Внутренность большого шатра на опушке векового леса. Шатер наполнен разнообразными предметами: тут и обрубки дерева, на которых сидят, стол, радиоприемник, посуда, гармоника, пулемет и почему-то дворцовое богатое кресло Шатер сделан из чего попало: брезент, парча, шелковые ткани, клеенка. Бок шатра откинут, и видна падающая за лесом радуга.
Полдень. Маркизов, с костылем в синем пенсне, сидит в дворцовом кресле с обожженной и разорванной книгой в руках.
Маркизов (читает). «...Не хорошо быть человеку одному. Сотворим ему помощника, соответственного ему...» Теория верная, да где ж его взять? Дальше дырка. (Читает.) «...И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились...» Прожгли книгу на самом интересном месте... (Читает.) «...Змей был хитрее всех зверей полевых...» И точка. А дальше страницы выдраны.
Входит Пончик-Непобеда. Он, как и Маркизов, оброс бородой, оборван, мокрый после дождя. Сбрасывает с плеча охотничье ружье, швыряет в угол убитую птицу.
Про тебя сказано: «Змей был хитрее всех зверей полевых...»
Пончик. Какой змей? Ну тебя к черту! Обед готов?
Маркизов. Через полчасика, ваше сиятельство.
Пончик. Ну-ка, давай по одной рюмочке и закусим...
Маркизов. Да Адам, понимаешь ли, все запасы спирта проверяет...
Пончик. Эге-ге-ге. Это уж он зря нос сует не в свое дело! Тут каждый сам себе Адам по своему отделу. А тебе удивляюсь — не давай садиться себе на шею. Ты заведующий продовольствием? Ты! Стало быть, можешь полновластно распоряжаться. Я привык выпивать перед обедом по рюмке и работаю не меньше, если не больше других... Адамов!
Маркизов. Верно, правильно, гражданин Змей! (Снимает пенсне. Выпивают, закусывают.)
Пончик (неожиданно). Постой... (Подбегает к радиоприемнику, зажигает лампы, крутит кнопки.)
Маркизов. Да нету, нету — я целое утро слушал. Пусто, брат Змей!
Пончик. Ты брось эту моду — меня змеем называть. (Выпивают.)
Маркизов. Я без чтения — должен заметить — скучаю... И как же это я «Графа Монте-Кристо» посеял, ах, ты, Господи! Вот подобрал в подвале... Только всего и осталось от книжки. Да... При этом про наших пишут: про Адама и Еву.
Пончик (заглянув). Чушь какая-нибудь мистическая!
Маркизов. Скучно в пустом мире!
Пончик. Я с радостью замечаю, что ты резко изменился после гибели. И все-таки, что бы ни говорили, я приписываю это своему влиянию. Литература — это великое дело!
Маркизов. Я из-за ноги изменился. Стал хромой, драться не могу и из-за этого много читаю, что попадает под руку. Но вот, кроме этой разорванной книги, ничего не попалось...
Пончик. Так давай еще раз прочитаем мой роман!
Маркизов. Читали уже два раза...
Пончик. И еще раз послушай. Уши у тебя не отвалятся! (Достает рукопись, читает.) «...Глава первая. Там, где некогда тощую землю бороздили землистые, истощенные...» Я, видишь ли, поправляю постепенно. Вставил слово «истощенные». Звучит?
Маркизов. Почему же не звучит?.. Звучит!
Пончик. Да-с... «Истощенные лица крестьян князя Волконского». После долгого размышления я заменил князя Барятинского князем Волконским... Замечай!
Маркизов. Я заметил.
Пончик. Учись!.. «Волконского, ныне показались свежие щечки колхозниц... «Эх, Ваня! Ваня!..» — зазвенело на меже...»
Маркизов. Стоп! Станция! Вот ты, я понимаю, человек большой. Пишешь ты здорово, у тебя гений. Объясни ты мне, отчего литература всегда такая скучная?
Пончик. Дурак ты, вот что я тебе скажу!
Маркизов. За печатное я не скажу. Печатное всегда тянет почитать, а когда литература... Эх, Ваня, Ваня, — и более ничего. Межа да колхоз!
