...И отправились сыны Израилевы...
Сумерки. Кабинет в Большом дворце в Севастополе. В странном виде этот дворец. Одна портьера на окне наполовину оборвана. На стене беловатое квадратное пятно на том месте, где была большая военная карта. На полу стоит пустой деревянный ящик. Рядом охапка сена, а пол усеян обрывками бумаги. Горит камин, и у камина сидит неподвижно де Бризар с перевязанной головой. Дверь открывается, и стремительно входит главнокомандующий.
Главнокомандующий. Греетесь?
Де Бризар (автоматически встал). Так точно.
Главнокомандующий. Ваша голова как?
Де Бризар. Не болит, ваше высокопревосходительство. Пирамидону доктор дал.
Главнокомандующий. Так, пирамидон? Садитесь.
Де Бризар. Слушаю. (Автоматически садится.)
Главнокомандующий (садясь в другое кресло). Пирамидон, говорите? (Пауза.) Как по-вашему, я похож на Александра Македонского?
Де Бризар (не удивляясь). Я, ваше высокопревосходительство, к сожалению, давно не видел портретов его величества.
Главнокомандующий. Про кого говорите?
Де Бризар. Про Александра Македонского, ваше высокопревосходительство.
Главнокомандующий. Величества? Гм... Вот что, полковник. Вы сдайте список конвойному, а сами поезжайте, я больше не хочу вас утомлять.
Де Бризар. Куда прикажете ехать?
Главнокомандующий. На корабль! Вы честно исполнили ваш долг. Я о вас позабочусь за границей, [может быть, и даже, наверно, вы еще будете нужны отечеству].
Де Бризар (подавая список). Итак, ваше высокопревосходительство, Россия достается черни. (Пауза.) Как бы я был счастлив, если бы в случае нашей победы вы — единственно достойный носить царский венец — приняли его в Кремле! Я стал бы во фронт вашему императорскому величеству!
Главнокомандующий (морщась). Маркиз, сейчас нельзя так остро ставить вопрос. Вы слишком крайних взглядов. Итак, благодарю вас, поезжайте!
Де Бризар. Слушаю, ваше высокопревосходительство. (Идет к выходу, поворачивается, таинственно поет.) Графиня, ценой одного рандеву...
Главнокомандующий. Конвойный!
Конвойный вырос из-под земли.
Вот список. Оставшихся посетителей впускать ко мне автоматически. Через три минуты один после другого! Приму, сколько успею. Пошлите казака отконвоировать полковника Бризара ко мне на корабль. И от моего имени сказать судовому врачу, что пирамидон — дерьмо, а не лекарство.
Конвойный. Слушаю, ваше высокопревосходительство! (Провалился.)
Главнокомандующий (задумался у камина). Александр Македонский... Вот сволочи!
Дверь открывается, и входит Корзухин.
(Вглядываясь.) Вы?
Корзухин. Товарищ министра Корзухин.
Главнокомандующий. А! Вовремя. Вызвать вас хотел. [Невзирая на кутерьму.] Господин Корзухин, я похож на Александра Македонского?
Корзухин поражен.
Я вас серьезно спрашиваю. Похож? (Схватывает с камина газетный лист, тычет его Корзухину.) Вы редактор этой газеты? Значит, вы отвечаете за все, что в ней напечатано?.. Ваша подпись «Парамон Корзухин»? (Читает.) «Главнокомандующий подобно Александру Македонскому ходит по перрону...» Что означает эта свинячья петрушка? Во времена Александра Македонского были перроны? И я похож? Дальше-с! (Читает.) «При взгляде на его веселое лицо всякий червяк сомнения должен рассеяться...» Червяк не туча и не батальон, он не может рассеяться! А я весел? Я очень весел? Где вы набрали, господин Корзухин, эту безграмотную и продажную рвань? И почему у нас министерство торговли редактирует газету? Вы получили миллионные субсидии и это позорище напечатали за два дня до катастрофы! А вы знаете, что писали польские газеты, когда Буденный шел к Варшаве, — «Отечество погибает!» Под суд отдам в Константинополе! Пирамидон принимать, если голова болит. Сволочь!
Резкий телефонный звонок за стеной. Главнокомандующий выходит. Грянув дверью.
Корзухин (отдышавшись.) Все уроки, которые вы должны были получить, дорогой Парамон Ильич, вы получили. Так вам и надо! Сумасшедшая страна! Ну, и я хорош! (Задумчиво.) Товары погружены, деньги все переведены, спрашивается, чего меня черт понес во дворец? Одному бесноватому жаловаться на другого? У меня у самого, кажется, начинается помутнение мозгов. Действительно, пирамидон нужен. Что такое? Ну, погибла Серафима Владимировна! Ну, царство небесное. Что же прикажете, чтобы я из-за нее лишился жизни? Александр Македонский — грубиян! Простите, Париж не Севастополь. Впереди Европа, чистая, умная, спокойная жизнь. Итак! Прощай, единая, неделимая РСФСР, и будь ты проклята ныне, и присно, и во веки веков...
Африкан (появился бесшумно). Аминь!
Корзухин. А...
Африкан (благословляет его). Во имя отца и сына, и святого духа... Господин Корзухин? Что делается, что делается! Главнокомандующий здесь?
Корзухин. Здесь.
Африкан. В каком расположении?
Корзухин. Так, ничего... в хорошем.
Африкан (глядя на ящики). Господи, Господи! «И отправились сыны Израилевы из Раамсеса в Сокхоф до шестисот тысяч пеших мужчин, кроме детей...»
Корзухин стал красться к двери.
«...И множество разноплеменных людей вышли с ними, и мелкий, и крупный скот — стадо весьма большое...»
Корзухин в дверях столкнулся со входящим Хлудовым и исчез.
Хлудов (входит в дохе и штатской шапке). Совершенно верно!
Африкан. Ваше превосходительство! В какой одежде! А где же господин Корзухин! Только что был...
Хлудов. Улизнул. Здравия желаю! (Дергается.) Вы мне прислали Библию в ставку?
Африкан. Как же, как же!
Хлудов. Помню-с! «Ты дунул духом твоим, и покрыло их море: они погрузились, как свинец, в великих водах...» Вот-с как! Про кого это сказано? А? Я-то догадался, хотя и поздно. А чего вы торчите здесь?
Африкан. «Торчите». Роман Валерианович! Уважение к сану терять не следует. Я дожидаюсь его высокопревосходительства.
Хлудов. Кто дожидается, тот дождется! Это в стиле вашей Библии. Читал в купе. Бессонница шестой день, ну, я читаю. Так вот — дождетесь! (С видом лукавым и загадочным манит Африкана к окну.)
Африкан. Что такое?
Хлудов. Слышите?
Африкан. Не разберу...
Хлудов. Пулемет... ту-ту-ту...
Африкан. Это что же такое?
Хлудов. В том-то весь и вопрос.
Африкан. Уж не зеленые ли шалят?
Хлудов. Или красные!
Африкан. Что вы, Роман Валерианович, возможно ли?
Хлудов. У Господа все возможно... «Погонюсь...» Память-то у меня хороша? А? Хороша? А он распространяет слухи, будто я ненормальный! Две ночи просидел над боговдохновенной книгой и все запомнил. «Погонюсь, настигну, разделю добычу; насытится ими душа моя, обнажу меч мой, истребит их рука моя!» (Таинственно.) И в самом деле, мы с вами сидим здесь, Священное писание вспоминаем, а Буденный в это время к Севастополю переменной рысью подходит. Вообразите. (Свистит в два пальца.) [Ба! Здравствуйте, пожалуйста! Поп во дворе засиделся! А-а! (Напевает без слов «Интернационал».) Шлепнуть попа, к стенке попа!
Очень, очень далеко, в туманной мгле маленькое зарево.
Вон, вон оно! На корабль, ваше высокопревосходительство, на корабль!]
Африкан вдруг, осенив себя частыми крестными знамениями, исчез.
Провалился. (Задумался стоя в той же позе, как был.)
Главнокомандующий (входит). А, слава Богу, с нетерпением вас жду, генерал!
Хлудов снимает шапку, кланяется.
Ушли все?
Хлудов. Все ушли.
Главнокомандующий. Благополучно?
Хлудов. Конницу Барбовича зеленые начали трепать под Карасу-Базаром. Мгла. Те тучей идут, ну, зеленые из мглы рвут. Но в общем ушли. [Все в портах. Я ехал последним. За мной были только саперы и рвали путь].
Главнокомандующий. Почему вы в штатском?
Хлудов. Удобнее сидеть было. Не узнают. Забился в уголок в купе: ни я никого не обижаю, ни меня никто. В общем, сумерки, ваше высокопревосходительство, как в кухне!
Главнокомандующий. В кухне? Что? Благодарю вас, генерал. Поезжайте на корабль. [Вам нужно полечиться за границей. Здесь, конечно, не было возможности предоставить вам хорошие условия]. В какой кухне? Что такое?
Хлудов. Да в детстве это было. В кухню раз вошел в сумерки — тараканы на плите. Я зажег спичку — чирк!.. А они и побежали. А спичка возьми да погасни. Слышу, лапками они шуршат, бегут, шур, шур, мур, мур. И у нас тоже — мгла и шуршание. Смотрю и думаю, куда бегут? Как в ведро. С кухонного стола бух! Но... Но я один стрелой пронзил туман.
Главнокомандующий. Благодарю вас, генерал, за все, что вы с вашим громадным талантом сделали для обороны Крыма. Благодарю и не задерживаю! Сейчас я переезжаю в гостиницу «Кист», а оттуда на корабль.
Хлудов. В «Кист»? К воде поближе?
Главнокомандующий. Если вы не перестанете забываться, я вас арестую!
Хлудов. Предвидел эту возможность и предупреждаю, что со мной в вестибюле мой конвой. Произойдет громаднейший скандал. Я популярен.
Главнокомандующий. Нет, тут не болезнь! Нет! Вот уже целый год вы паясничеством прикрываете омерзительную ненависть ко мне!
Хлудов. Не скрою. Ненавижу!
Главнокомандующий. Зависть?
Хлудов. О нет, нет! Ненавижу за то, что вы со своими французами вовлекли меня во все это. Вы понимаете, как может ненавидеть человек, который знает, что ничего не выйдет, и который должен делать. Где французские рати? Где Российская империя? Смотри в окно! Ненавижу за то, что вы стали причиною моей болезни! (Утихая) Но я стрелою проник в туман, и теперь вообще не время... Мы оба уходим в небытие.
Главнокомандующий. Я бы посоветовал вам остаться. Для вас это чудный способ перейти в небытие.
Хлудов (улыбнувшись). Это мысль! Но все-таки ее нужно хорошенько проверить, а времени мало.
Главнокомандующий. Ну что же, проверьте! Вы свободны, я не держу вас, генерал.
Хлудов. Гонишь верного слугу? Император Петр Четвертый! «И аз, иже кровь в непрестанных боях за тя аки воду лиях и лиях...»
Главнокомандующий (стукнув стулом). Клоун!
Хлудов. Александр Македонский герой, но зачем же стулья ломать?
Главнокомандующий (при словах «Александр Македонский» пришел в ярость). Сию же минуту, если вы...
Внезапно грянул глухой и враждебный трубный сигнал, и словно из-под земли вырос конвойный.
Конвойный. Ваше высокопревосходительство, кавалерийская школа из Симферополя подошла. Все готово.
Главнокомандующий (сразу утихая). Да? Хорошо, сейчас! Итак! До свидания, генерал. Разговор мы закончим в Константинополе. Вы едете?
Хлудов. Я, если позволите, посижу здесь. Я устал.
Главнокомандующий. Пожалуйста. Весь дворец к вашим услугам. Но напоминаю, что Буденный в Карасу-Базаре!
Выходит... Слышны шаги, потом странные звуки, потом все начинает стихать и пустеть. Тишина. Хлудов снимает доху, оказывается в гимнастерке, в серебряных погонах, со множеством значков на груди, в защитных галифе и крагах. Садится к камину, спиною к двери.
Хлудов. Пусто и очень хорошо. (После паузы встанет, беспокойно открывает дверь.)
Показывается бесконечная анфилада темных и брошенных комнат.
(Прислушивается.) Эй! Кто тут есть? Нету. Остаться? Нет. Это не разрешит мой вопрос. Нет, я недодумал... (Оборачивается через плечо, говорит кому-то.) Уйдешь ли ты или нет? Ведь это вздор. Я могу пройти сквозь тебя, подобно тому, как вчера стрелой я прошел туман. (Проходит сквозь что-то.) Вот я и раздавил тебя! (Кричит.) Эй! Сказано, не шляться. Нет! Нет! (Садится спиною к двери у камина и задумывается. Молчит.)
Дверь открывается, и входит Голубков. В пальто, без шапки.
Голубков. Ради Бога, позвольте мне войти на одну секунду.
Хлудов (не оборачиваясь). Пожалуйста, пожалуйста, войдите.
Голубков. Я знаю, что эта безумная дерзость, но я ждал два часа, и мне обещали, что допустят меня к вам. Но все разошлись куда-то, и я вошел. Умоляю вас выслушать меня, ваше высокопревосходительство!
Хлудов. Что вам нужно от меня?
Голубков. Я осмелился прибежать сюда, ваше высокопревосходительство, чтобы сообщить об ужаснейших преступлениях, совершающихся в контрразведке. Я прибежал жаловаться на зверское преступление, причиною которого является генерал Хлудов. (Вспоминает какие-то заученные слова.) Не останьтесь глухи и защитите нас, ваше высокопревосходительство.
Хлудов, оборачиваясь, смотрит на Голубкова. Голубков, узнав Хлудова, пятится.
Хлудов. Это интересно. Впервые вижу живого человека, который бы на меня пожаловался. Вы же не повешены, надеюсь? В чем претензия?
Голубков молчит.
Приятное впечатление производите. Я вас где-то видел. Так будьте любезны, в чем претензия?
Голубков. Контрразведка в Севастополе...
Хлудов. Нет, уж будьте добры оставить контрразведку в покое. Уведомьте, какая жалоба на Хлудова? (Пауза.) Не проявляйте трусости. Благоволите составить исключение.
Голубков. Хорошо. Позавчера на станции вы велели арестовать женщину...
Хлудов. Помню! Да! Вспомнил! Я вас узнал. Позвольте, кому же вы хотите здесь жаловаться на меня?
Голубков. Главнокомандующему.
Хлудов. Нету! Там!
Указывает на окно. В окне начинают мерцать огоньки и видно дальнее зарево.
Ведро с водой — и погрузился бы в небытие навсегда! Поздно. На генерала Хлудова более некому пожаловаться! Смотрите мне в глаза! Искренний человек? А? (Говорит по телефону.) Вестибюль? Есаул Голован. Слушай, есаул, возьми конвой и в контрразведку! Там за мною записана женщина Корзухина. (Голубкову.) Имя?
Голубков. Серафима Владимировна.
Хлудов (в телефон). Серафима Владимировна. Если не расстреляли, сию же минуту невредимо доставить ее ко мне сюда. (Кладет трубку.)
Голубков. Если не расстреляли, если не расстреляли... Вы понимаете, что вы сказали? Ее расстреляли! Но если вы это сделали... (Плачет.)
Хлудов. Не сметь надрываться! Ходите в мужском платье, ведите себя мужчиной!
Голубков. Хорошо, я поведу, я поведу. Если только ее нет в живых, я вас убью! Честное слово!
Хлудов (вяло). Что ж, может быть, это лучший выход. Хотя, нет, нет! Я уже думал об этом сегодня и вижу, что это узел не развяжет. Молчи!
Голубков кладет голову на руки и умолкает.
(Обернувшись через плечо, говорит кому-то.) Если ты стал моим спутником, солдат, ты говори со мной. Твое молчание давит меня, хоть и представляется мне, что твой голос должен быть тяжким и медным, как мое бремя. Или оставь меня! Не ходи изменнически по пятам. Пойми, что ты попал в колесо и оно тебя стерло и кости твои сломало. И если бы все было ладно, ты бы не посмел таскаться по большому дворцу, мой неизменный красноречивый вестовой! Но все неладно, ах как неладно!
Голубков. С кем вы говорите?
Хлудов. А? С кем? Сейчас узнаем. (Рукою разрезает воздух.) Ни с кем. Сам с собой. Да. На чем мы остановились? Кто она вам? Любовница?
Голубков. Нет! Нет! Нет! Она самый лучший для меня человек на свете, случайно встреченный человек! Но я жалкий безумец, зачем, зачем тогда в монастыре ее, больную, я уговорил ехать в эти дьявольские лапы. Ах, я жалкий человек!
Хлудов. Может быть, вы заблуждаетесь? Если вы случайно встретили ее, ведь вы же не узнали ее как следует. Все женщины наших дней дряни!
Голубков. Не сметь так говорить! Убью!
Хлудов. Чего же вы стонете теперь? Молчать! Зачем вы подвернулись мне под ноги? Зачем дьявол вас принес? А теперь, когда машина сломалась, вы явились требовать у меня того, что я вам дать не могу! Нет ее и не будет! Ее расстреляли.
Голубков. Злодей, злодей, бессмысленный злодей.
Хлудов. И вот с двух сторон: живой, говорящий, нелепый, а с другой — молчащий вестовой! Что же я, чугунный постамент, к которому приставили двух часовых, или душа моя раздвоилась, и слова я слышу мутно, как сквозь воду, в которую я погружаюсь, как свинец. Он, он, проклятый, висит на моих ногах и тянет меня, и мгла меня призывает. А... Понял... это совесть!
Голубков. Нет, это я понял все! Ты — сумасшедший! Теперь все понимаю. Лед на Чонгаре, черные мешки, мороз! Судьба! За что ты гнетешь меня? Как же я не сберег мою Серафиму! Вот он, вон он, ее слепой убийца. А что с него взять, если разум его помутился?
Хлудов. Рыцарь! Чудак! (Бросает револьвер.) Окажите любезность, застрелите больного! (В пустое пространство.) Ну, оставь меня, довольно, я ухожу!
Голубков. Нет, не могу уже стрелять в тебя. Ты мне жалок, и страшен, и омерзителен! Убил!
Хлудов. Что за комедия в конце концов? Благодарите Бога, что вы сами не повешены! Вы слышали, что она сказала командующему фронтом?
Голубков. Да не лги ты хоть сейчас, перед собою, полоумный зверь! Больного человека ни с того ни с сего убил.
Хлудов. Эй, кто там есть? Есаул Голован, где вы застряли? Эй... (Бормочет.) ... идет, идет. Все доложит, обстоятельный человек Голован, и первый узелок развяжется, и ты меня отпустишь наконец.
Слышен плеск шагов в пустой анфиладе, входит Голован.
Расстреляна?
Голован. Никак нет!
Голубков. Нет? Нет! Где же она? Где?
Хлудов. Тише. (Головану.) Почему не доставили?
Голован косится на Голубкова.
Хлудов. Говорите при нем.
Голован. Слушаю! Генерал Чарнота сегодня, в три часа дня, проходя на пристань со сводной дивизией, ворвался в помещение контрразведки, арестованную эту Корзухину, угрожая вооруженной силой, отбил и увез.
Голубков. Куда? Куда?
Хлудов. Тише! (Головану.) Куда?
Голован. Не могу знать.
Хлудов. А я приказывал знать!
Голован. Так точно. Я и докладываю, как узнал. А догадываться могу.
Хлудов. Догадывайтесь!
Голован (с неудовольствием косясь на Голубкова). Дивизия генерала Чарноты погрузилась на «Витязя» в четыре с половиной часа дня. В пять «Витязь» вышел на рейд, а после пяти в открытое море.
Хлудов. Довольно. Спасибо. (Голубкову.) Итак. Вот! Жива! Значит, жива эта ваша женщина Серафима.
Голубков. Да, да, жива!
Хлудов. Есаул Голован, берите весь конвой и знамя, грузитесь на «Святителя». Я потом приеду.
Голован (настороженно). Осмелюсь...
Хлудов. Я в здравом уме! Приеду, не бойтесь, приеду!
Голован. Слушаю. (Исчез.)
Хлудов. Ну?
Голубков. Да, да, да! Заклинаю вас, возьмите, непременно возьмите меня в Константинополь! Я еду за ней!
Хлудов. Придите в себя. Подумайте одну минуту. (Манит Голубкова к окну.) Там вон Константинополь! Останьтесь здесь. Вас не убьют большевики.
Голубков (слепо). Да, да, да! Константинополь. Я все равно от вас не отстану. Возьмите. Вот огни! Смотрите!
Хлудов. О, черт, черт, черт! Ты чертов груз на моем пути!
Голубков. Хлудов, едем скорее.
Хлудов. Замолчи. (Утихает.) Ну, вот! Одного я удовлетворил и теперь на свободе могу говорить с тобой. (Оборачивается через плечо.) Чего ты хочешь, чтобы я остался? Остался? Нет. Бледнеет. Отходит. Покрылся тьмой и стал вдали. Значит, едем!
Голубков (тоскуя). Хлудов. Ты болен. Хлудов, это бред! Хлудов, надо спешить, уйдет «Святитель», мы опоздаем!
Хлудов. Черт! Какая Серафима? Константинополь?.. Ну, едем, едем!
Схватывает доху и вместе с Голубковым убегает в анфиладу, и тьма поглощает их.
Конец четвертого сна и третьего действия.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |