Для нас, киевлян, все это было особенно дорого. До Булгакова русская литература как-то обходила Киев — разве что Куприн, да и то очень уж довоенный. А тут все близко, рядом — знакомые улицы, перекрестки. Святой Владимир на Владимирской горке с сияющим, белым крестом в руках (увы, этого сияния я уже не помню), который был «виден далеко, и часто летом, в черной мгле, в путаных заводях и изгибах старика-реки, из ивняка, лодки видели его и находили по его свету водяной путь на Город, к его пристаням».
Не знаю, как для кого, но для меня очень важна всегда «география» самого произведения.
В.П. Некрасов с. 44 (47)
* * *
А Турбины? Где они жили? До этого года (точнее, до апреля этого года, когда я вторично через тридцать лет прочел «Белую гвардию»), я помнил только, что жили они на Алексеевском спуске. В Киеве такой улицы нет, есть Андреевский спуск. По каким-то ведомым только одному Булгакову причинам он, автор, сохранив действительные названия всех киевских улиц (Крещатик, Владимирская, Царский сад, Владимирская горка), две из них, наиболее тесно «привязанных» к самим Турбиным, — переименовал. Андреевский спуск на Алексеевский, а Мало-Подвальную (там, где Юлия спасает раненого Алексея) на Мало-Провальную. Зачем это сделано — остается тайной, но так или иначе нетрудно было догадаться, что жили Турбины на Андреевском спуске. Помнил я и то, что жили они в двухэтажном доме под горой, на втором этаже, а на первом жил домовладелец Василиса. Вот и все, что я помнил.
В.П. Некрасов с. 48—51 (47)
* * *
Где же на этом самом Андреевском спуске жили Турбины? Не знаю точно почему, но я убедил себя, а потом стал убеждать и друзей, которых водил на ту самую горку, что жили они в маленьком домике, прилепившемся к Замку Ричарда. У него веранда, симпатичная калитка в глухом заборе; садик, перед входом один из этих кривулек-кленов. Ну, конечно же, они могли жить только тут. И жили: «Я вам это точно говорю...»
Но оказалось, что я жестоко ошибался.
В.П. Некрасов с. 56—59 (47)
* * *
Где же жили Турбины?
Оказывается, автор не делает из этого никакого секрета. Буквально на второй странице романа указан точный адрес: Алексеевский (читай Андреевский) спуск, № 13...
...Итак, Андреевский спуск, № 13...
Самое забавное — оказывается, у меня есть даже снимок этого дома, хотя, снимал его, я и понятия не имел о его значении и месте в русской литературе. Просто понравился этот уголок Киева (в свое время я увлекался фотографией, пейзажами Киева в частности), и точка, которую я нашел, взобравшись на одну из многочисленных киевских гор, была очень эффектна. Андреевская церковь, Замок Ричарда, горка, сады, вдали Днепр, а внизу — крутая излучина Андреевского спуска и прямо посередине под горкой дом Турбиных. Кстати, и с этой самой горки, вернее горы, той самой, о которой я уже говорил, дворик дома виден очень хорошо. Самый уютный и привлекательный, с голубятней, с верандочкой — я его сотни раз показывал друзьям, хвастаясь киевскими красотами.
Я, конечно, побывал в нем, в этом домике. Даже дважды. Первый раз мимолетом, несколько минут, в основном чтоб уточнить, действительно ли это он или нет, второй раз подольше.
В.П. Некрасов с. 62—66 (47)
* * *
Ничто с тех пор не изменилось. И дом, и дворик, и сарайчики, и веранда, и лестница под верандой, ведущая в квартиру Василисы (Вас. Лис.) — Василия Ивановича Лисовича — на улицу первый этаж, во двор — подвал. Вот только сад исчез — одни сарайчики...
...Войдя во двор, я робко позвонил в левую из двух ведущих на веранду дверей и у открывшей ее немолодой дамы-блондинки спросил, не жили ли здесь когда-нибудь люди по фамилии Турбины. Или Булгаковы.
Дама несколько удивленно посмотрела на меня и сказала, что да, жили, очень давно, вот именно здесь, а почему меня это интересует? Я сказал, что Булгаков — знаменитый русский писатель, и что все, связанное с ним...
На лице дамы выразилось еще большее изумление. — Как? Мишка Булгаков — знаменитый писатель? Этот бездарный венеролог — знаменитый русский писатель?
Тогда я обомлел, впоследствии же понял, что даму поразило не то, что бездарный венеролог стал писателем (это она знала), а то, что стал знаменитым...
...Бывшая столовая, судя по лепным тягам на потолке, была когда-то очень большой и, очевидно, уютной, сейчас же она превратилась в прихожую и одновременно кухню: справа у стенки красовалась газовая плита.
Обстановка в гостиной оказалась отнюдь не турбинской. И не булгаковской. На трех окнах, выходящих на улицу, на противоположную горку с начавшей уже зеленеть травой, — раздвижные в пол-окна занавесочки, на подоконнике цветы — лиловый сон в вазочках. Все остальное — как у всех теперь...
...Мы сели. Хозяйка полюбопытствовала, что нас интересует. Мы сказали, что все, касающееся жизни Михаила Афанасьевича Булгакова в той квартире.
В.П. Некрасов с. 69—77 (47)
* * *
Вот в этой самой комнате, где мы сейчас сидим, с тремя окнами на улицу, с таким же точно видом на противоположную горку, которая с тех пор ничуть не изменилась (исчезли только акации, темнившие гостиную), в этой самой тогда гостиной жил себе и расхаживал быстрым шагом высокий голубоглазый человек, откидывавший назад волосы, ироничный и язвительный, уехавший потом в Москву и никогда больше сюда не возвращавшийся... В этой самой гостиной, тогда розоватой, с кремовыми занавесками, много-много лет назад в студеную декабрьскую ночь три офицера, один юнкер и нелепый, брошенный женой молодой человек из Житомира играли в винт, а в соседней комнате бредил тифозный, а внизу, на первом этаже, в это самое время петлюровцы чистили домовладельца, и потом он, бедняжка, прибежал сюда и упал в обморок, и его окатывали холодной водой...
В этой самой комнате, в этой квартире пахло когда-то на рождество хвоей, потрескивали парафиновые свечи, на белой крахмальной скатерти в вазе в виде колонны стояли гортензии и мрачные знойные розы, часы с бронзовыми пастушками каждые три часа играли гавот, и в столовой откликались им черные стенные, и на рояле лежали раскрытые ноты «Фауста», и пили здесь вино и водку, и пели эпиталаму богу Гименею и кое-что другое, приводившее в ужас похожего на Тараса Бульбу домовладельца и его жену: «Что ж это такое? Три часа ночи! Я жаловаться наконец буду!»
И вот всего этого нету. Нет больше «книжной», нет сокола на белой рукавице Алексея Михайловича, нет Людовика XIV в райских кущах на берегу шелкового озера, нет бронзовых ламп под зеленым абажуром, и холодные, старательно вымытые (начал еще Николка) саардамские изразцы тоскливо смотрят на голубые огоньки и кастрюли газовой плиты. И нижний этаж переселился в верхний, и Василиса, по-видимому, умер (мы почему-то, растерявшись, ничего о нем не спросили), а в угловой Николкиной комнате (двадцать шесть метров, как сообщила нам хозяйка) живет златокудрая Василисина внучка... А Николка?
В.П. Некрасов с. 95—100 (47)
* * *
Моя тема — география. Я горжусь (и удивляюсь только, что до меня никто этого не сделал) своим открытием «дома Турбиных» и приглашаю всех, кто посетит Киев, спуститься вниз по крутому Андреевскому спуску до дома № 13, заглянуть во дворик (слева, под верандой, прошу обратить внимание на лестницу, это именно там у бедного Василисы по животу прошел холодок при виде прекрасной молочницы Явдохи), а затем подняться назад, через «рыцарский» дворик Замка Ричарда Львиное Сердце пробраться на горку, усесться на краю ее обрыва, закурить, если куришь, и полюбоваться Городом, который так любил Булгаков, хотя никогда больше в него не возвращался.
В.П. Некрасов с. 127—128 (47)
* * *
В конце 60-х годов по «некрасовской» тропинке пришел к этому дому и я. Правда, как водилось в то время, парадная дверь с лестницей, ведущей на второй этаж, была заколочена. Но на стене дома слева от двери можно было разглядеть нацарапанную гвоздем по штукатурке надпись крупными буквами: «Дом Булгаковых». На стене и на тротуаре — следы подтеков желтой краски — кто-то пытался замазать эти «выгравированные» слова. Однако краска не помогала и буквы просвечивали сквозь свежую желтизну. Надо заметить, что и после проведения реставрационных работ, хотя строители тщательно перекрасили фасад, даже сегодня проступают эти тринадцать знаков (если считать точку).
Много раз я заходил в небольшой зеленый двор, прежде чем решился постучать в заветную дверь, которая вела из «маленького, покатого, уютного дворика» в дом через деревянный мостик над «мрачным подземельем».
А.П. Кончаковский с. 9 (56)
* * *
Оказалось, что известный киевский архитектор Н.Н. Горденин для жены купца 2-й гильдии В.А. Литошенко начал строить в 1888 году спроектированный им же двухэтажный каменный дом на неудобном месте, под горой, по Андреевскому спуску, 20 (по нумерации того времени). И в следующем году постройка была завершена. В.А. Литошенко заняла весь первый этаж, квартиру № 1, а квартиру № 2 — на втором этаже — сдавала.
После ряда перепродаж этот дом в 1909 году приобрел гражданский архитектор-инженер В.П. Листовничий. Он занял квартиру № 1, не потревожив Булгаковых, занимавших квартиру № 2, на втором этаже, уже в течение трех лет.
А.П. Кончаковский с. 16 (56)
* * *
В ходе реставрационных работ необходимо было полностью восстановить первоначальную планировку мемориальной квартиры второго этажа, сохранить стены всего здания. Непременным условием было сохранение главного уличного фасада, первоначальных щитовых паркетных полов, кафельных печей, дверей, ступеней парадной лестницы. Главное внимание, естественно, было уделено мемориальной квартире № 2. Четыре комнаты ее с балконом над входной дверью с улицы выходили на Андреевский спуск.
Без особого труда удалось найти все двери по анфиладной линии, сохранить белые кафельные печные изразцы. Оказалось, что при постройке дома для печей был применен кафель фабрики М.Л. Гуревича из города Копыс и отмечен клеймами фабрики с обозначением «формат Берлин и «формат Рига»
При обмере здания обнаружилось, что угол стены, примыкающей к щели между 11 и 13 номерами домов и фасадом, составляет 72 градуса. Это как раз одна пятая часть окружности — угол пятиконечной «Марсовой звезды».
Исследуя маршруты передвижений по квартире героев романа «Белая гвардия», можно было получить точные координаты почти всех помещений в доме. В надежде найти следы «давно минувших дней», были тщательно обследованы каждый метр стены, каждый дверной и оконный проем.
И поиски увенчались успехом. Например, на «половине Тальбергов» на стене в правом углу примерно на уровне протянутой руки был обнаружен небольшой заштукатуренный крюк, на котором вполне могла быть укреплена икона. Как не вспомнить о том, что в романе «Белая гвардия» Елена стоит на коленях перед иконой Богоматери и молит ее о чуде!
А.П. Кончаковский с. 16—17 (56)
* * *
Удивительным образом в гостиную возвратилось булгаковское трюмо. Оно было обнаружено на загородной даче. Когда-то хозяин его жил в доме № 13 в коммунальной квартире и пользовался мебелью, оставленной прежними жильцами. Прекрасно сохранилось само зеркало, а вот дерево очень пострадало. В Музее истории Киева была проведена реставрация, позволившая вещи вернуться на место в гостиную.
А.П. Кончаковский с. 19 (56)
* * *
Узнав о том, что в Киеве создается музей М.А. Булгакова, родные и близкие писателя решили передать для экспозиции и фондов семейные реликвии — все, что так или иначе было связано с именем Мастера. Они охотно поделились воспоминаниями о писателе и сохранившимися семейными преданиями. Мы искренне благодарны племянницам писателя — Елене Андреевне Земской, его крестнице; Ирине Леонидовне Карум, гулявшей в 1923 году с дядей Мишей по Крещатику; Варваре Михайловне Светлаевой. А Ирина Александровна Гусева и Оксана Николаевна Жежель дороги нам не меньше, хотя они двоюродные племянницы.
Мы всегда будем помнить Т.Н. Кисельгоф, Л.Е. Белозерскую-Булгакову, Н.А. Ушакову, М.А. Чимишкян, Т.А. Луговскую, Е.П. Кудрявцеву, которые в разное время передали для музея хранившиеся у них реликвии, связанные с именем М.А. Булгакова.
Благодаря этим замечательным женщинам экспозиция включает подлинные вещи, книги, автографы, оригинальные фотографии писателя и его близких.
И вот 15 мая 1991 года, в день столетнего юбилея Михаила Афанасьевича Булгакова, Дом Турбиных распахнул двери для друзей и почитателей таланта великого писателя. Навсегда останется в памяти то особенное душевное волнение, охватившее всех, кто впервые вступил в дом сразу вслед за раскатами весеннего грома в ясном безоблачном небе.
Первые посетители увидели совершенно пустые комнаты — главный экспонат, № 1 — «Дом Булгаковых-Турбиных». Ему было возвращено подлинное объемно-пространственное и планировочное решение. И каждому, кто поднимался на второй этаж, его собственное воображение рисовало обстановку и «узнаваемые» семь комнат, где развивались события романа «Белая гвардия» и пьесы «Дни Турбиных».
А.П. Кончаковский с. 19—20 (56)
* * *
Музей Булгакова выстрадан киевлянами и поэтому ими заслужен. Но, как и у самого Булгакова, в его музее все начиналось «не так, как у других». Дело в том что, к моменту официального рождения музея на правах отдела Музея истории Киева, передо мной — автором научно-художественной композиции — предстала жестокая, но ясная картина отсутствия коллекции, которая обычно дает право на создание, а затем и существование нового музея. Что делать в таком случае? Ответ прост: обратиться к самому Булгакову. «Чтобы знали», — завещал он Елене Сергеевне. Только ли ей, — подумали мы, — и только ли о «Мастере и Маргарите» он просил? Мы посмели предположить, что эти слова относятся ко всему Булгакову, чтобы знали всю правду о нем, т. е. чтобы знали истину. Истина же, по прямому слову Мастера, открылась автору «Черного снега» в романе, а затем и в пьесе о Киеве периода Гражданской войны, о Семье, о Доме, о Людях, коим не дозволено убивать, а дано любить...
...о Семье, о Доме, о Людях... Нет уже семьи и людей. Но дом есть! Стоит киевский долгожитель с 1888 г. Дом — это и есть то главное, в нашем бесколлекционном случае чуть ли не единственное, что нам нужно. Ибо, как описанный роман и пьеса родились «из снов», так и наш музей родился из материи эфемерной, «соткавшись» из «жирного воздуха» любимого автором города и дыхания его «народонаселения».
К.Н. Питоева с. 127—128 (8)
* * *
Началась работа. К этому времени была уже создана научная концепция экспозиции, а значит, мы знали:
— что в верхнем этаже одновременно будут жить две семьи (Булгаковы и Турбины), и что это «уплотнение» не потеснит многодетную булгаковскую семью, т. к. герои литературные будут являться только их создателю (и нам, конечно!);
— что те редкие булгаковские мемории, которыми музей тогда обладал, займут «свои» места в доме, а мир литературы, мир вымысла оденется белым, морозным флером сна, воспоминаний, ностальгии;
— что этот, пока еще огромный по размерам пласт будет лишь фоном, который подчеркнет, укрупнит, отстранит натуральный предмет;
— что использовать будем только булгаковские оригиналы (а не музейную типологию), отчего «диалог» с литературными (турбинскими) предметами станет особенно острым, театрально-игровым;
— что удачно найденная подсветка и подцветка создадут нужное настроение для погружения в воображение, затронет механизм памяти, собственных ассоциаций каждого;
Мы особенно остро чувствовали удивительную притягательность белого цвета, выстраивая главный фокус собирания коллекции именно на нем. Многое мы знали к этому времени. Но все (или почти все) эти знания были еще плоскостными. Пора было выходить в пространство. И мы с художником Альбертом Михайловичем Крыжопольским бродили по пустым комнатам, выверяя, соразмеряя, мысленно помещая уникальный предмет в единственно правильно найденное для него место в магическом пространстве жизненных и литературных комнат.
К.Н. Питоева с. 128—129 (8)
* * *
Цвет, свет, запахи и звуки становятся действующими лицами экспозиции. Скрипят старинные половицы, полосы теплого света просвечиваются из дверей, играют пятнами блики огня из печи, капор «розовит» комнату Елены, в воздухе запах французских духов, шоколада, ладана, под лестницей — папирос.
Каждый год 22 декабря у темного лика домашней булгаковской иконы Казанской Божьей матери мы зажигаем лампаду, читается «Молитва Елены» и «смуглая дева», как и в романе, вслушивается в проникновенные слова. Тогда и нам кажется, что «темное лицо, врезанное в венец, явно оживало». Этот день один из самых композиционно-важных в музейном цикле «47 дней с Турбиными», ибо в романе в этот день свершилось главное христианское чудо — чудо воскресения. И уж коль удалось вернуть в музей «родную» икону (а у нас есть основания предполагать, что именно эта икона описана Булгаковым) — сам дом со внесением святыни стал чудотворным и «богоспасаемым», как назвал его Мышлаевский.
Булгаковский миф о доме-спасителе, выделенный нами, акцентированный в общем булгаковском мифе, как и положено, живет во времени. Среди всех экспонатов, которые как магнитом притянуло в дом на оставленные для них места, и лампа, и скатерть с семейной монограммой, и ноты с автографами членов семьи и самого Михаила, и медицинский инструментарий, мебель, книги, автографы. Но именно икона олицетворяет и благословляет бессмертие вещей и их возврат в родное гнездо. Это становится некой символической акцией, несущей надежду. Вера, Надежда и Любовь — извечные символы этого дома...
К.Н. Питоева с. 131 (8)
* * *
Понимая по-своему булгаковскую театральность, мы создавали некий музейный спектакль, используя не принятые в музее приемы, пользуясь не только булгаковскими текстами, но и подтекстами его творчества, жизни и мифа.
Этот наш музейный текст включал, естественно, и своеобычный юмор Булгакова, и его мистику, «выросшую из быта», и его тайну, загадочность, а с ними и притягательность его личности. Для этого нужно было поселить в доме неконкретность, недосказанность, разряженность атмосферы, хотелось создать ощущение предрассветного сна, тумана, создать эффект ожидания: вот-вот всплывет со дна сказочный и мистический Китеж. Так бывает лишь в детстве, когда снег «крупный и ласковый», когда сны сладостны и не хочется просыпаться. Только в таком состоянии можно надеяться, что «вся жизнь пройдет в белом цвете»...
К.Н. Питоева с. 132 (8)
* * *
Лицо музея — экспозиция. Те, кто ее создавал, те, кто выходят каждый день в ее пространство, должны быть на неё похожи, должны нести её людям как произведение искусства. Это нелегко: ведь у каждого свой Булгаков, свои пристрастия, вкусы, понятия. Для того, чтобы коллектив стал творческой единицей, есть, как мне кажется, один способ — стать семьей. Отсюда и концепция жизни музея, как дома, отсюда — МУЗЕЙДОМ. Все мы любим и знаем Булгакова, любим и служим его и нашему Дому. Он не выбирал нас. Это мы выбрали его, и каждый раз гадаем: нравится ли ему то, что мы делаем. Потомки Булгакова, его племянницы и их семьи, приняли нас. Они приезжают в Дом с детьми и внуками, с учениками, сослуживцами, друзьями. Мы любим всех наших гостей, мы рады общаться со всеми, хотя порой не хватает сил для другого, для научной работы, например. Но — так живет наша музейная семья. Это наши праздники-будни. Правильно ли это? Не знаю. Когда задумывался музей и все мы были еще чужие и такие разные, казалось, что это единственная возможная форма существования. Сейчас, когда материалы, сведения, люди потекли рекой, много и непредвиденных забот. Идет постоянная замена «турбинских» предметов на булгаковские, мемориальные. Меняется равновесие, точка опоры, нарушается «диалог» предметов, а значит и сюжеты рассказов, их композиция, акцентировка. Это очень тонкая работа — выстроить в законченной экспозиции новые связи. Но этим достигается ее живость, «живучесть». Концепция экспозиции очень жесткая. Наш рассказ порой более подвижен, чем хотелось бы. Когда музей рождался, сверхзадачей был рассказ о человеческой норме, о семье, доме. Сейчас — иное. Наши гости, привыкшие следить в экспозиции за каждым новым предметом, все активнее желают, чтобы мы рассказали о «Мастере и Маргарите», например. Так на материале коллекции В.И. Экземплярского возникла выставка «Что есть истина?», к детскому Рождеству уже прибавилась Пасха для взрослых, и день рождения Булгакова, и день Михаила, и зимний цикл «47 дней с Турбиными»...
Теперь музей имеет не только Дом, но и коллекцию, отвоеванные у пространства выставочные залы, профессиональный коллектив единомышленников. А белое поле экспозиции продолжает притягивать предметы, идеи, людей, заставляя их не только мыслить, но и чувствовать, сопереживать. Каким станет музей в следующем десятилетии? Сама жизнь срежиссирует, а мы будем жить дальше. «Будем жить!?»
К.Н. Питоева с. 133—134 (8)
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |