогая моя, ты знаешь, что меня ждет в случае, если русская армия не отобьет Петлюру и он придет в Киев.
Елена. Тебя можно будет спрятать.
Тальберг. Миленькая моя, как можно меня спрятать? Я не иголка. Нет человека в городе, который не знал бы меня. Спрятать помощника военного министра при гетмане! Не могу же я, подобно синьору Мышлаевскому, сидеть без френча в чужой квартире. Меня отличнейшим образом найдут.
Елена. Постой, я не пойму, как же бежать? Значит, мы оба должны уехать?
Тальберг. В том-то и дело, что нет. Сейчас выяснилась ужасная картина. Город обложен со всех сторон. И единственный способ выбраться — в германском штабном поезде. Женщин они не берут. Мне одно место дали благодаря моим связям.
Елена. Другими словами — ты хочешь уехать один?
Тальберг. Дорогая моя — «не хочу», а иначе не могу. Десять часов без двадцати пяти минут. Пойми, катастрофа! Поезд идет через полтора часа. Решай, и как можно скорей.
Елена. Как можно скорей. Через полтора часа. Тогда я решаю — уезжай.
Тальберг. Ты умница. Я всегда это утверждал. Что я хотел еще сказать? Да, что ты умница. Впрочем, это я уже сказал.
Елена. На сколько времени мы расстаемся?
Тальберг. Я думаю — месяца на два. Я только пережду в Берлине всю эту кутерьму, а когда гетман вернется...
Елена. А если он совсем не вернется?
Тальберг. Этого не может быть. Даже если немцы оставят Украину, Антанта займет ее и восстановит гетмана. Европе нужна гетманская Украина, как кордон от московских большевиков. Ты видишь, я все рассчитал.
Елена. Да, я вижу. Но только вот что: как же так — гетман ведь еще тут. Наши формируются в армию, а ты, вдруг, бежишь на глазах у всех. Ловко ли это будет?
Тальберг. Милая, это наивно! Я тебе говорю по секрету... «я бегу», потому что знаю, что ты этого никогда никому не скажешь. Полковники генштаба не бегают — они ездят в командировку. В кармане у меня командировка в Берлин от гетманского министерства. Что, недурно?
Елена. Очень недурно. А что же будет с ними, со всеми?
Тальберг. Позволь тебя поблагодарить за то, что сравниваешь меня со всеми. Я не все.
Елена. Ты же предупреди братьев.
Тальберг. Конечно, конечно. Ну и так, все устраивается. Слава Богу. Как мне ни тяжело расставаться на такой большой срок, я отчасти доволен, что уезжаю один. Ты побережешь наши комнаты.
Елена. Владимир Робертович, здесь мои братья. Неужели же ты хочешь сказать, что они вытесняют нас? Ты не имеешь права.
Тальберг. О, нет, нет, нет... Конечно, нет... Без двадцати десять. Но ведь ты знаешь пословицу: «Ки ва а ла шас, пер са плас»2.
Елена. Да, эта пословица мне известна.
Тальберг. Теперь еще просьба, последняя. Здесь... гм... без меня, конечно, будет бывать этот... Шервинский...
Елена. Он и при тебе бывает.
Тальберг. К сожалению. Видишь ли, моя дорогая, он мне не нравится.
Елена. Чем, позволь узнать?
Тальберг. Его ухаживания за тобой становятся слишком назойливыми, и мне было бы желательно... гм...
Елена. Что желательно было бы тебе?
Тальберг. Я не могу тебе сказать что. Ты женщина умная и достаточно воспитана. Ты прекрасно понимаешь, как должна держать себя, чтобы не бросить тень на мою фамилию.
Елена. Хорошо... Я не брошу тень на твою фамилию.
Тальберг. Почему же ты отвечаешь мне так сухо? Я ведь не говорю тебе о том, что ты мне изменяешь. Я прекрасно знаю, что этого не может быть.