Пончик. Господи! Какая чушь в голове у этого человека, сколько его ни учи! Значит, по-твоему, литература только писанная — да? И почему всегда «межа да колхоз»? Много ты читал?
Маркизов. Я массу читал.
Пончик. Когда хулиганил в Ленинграде? То-то тебя из союза выперли за чрезмерное чтение...
Маркизов. Что ты меня все время стараешься ткнуть? Правильно про тебя сказано в книге: «полевой змей»! А про меня было так напечатано: (Вспоминает.) «Умерло, граф, мое прошлое».
Пончик. Ох, до чего верно сказал покойный Аполлон Акимович на диспуте: не мечите вы, товарищи, бисера перед свиньями! Историческая фраза! (Швыряет рукопись. Выпивает. Пауза.)
Маркизов. Она не любит его.
Пончик. Кто кого?
Маркизов (таинственно). Ева Адама не любит.
Пончик. А тебе какое дело?
Маркизов. И я предвижу, что она полюбит меня.
Пончик. Что такое?
Маркизов (шепчет). Она не любит Адама. Я проходил ночью мимо их шатра и слышал, как она плакала.
Пончик (шепотом). Шатаешься по ночам?
Маркизов. И Дарагана не любит, и тебя не любит, а великий Ефросимов... Ну, так он великий, при чем он тут? Стало быть, мое счастье придет...
Пончик. Однако... Вот что... Слушай: я тогда на пожаре в банк завернул в Ленинграде — там у меня был текучий счет — и вынул из своего сейфа. (Вынимает пачку.) Это — доллары. Тысячу долларов тебе даю, чтобы ты отвалился от этого дела.
Маркизов. На кой шут мне доллары?
Пончик. Не верь ни Адаму, ни Дарагану, когда они станут говорить, что валюта теперь ничего не будет стоить на земном шаре. Советский рубль — я тебе скажу по секрету — ни черта не будет стоить... Не беспокойся, там — (указывает вдаль) — народ остался. А если хоть два человека останутся, то доллары будут стоить до скончания живота. Видишь, какой старец напечатан на бумажке? Это вечный старец! С долларами, когда Дараган установит сообщение с остальным миром, ты на такой женщине женишься, что все рты расстегнут... Это тебе не Аня-покойница... А возле Евы тебе нет места, хромой черт! На свете существуют только две силы: доллары и литература!
Маркизов. Оттесняют меня отовсюду, калеку! Гением меня забиваешь! (Прячет доллары, играет на гармонике вальс. Потом бросает гармонику.) Читай дальше роман!
Пончик. То-то (Читает.) «...свежие щечки колхозниц. «Эх! Ваня! Ваня!..»
Ева (внезапно появившись). ...зазвенело на меже! Заколдованное место! Но неужели, друзья, вы можете читать в такой час? Как же у вас не замирает сердце?
Слышно, как взревел аэропланный мотор вдали на поляне.
Слышите?
Мотор умолкает. Ева подходит к радио, зажигает лампы, вертит кнопки, слушает.
Ничего! Ничего!
Маркизов. Ничего нет, я с утра дежурю! (Достает букет.) Вот я тебе цветов набрал, Ева.
Ева. Довольно, Маркизыч, у меня весь шатер полон букетами. Я не успеваю их ни поливать, ни выбрасывать.
Пончик. Сущая правда! И этот букет, во-первых, на конский хвост похож, а во-вторых, нечего травой загромождать шатер... (Берет букет из рук Маркизова и выбрасывает. Говорит тихо.) Это жульничество... Деньги взял? Аморальный субъект...
Ева. Что там такое?
Маркизов. Ничего, ничего, я молчу. Я человек купленный.
Ева. Ну вас к черту, ей-богу, обоих. Вы с вашими фокусами в последнее время мне так наскучили! Обед готов?
Маркизов. Сейчас суп посмотрю.
Пончик. Кок! Посмотри суп, все голодны!..
Ева. Если ты хочешь помочь человеку, который желает учиться, то не сбивай его. Повар — не кок, а кук.
Пончик. Разные бывают произношения.
Ева. Не ври.
Маркизов. Повар — кук? Запишу. (Записывает.) На каком языке?
Ева. По-английски.
Маркизов. Так. Сейчас. (Уходит.)
Пончик. Ева, мне нужно с тобой поговорить.
Ева. Мне не хотелось бы...
Пончик. Нет, ты выслушай!
Ева. Ну.
Пончик. Кто говорит с тобой в глуши лесов? Кто? До катастрофы я был не последним человеком в советской литературе. А теперь, если Москва погибла так же, как и северная столица, я единственный! Кто знает, может быть, судьба меня избрала для того, чтобы сохранить в памяти и записать для грядущих поколений историю гибели! Ты слушаешь?
Ева. Я слушаю с интересом. Я думала, что ты будешь объясняться в любви, а это — с интересом!
Пончик (тихо). Я знаю твою тайну.
Ева. Какую такую тайну?..
Пончик. Ты несчастлива с Адамом.
Ева. С какой стороны это тебя касается? А кроме того, откуда ты это знаешь?
Пончик. Я очень часто не сплю. И знаешь — почему? Я думаю. О ком — догадайся сама. Ну вот. Я слышал однажды ночью тихий женский плач. Кто может плакать здесь в проклятом лесу? Здесь нет никакой женщины, кроме тебя!..
Ева. К сожалению, к сожалению!
Пончик. О чем может плакать эта единственная, нежная женщина, о, моя Ева?!
Ева. Хочу видеть живой город! Где люди?
Пончик. Она страдает. Она не любит Адама! (Делает попытку обнять Еву.)
Ева (вяло). Пошел вон.
Пончик. Не понимаю тебя!..
Ева. Пошел вон.
Пончик. И что они там с этим аэропланом застряли? (Выходит.)
Ева (берет наушники, слушает). Нет, нет!..
Маркизов (входя). Сейчас будет готов. А где Пончик?
Ева. Я его выгнала.
Маркизов. Скажи, пожалуйста... У меня дельце есть. Серьезнейшая новость.
Ева. Я знаю все здешние новости.
Маркизов. Нет, не знаешь. Секрет. (Тихо.) Я тебе скажу, что я человек богатый.
Ева. Я понимаю, если б от жары вы с ума сходили, но ведь дождь был. А! От тебя водкой пахнет!
Маркизов. Какой там водкой? Валерианку я пил, потому что у меня боли возобновились. Слушай. Деньги будут стоить. Ты не верь ни Адаму, ни Дарагану. Пока два человека останутся на земле. И то торговать будут. Тут уж не поспоришь... Теория! Между тем я вычитал в одном произведении, неизвестном совершенно, что только два человека были на земле — Адам и Ева. И очень любили друг друга. Дальше что было — неясно, потому что книжка разодрана. Понимаешь?
Ева. Ничего не понимаю.
Маркизов. Погоди. Но эта теория не подходит. Потому что Адама своего ты не любишь. И тебе нужен другой Адам. Посторонний. Не ори на меня. Ты думаешь, я с гадостью? Нет. Я человек таинственный и крайне богатый. К ногам твоим кладу тысячу долларов. Спрячь.
Ева. Захар, где ты взял доллары?
Маркизов. Накопил за прежнюю мою жизнь.
Ева. Захар, где ты взял доллары? Ты спер доллары в Ленинграде. Берегись, чтобы Адам не узнал! Имей в виду, что ты мародер! Захар, ах, Захар!
Маркизов. Вот убейте, я не пер их.
Ева. А-а! Ну, тогда Пончик дал. Пончик?
Маркизов. Пончик-Непобеда.
Ева. За что? (Пауза.) Ну!..
Маркизов. Чтобы я от тебя отвалился.
Ева. А ты мне их принес. Трогательные комбинаторы. Ну, выслушай же: ты понимаешь, что вы женщину замучили? Я сплю, и каждую ночь я вижу один любимый сон: черный конь и непременно с черной гривой уносит меня из этих лесов! О, несчастная судьба! Почему спаслась только одна женщина? Почему бедная Аня не подвернулась под луч? А? Ты бы женился на ней и был счастлив!..
Маркизов всхлипывает неожиданно.
Ева. Чего ты? Чего? Маркизыч, перестань!
Маркизов. Аньку задушили!
Ева. Ну, забудь, забудь, Захар! Не смей напоминать мне, а то я тоже расплачусь, ну, что же это будет? Довольно! (Пауза.) Конь уносит меня, и я не одна...
Маркизов. А с кем же?
Ева. Нет, нет, я пошутила... Забудь. Во всяком случае, Маркизов, ты неплохой человек, и давай заключим договор — ты не будешь более меня преследовать? Неужели ты хочешь, чтобы я умерла в лесах?
Маркизов. О, нет, Ева, что ты, что ты!..
Ева. Да, кстати: Захар, зачем ты надеваешь ужаснейшее синее пенсне?
Маркизов. У меня зрение слабое, и я, кроме того, не хуже других ученых.
Ева. Все вранье насчет зрения. Пойми, что ты делаешься похож не на ученого, а на какого-то жулика. Даю добрый совет — выброси его.
Маркизов. Добрый?
Ева. Добрый.
Маркизов. На. (Подает пенсне.)
Ева (выбрасывает пенсне. Опять послышался мотор). Руки даже холодеют... Захар! На тебе цветок в память великого дня! Хочу людей! Итак, будем дружить?
Маркизов. Дружи! Дружи!
Ева. Труби, труби, Захар. Пора!
Маркизов (берет трубу). Идут! Идут!
Входят Дараган и Адам. Адам отпустил бороду, резко изменился, кажется старше всех. Закопчен, сосредоточен. А Дараган выбрит, сел лицо на веки обезображено. За ними входит Пончик и вносит миску с супом.
Ева. Ну, не томи! Говори! Готово?
Дараган. Да.
Ева (обняв его). Ох, страшно, Дараган! Александр Ипполитович! Где ты? Иди обедать!
Адам. Я полагаю, что по случаю высокого события всем можно выпить по рюмке водки, кроме Дарагана. Захар, как у нас запас спиртного?
Маркизов. Куда ж ему деваться? Минимум.
Ефросимов (за шатром). Захар Севастьянович! Что ты хочешь сказать — мало или много?
Маркизов. Это... много!
Ефросимов. Так тогда — максимум! (Выходит, вытирая руки полотенцем. Ефросимов в белой грязной рубашке. Брюки разорваны. Выбрит.)
Ева. Садитесь (Все садятся, пьют, едят.)
Пончик. Право, недурен суп. На второе что?
Маркизов. Птица.
Ефросимов. Что меня терзает? Позвольте... Да. Водка? Да: минимум и максимум! Вообще тут лучше, проще — много водки или мало водки. Проще надо. Но, во всяком случае, условимся навсегда: минимум малая величина, а максимум — самая большая величина!
Маркизов. Путаю я их, чертей! Учи меня, дружок, профессор. Дай я тебе еще супу налью! (Пауза.) Два брата: минимум — маленький, худенький, беспартийный, под судом находится, а максимум — толстяк с рыжей бородой — дивизией командует!
Адам. Поздравляю, товарищи: с Захаром неладно!
Ефросимов. Нет, нет! Это хороший способ запомнить что-нибудь.
Адам. Внимание! Полдень, полдень. Объявляю заседание колонии открытым. Пончик-Непобеда, записывай... Вопрос об отлете Дарагана для того, чтобы узнать, что происходит в мире. Какие еще вопросы?
Ева. Руки, руки!
Дараган. Товарищи, честное мое слово, я совершенно здоров.
Ева. Дараган, протяни руки!
Дараган. Товарищи! Вы же не врачи в конце концов! Ну, хорошо. (Протягивает руки, все смотрят.)
Ева. Нет, не дрожат... Александр, посмотри внимательно — не дрожат?
Ефросимов. Они не дрожат... Он может лететь!
Пончик. Ура! Ура!
Ева. Дараган летит! Дараган летит!
Адам. Итак, он летит. Как поступишь ты, Дараган, в случае если война продолжается?..
Дараган. Если война еще продолжается, то я вступлю в бой с неприятельскими силами в первой точке, где я их встречу.
Адам. Резонно! И возражений быть не может!
Дараган. А ты что ж, профессор, молчишь? А? Тебе не ясно, что СССР не может не победить? Ты знаешь по обрывкам радио, что война стала гражданской во всем мире, и все же тебе не ясно, на чьей стороне правда? Эх, профессор, ты вот молчишь, и на лице у тебя ничего не дрогнет, а я вот на расстоянии чувствую, что сидит чужой человек! Это как по-ученому — инстинкт? Ну, ладно... (Преображается. Надевает промасленный костюм, бинокль, маузер, пробует лампу на груди, тушит ее.) Профессор, ты пацифист! Эх, кабы я был образован так, как ты, чтобы понять, как с твоим острым умом, при огромном таланте, не чувствовать, где тебе надо быть... Впрочем, это лишнее сейчас. Вот и хочу в честь пацифизма сделать мирную демонстрацию. Покажу же тихо и скромно, что республика вооружена достаточно, столько, сколько требуется... Города же советские, между прочим, тоже трогать нельзя. Ну давай, профессор, аппарат.
Ефросимов. Пожалуйста. (Снимает, подает Дарагану изобретение.)
Дараган. И черные крестики из лаборатории.
Ефросимов. Ты не возьмешь бомб с газом, истребитель!
Дараган. Как же так — не возьму?
Ефросимов. Я уничтожил их. (Пауза.)
Адам. Этого не может быть!..
Дараган. Странно шутишь, профессор!
Ефросимов. Да нет, нет... Я разложил газ... Смотрите: пустые бонбоньерки... Я не шучу. (Бросает на стол блестящие шарики.)
Дараган. Что-о?! (Вынимает маузер.)
Пончик. Эй! Эй! Что? Что?..
Ева. Не смей!! Адам!
Дараган поднимает револьвер. Маркизов бьет костылем по револьверу и вцепляется в Дарагана.
Дараган (стреляет, и лампы в приемнике гаснут). Адам, ударь костылем хромого беса по голове! Захар! Убью!
Маркизов (пыхтя). Долго ли меня убить!
Пончик. Дараган! Ты в меня попадешь!
Ева (заслоняя Ефросимова). Убивай сразу двух! (Вынимает браунинг, кричит.) Поберегись, стрелять буду! (Пауза.)
Дараган. Что, что, что?
Адам. Тебе дали револьвер, чтобы защищаться в случае, если ты встретишь опасного зверя, а ты становишься на сторону преступника!..
Ева. Убийство в колонии! На помощь! На помощь!
Дараган (Маркизову). Пусти, черт! Пусти! (Вырвавшись из объятий Маркизова.) Нет, нет, это не убийство! Адам, пиши ему приговор к расстрелу. Между нами враг!
Ефросимов. При столкновении в безумии люди задушили друг друга, а этот человек, пылающий местью, хочет еще на одну единицу уменьшить население земли. Может быть, кто-нибудь объяснит ему, что это нелепо?
Дараган. Не прячь его, Ева! Он все равно не уйдет от наказания — минутою позже или раньше!
Ефросимов. Я не прячусь, но я хочу, чтобы меня судили прежде, чем убьют!
Дараган. Адам! Ты первый человек. Организуй суд над ним!
Адам. Да, да, я сейчас только осмыслил то, что он сделал... Он... Непобеда, Захар, за стол — судить изменника!
Пончик. Товарищи, погодите, мне что-то нехорошо!..
Маркизов в волнении выпивает рюмку водки.
Адам. Товарищи! Слушайте все! Гниющий мир, мир отвратительного угнетения напал на страну рабочих... Почему это случилось? Почему, ответьте мне! Ева, отойди от него, моя жена... Ах, жена, жена!
Ева. Я не отойду от Ефросимова, пока Дараган не спрячет револьвер.
Адам. Спрячь, Дараган, маузер пока, спрячь, друг мой!
Дараган прячет маузер.
Адам. Почему? Потому, что они знали, что страна трудящихся несет освобождение всему человечеству. Мы же начали воздвигать светлые здания, мы шли вверх! Вот... вот близко... вершина... И они увидели, что из этих зданий глянула их смерть. Тогда в один миг буквально был стерт с лица земли Ленинград! Да и, быть может, не он один!.. Два миллиона гниющих тел! И вот, когда Дараган, человек, отдавший все, что у него есть, на служение единственной правде, которая существует на свете, — нашей правде! — летит, чтобы биться с опасной гадиной, изменник, анархист, неграмотный политический мечтатель предательски уничтожает оружие защиты, которому нет цены! Да этому нет меры! Нет меры! Нет! Это высшая мера!
Дараган. Нет, нет, Адам! Он не анархист и не мечтатель! Он — враг-фашист. Ты думаешь, это лицо? Нет, посмотри внимательно: это картон. Я вижу отчетливо под маской фашистские знаки!
Ефросимов. Гнев темнит вам зрение. Я в равной мере равнодушен и к коммунизму и к фашизму. Кроме того, я спас вам жизнь при помощи того самого аппарата, который надет на вас.
Дараган. Ваш аппарат принадлежит СССР! И безразлично, кто спас меня! Я живой — и, стало быть, защищаю Союз!
Адам. Я — Адам, начинаю голосование. Кто за высшую меру наказания вредителю? (Поднимает руку.) Пончик, Маркизов, поднимайте руки!
Пончик. Товарищи! У меня сердечный припадок!
Ева. Адам! Прошу слова!
Адам. Лучше бы ты ничего не говорила! Ах, Ева! Я буду учить тебя!
Ева. Ты фантом.
Адам. Что такое? Что ты говоришь?
Ева. Привидение. Да и вы все также. Я вот сижу и вдруг начинаю понимать, что лес, и пение птиц, и радуга — это реально, а вы с вашими исступленными криками — нереально.
Адам. Что это за бред? Что несешь?
Ева. Нет, не бред. Это вы мне все снитесь! Чудеса какие-то и мистика. Ведь вы же никто, ни один человек, не должны были быть в живых. Но вот явился великий колдун, вызвал вас с того света, и вот теперь вы с воем бросаетесь его убить... (Пауза.)
Пончик. Это ужасно, товарищи! (Ефросимову.) Зачем вы уничтожили бонбоньерки?
Ева. Во всяком случае, я заявляю тебе, мой муж — первый человек Адам, и собранию, что Дараган — истребитель, решил под предлогом этих бомб убить Ефросимова с целью уничтожить соперника. Да. (Молчание.)
Адам. Да ты сошла с ума.
Ева. Нет, нет. Скажи-ка, истребитель, при всех, объяснялся ли ты мне в любви третьего дня?
Пончик встает потрясенный, а Маркизов выпивает рюмку водки.
Дараган. Я протестую! Это не имеет отношения к ефросимовскому делу!
Ева. Нет. Имеет. Ты что ж, боишься повторить при всех то, что говорил мне? Значит, говорил что-то нехорошее?
Дараган. Я ничего не боюсь!
Ева. Итак: не говорил ли ты мне у реки так: любишь ли ты Адама, Ева?
Молчание.
Адам (глухо). Что ты ему ответила?
Ева. Я ответила ему, что это мое дело. А далее кто шептал мне, что предлагает мне свое сердце на веки?
Адам. Что ты ему ответила?
Ева. Я не люблю тебя. А кто, хватая меня за кисть руки и выворачивая ее, спрашивал меня, не люблю ли я Ефросимова? Кто прошептал: «Ох, этот Ефросимов!» Вот почему он стрелял в него! Искренно, искренно говорю при всех вас — (указывая на Ефросимова) — прелестный он. Он — тихий. Всем я почему-то пришиваю пуговицы, а у него сваливаются штаны! И вообще меня замучили! Перестреляйте все друг друга. Самое лучшее, — а вечером сегодня застрелюсь я. Ты, Адам, утром вчера спрашивал, не нравится ли мне Дараган, а ночью я хотела спать, а ты истязал меня вопросами, что я чувствую к Ефросимову... Сегодня ж днем этот черт Пончик-Непобеда...
Адам. Что сделал Пончик-Непобеда сегодня?
Ева. Он читал мне свой трижды проклятый роман, это — «зазвенело на меже». Я не понимаю: «Землистые лица бороздили землю». Мордой они, что ли, пахали? Я страдаю от этого романа! Замучили в лесу!
Пауза большая.
Ефросимов. Сейчас на океанах солнце, и возможно, что кое-где брюхом кверху плавают дредноуты. Но нигде не идет война. Это чувствуется по пению птиц. И более отравлять никого не нужно.
Маркизов. Петух со сломанной ногой — петух необыкновенного ума — не проявлял беспокойства и не смотрел в небо. Теория в том, что война кончилась.
Дараган. Кто поверил этой женщине, что я по личному поводу хотел убить Ефросимова?
Пауза.
Ефросимов. Никто.
Пауза.
Дараган. Аппарат, спасающий от газа, пять зажигательных бомб, пулемет — ну, и на том спасибо. Профессор! Когда восстановится жизнь в Союзе, ты получишь награду за это изобретение. (Указывает на аппарат.) О, какая голова! После этого ты пойдешь под суд за уничтожение бомб, и суд тебя расстреляет. Мы свидимся с тобой. Нас рассудят. (Смотрит на часы.) Час.
Адам. У кого есть текущие дела? Скорее. Коротко. Ему пора.
Маркизов. У меня есть заявление. (Вынимает бумагу, читает.) Прошу о переименовании моего имени Захар в Генрих.
Молчание.
Адам. Основание?
Маркизов. Не желаю жить в новом мире с неприличным названием — Захар.
Адам (в недоумении). Нет возражений? Переименовать.
Маркизов. Напиши здесь резолюцию.
Адам пишет. Маркизов прячет бумагу.
Дараган. Товарищи, до свидания. Через три часа я буду в Москве.
Ева. Мне страшно!
Дараган. Адам! (Пауза.) Если я буду жив, я ее более преследовать не стану. Я ее любил, она сказала правду. Но более не буду. А раз я обещал, я сделаю. Забудешь?
Адам. Ты обещал — ты сделаешь. Забуду. (Обнимает Дарагана.)
Дараган (смотрит на приемник). По радио, стало быть, известий не получите.
Пончик. Вот она стрельба!..
Дараган. Ждите меня или известий от меня каждые сутки, самое позднее через 20 дней, первого августа. Но все дни на аэродроме зажигайте костер с высоким дымом, а 1-го ну, скажем, еще 2, 3 августа ночью громадные костры. Но если 3 августа меня не будет, никто пусть более ни меня, ни известий от меня не ждет! Слушай пулеметную очередь, слушай трубу, смотри поворот Иммельмана!
Выбегает. За ним Адам и Пончик-Непобеда.
Ефросимов. Ева! Ева!
Ева. Саша!
Ефросимов. Уйду от них сегодня же!..
Ева. Повтори. Ты уйдешь? Ничего не боишься здесь забыть? Нет, ты не уйдешь. Или уходи к черту! (Выходит. Выходит и Ефросимов.)
Маркизов (один). Вот оно что. (Пауза.) Снабдил черт валютой. (Пауза.) Генрих Маркизов. Звучит.
Загудел мотор на земле. Послышался трубный сигнал.
Полетел! Полетел! (Смотрит.) А, пошел! (Застучал пулемет вверху.) Так его, давай Москву, давай... (Схватывает гармонику.) Что делаешь? На хвосте танцует, на хвост не вались, ссыпешься, чемпион! Поворот Иммельмана! Нет, ровно пошел! (Зашипела и ударила одна ракета с аэродрома, потом другая.) Пошел, пошел, пошел. (Играет на гармонике марш.) Эх, Ваня, Ваня! — зазвенело на меже!..
Занавес
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |