Дорогие и любимые оккупанты

Ще щебече у садочку соловій
Пісню любую весноньці молодій,
Ще щебече, як віддавна щебетав,
Своїм співом весну красную вітав.

Иван Франко

«Обыватель ждет немца как избавителя!»¹ — записал Вернадский в своем дневнике 3 ноября 1917 года. Еще три с половиной года назад народ приветствовал войну с Германией. Теперь обыватели с надеждой покупали газеты у мальчишки-торговца, прислушивались к разговорам на базаре — вдруг появится долгожданная весть. Весть об оккупации. Немцев ждали в Петрограде, ждали в Киеве, ждали в Полтаве. Когда брат жены академика Вернадского Георгий Старицкий заметил в разговоре, что «уж лучше большевики, чем немцы», ему ответили: вы, должно быть, «один в Полтаве так думаете»². Вот придут немцы и наведут порядок. И немцы пришли.

Трудно поверить, но германское наступление было в значительной степени «военной импровизацией». Цели и задачи менялись и уточнялись по ходу действия. Официально немцы шли помогать новой «дружественной стране», откликнувшись на ее просьбу о помощи. Кайзер Вильгельм не тратил времени и сил на украинские дела, роль германского МИДа также была второстепенной. Решения принимал Генерал-квартирмейстер германского генштаба Эрих Людендорф, и он же руководил германскими войсками на Западном фронте. Оккупация Украины была для него делом второстепенным.

На Киев (направление главного удара) наступали войска Александра фон Линзингена, «старого знакомого» русской армии. Позднее его сменит фельдмаршал фон Эйхгорн. 19 февраля немцы начали свой новый поход на Восток. 24 февраля они уже были в Житомире, а 2 марта вошли в оставленный большевиками Киев. Жители не заколачивали окна и двери досками, не прятались по домам. Напротив, «весь город высыпал на улицу». Владимир Мустафин вспоминал, что по Крещатику и Фундуклеевской было трудно пройти из-за густой толпы нарядно одетых людей. Киевляне собрались, как на большой праздник. Наконец послышались крики: «Идут! Идут! Немцы идут!» На Фундуклеевскую вступила кавалерийская колонна: «Стройными рядами справа по три на хорошо вычищенных, сытых, откормленных, с лоснящейся шерстью конях едут в глубоком молчании уланы, за ними колонны самокатчиков, а дальше бесконечные ряды пехоты в стальных шлемах, прерываемые грохочущими по мостовой батареями. Извиваясь, как удав, блестя металлическими шлемами, штыками течет могучий людской поток, грозно молчаливый»³.

Но генерала Мустафина мучили сомнения: как же так, нашим спасителем стал наш злейший враг?! Мы встречаем тех самых немцев, с которыми воевали почти четыре года, которых уже привыкли ненавидеть как жестоких, безжалостных и вероломных врагов. И эти враги стали нашими освободителями?

Недоумевал первое время и украинский полковник Всеволод Петров, увидев в штабном вагоне рядом с генералами Натиевым и Присовским трех германских офицеров.

«— А это что такое? С ними тоже будем биться или что?

— Да нет, — ответил командир отряда (генерал Присовский. — С.Б.), — они теперь наши союзники...»⁴

Впрочем, обыватели были вполне довольны. Академик Вернадский оставил в своем дневнике рассказ о вступлении немцев в Полтаву: «Немцы и гайдамаки здесь, возвращавшиеся с базара или туда шедшие сообщали с радостью⁵. Обыватель и город приняли пришествие немцев с облегчением и ожидают, очевидно, от них порядка, спокойствия»⁶.

На юге должны были наступать австрийцы, но им также помогали германские войска, которыми командовал знаменитый фон Макензен⁷. Австрийцам даже в такой войне было трудно обойтись без помощи союзников. Красные потрепали австрияков под Бирзулой (на одесском направлении) — все-таки Муравьев оставил под Одессой сравнительно боеспособные войска. «Немцев было много, и они побили нас. Но дрались мы хорошо...»⁸ — вспоминал участник тех боев, командир китайского батальона Иона Якир.

После Брестского мира большевистская Россия формально не могла вести военные действия против немцев. Но созданные большевиками Одесская советская республика, Украинская Народная Республика Советов, Таврическая и Донецко-Криворожская республики Брестского мира не подписывали, а потому воевать могли⁹. Однако военный потенциал этих эфемерных республик был несопоставим с германским; в лучшем случае их войска могли оказать достойное сопротивление (и такое случалось не раз), в худшем — просто бежать или дезертировать. К тому же и отношения между республиками были натянутыми¹⁰. Ленину пришлось насильно загонять большевиков Донбасса, Харькова и Екатеринославщины под власть советской Украины. На собранный спешно II Всеукраинский съезд Советов от ЦК РКП(б) был делегирован Серго Орджоникидзе. Ленин инструктировал его: «Что касается Донецкой республики, передайте товарищам Васильченко, Жакову и другим, что, как бы они ни ухитрялись выделить из Украины свою область, она, судя по географии Винниченко, все равно будет включена в Украину и немцы будут ее завоевывать. Ввиду этого совершенно нелепо со стороны Донецкой республики отказываться от единого с остальной Украиной фронта обороны. Межлаук был в Питере, и он согласился признать Донецкий бассейн автономной частью Украины; Артём также согласен с этим; поэтому упорство нескольких товарищей из Донецкого бассейна походит на ничем не объяснимый и вредный каприз, совершенно недопустимый в нашей партийной среде. Втолкуйте все это, тов. Серго, крымско-донецким товарищам и добейтесь создания единого фронта обороны»¹¹.

Но «единый фронт» под командованием Антонова-Овсеенко был довольно странным объединением самых разношерстных сил: червонных казаков Примакова, партизанских отрядов с Донбасса, бойцов Чехословацкого корпуса, китайских батальонов и отрядов, набранных из пленных венгров. Далеко не все красные командиры умели пользоваться компасом и картой: на карте они тщетно искали Харьков, не зная, на севере он расположен или на юге¹². Войска были слабо дисциплинированны и «туго» поддавались единому командованию¹³. Боевой дух совсем пал. Неисполнение приказа было делом обычным. Даже Василий Киквидзе, один из лучших тогда красных полевых командиров, оставил фронт вместе со своим Социалистическим отрядом¹⁴. Чехословаки отказывались воевать против войск Центральной рады, а против немцев сражались до поры до времени. Остановив наступление германцев под Бахмачем, чехословаки погрузились в эшелоны и уехали с фронта¹⁵.

У только что созданной Красной армии шансов на успех в столкновении с немцами не было. Макс Гофман не был далек от истины, когда писал, что власть большевиков тогда «опиралась всего лишь на несколько латышских батальонов и вооруженных китайских кули, которых они употребляли <...> главным образом в качестве палачей»¹⁶. В мае 1918-го начнется восстание Чехословацкого корпуса, которое поставит под угрозу само существование большевистского государства. А ведь этот корпус насчитывал всего 45 000 бойцов, разбросанных на огромном пространстве от Пензы до Владивостока.

На Украине и на Дону у большевиков было около 15 000, но эти силы были опять-таки распылены. Самая значительная «группировка» («антиолигархическая» армия Муравьева — около 5000 бойцов) защищала Одессу, около 3000 бойцов воевали на Киевском направлении, еще около 3000 (небольшие отряды красногвардейцев) были разбросаны по всей Украине; наконец, 4000 бойцов сражались на Дону («колонны» Сиверса и Саблина). Против них немцы и австрийцы бросили 30 пехотных дивизий, 4 кавалерийские дивизии и одну кавалерийскую бригаду, всего от 200 000 до 220 000 штыков и сабель¹⁷.

Австрийцы, оккупировав Подолье, Одессу, Херсонщину и Екатеринославщину, остановились. Немцам же мало было только Волыни, Среднего Поднепровья и Киева. Они пошли вглубь Левобережья, заняв обширную территорию до самого Харькова. Но раз уж взяли промышленный Харьков, то жалко было отказаться и от соседнего Донбасса. Заняв Донбасс, как не прибрать к рукам стратегически важные порты Приазовья — Мариуполь и даже Таганрог? Не ограничившись Украиной, немцы заняли часть Области войска Донского, вступили в Ростов. Наконец, захватили и весь Крым.

Такова уж природа человека: он стесняется своих корыстных, прагматических мотивов и прикрывает или дополняет их мотивами благородными, мессианскими. Немцы пришли не только за хлебом и мясом — они считали себя спасителями России и Украины, защитниками мирных жителей. Макс Гофман, по его словам, был искренне возмущен «неистовством большевиков»: «По-моему, порядочный человек не мог спокойно и безучастно наблюдать, как избивают целый народ»¹⁸, — писал он.

Украинцы вошли в Киев на день раньше немцев. Колонну возглавляли Симон Петлюра и Евген Коновалец. В Софийском соборе шел торжественный молебен. Звонили в колокола. Киевские украинцы встречали своих овацией, дамы осыпали цветами украинских «вояков», целые корзины ставили на лафеты. «И где только столько цветов взяли»¹⁹, — удивлялся Дмитрий Дорошенко. Зато русские «косо смотрели на украинский праздник». Не видно было на улицах и евреев. Интересно, что немцам русские были рады, а украинцам — нет.

Примечания

1. Вернадский В.И. Дневники 1917—1921. С. 29.

2. Там же. С. 54.

3. Гетман П.П. Скоропадский. Украина на переломе. 1918 год. С. 445—446.

4. Петрів В.М. Спомини з часів української революції (1917—1921).

5. Выделено разрядкой у Вернадского.

6. Вернадский В.И. Дневники 1917—1921. С. 64.

7. Австрийцы пытались проводить собственную политику на Украине. Так, они начали свое наступление на несколько дней позже немцев. Австрийское командование боялось обострения отношений с поляками, которые были крайне недовольны признанием Украины и опасались проукраинских, а значит, и антипольских мер имперского правительства в Галиции. Австрийцев беспокоило обещание отдать Украине Холмщину. Поэтому они не хотели оказывать Украине военную помощь прежде, чем решат эту территориальную проблему — точнее, откажутся от своих обязательств перед украинцами. Однако немцы не потерпели этого государственного саботажа и принудили австрийцев принять участие в оккупации.

8. Якир И. Десять лет тому назад // Этапы большого пути: Воспоминания о Гражданской войне. С. 71.

9. В резолюции II Всеукраинского съезда Советов говорилось: «В настоящее время мирный договор, насилием навязываемый германским империализмом Российской Федерации, формально прекращает федеративную связь Украины со всею Советской Федерацией. Украинская Народная Республика становится самостоятельной советской республикой. Но по существу отношения советских республик остаются прежними». См.: Съезды Советов в документах 1917—1936 гг.: в 3 т. М.: Госюриздат, 1959—1965. Т. 2. С. 26.

10. Продолжался конфликт между правительством советской Украины и большевиками Харькова и Донбасса. Последние при поддержке местных меньшевиков и создали в феврале 1918-го Донецко-Криворожскую республику. Власти новой республики объявили ее частью РСФСР и отделяли себя от советской Украины. Основа для такого отделения существовала, потому что города Донбасса и Екатеринославщины в самом деле были русскими. Но село оставалось в основном украинским, его интересы в новой республике не были представлены. На третьем областном съезде Советов рабочих и солдатских депутатов, где была провозглашена Донецко-Криворожская республика, не было представителей крестьян, самой многочисленной категории населения. Поэтому местные эсеры не признали создание республики легитимным, хотя фактически и приняли участие в ее недолгой жизни.

11. Ленин В.И. ПСС. Т. 50. С. 50.

12. Корнилов В.В. Донецко-Криворожская республика: расстрелянная мечта. С. 365.

13. Антонов-Овсеенко В.А. Записки о Гражданской войне 1917—1918. Кн. 1. Т. 2. С. 426.

14. Там же. С. 434.

15. Там же. С. 424, 427.

16. Гофман М. Война упущенных возможностей. С. 218.

17. Какурин Н.Е., Вацетис И.И. Гражданская война. 1918—1921. С. 57.

18. Гофман М. Война упущенных возможностей. С. 216—217.

19. Дорошенко Д. Мої спомини про недавнє-минуле. С. 232, 233.