Елена. Почему ты полагаешь, Владимир Робертович, что я не могу тебе изменить?
Тальберг. Елена, Елена, Елена!.. Я не узнаю тебя. Вот плоды общения с Мышлаевским. Мне неприятна эта шутка. Замужняя дама — изменить. Без четверти десять... Еще опоздаю.
Елена. Я сейчас тебе уложу.
Тальберг. Милая, ничего, ничего, ничего... только чемоданчик, в него немного белья. Только ради Бога скорей, даю тебе одну минуту.
Елена. Ты же с братьями попрощайся.
Тальберг. Само собой разумеется, только смотри, я еду в командировку!
Елена. Алеша, Алеша! (Убегает)
Алексей (выходя). Да, да... А, здравствуй, Володя.
Тальберг. Здравствуй, Алеша!
Алексей. Что за суета?
Тальберг. Видишь ли, я должен сообщить тебе важную новость. Предупреждаю, что сегодня положение гетмана стало весьма серьезным.
Алексей. Как?
Тальберг. Серьезно и весьма.
Алексей. В чем дело?
Тальберг. Очень возможно, что немцы не окажут помощи и придется отбивать Петлюру своими силами.
Алексей. Неужели? Дело желтенькое. Спасибо, что сказал.
Тальберг. Теперь второе. Я сию минуту должен уехать в командировку. Поезд идет через час.
Алексей. Куда? Если не секрет.
Тальберг. В Берлин...
Алексей. Куда? В Берлин?
Тальберг. Да! Как я ни барахтался, выкрутиться не удалось. Такое безобразие.
Алексей. Надолго, смею спросить?
Тальберг. На два месяца.
Алексей. Ах, вот как.
Тальберг. Итак, позволь пожелать тебе всего хорошего. Берегите Елену. (Протягивает руку.) Что это значит?
Алексей (спрятав руку за спину). Это значит, что мне ваша командировка не нравится.
Тальберг. Полковник Турбин.
Алексей. Я у телефона, полковник Тальберг.
Тальберг. Вы мне ответите за это, господин брат моей жены.
Алексей. А когда прикажете, господин муж моей сестры?
Тальберг. Когда?.. Без десяти десять... Когда я вернусь.
Алексей. Ну, Бог знает, что случится, когда вы вернетесь.
Тальберг. Вы... вы... я давно хотел объясниться с вами.
Алексей. Жену не волновать, господин Тальберг.
Елена (выходя с чемоданчиком). О чем вы говорили? Что такое у вас? В такой момент! Как нехорошо.
Алексей. Что ты, что ты, Леночка.
Тальберг. Что ты, что ты, моя дорогая. Ну, до свиданья, Алеша.
Алексей. До свиданья, Володя!
Елена. Николка! Николка!
Николка (входя). Вот он я...
Елена. Володя уезжает в командировку. Попрощайся.
Тальберг. До свиданья, Никол.
Николка. Счастливого пути, г-н полковник.
Тальберг. Елена, вот тебе деньги. Из Берлина немедленно переведу. Будьте здоровы. Будьте здоровы. (Стремительно идет в переднюю.) Не провожай меня, дорогая, ты простудишься.
Алексей (неприятным голосом). Елена, ты простудишься.
Николка. Алеша, как же это он так уехал? Куда?
Алексей. В Берлин.
Николка. В Берлин. Ага... В такой момент... С извозчиком торгуется. (Философски.) Алеша, ты знаешь, я заметил — он на крысу похож.
Алексей (машинально). А дом — на корабль. Ну иди к гостям, иди, иди.
Николка уходит.
Алексей. Дивизион в небо, как в копеечку попадает. Весьма серьезно! Серьезно и весьма. Крыса. (Уходили)
Елена (возвращается и смотрит в окно). Уехал.
Примечания
1. В рукописи: тряхнул. Явная опечатка.
2. Кто место свое покидает, тот его теряет.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |