Генералитет, главнокомандующий и сам государь император смотрели на Галицию как на русскую землю, которая наконец-то после многовековой вражеской оккупации возвращается под русскую власть. Галичане, как часть русского народа, воссоединялись со своими единоплеменниками.
В начале августа 1914-го, когда русские войска еще вели ожесточенные встречные бои с Императорской и королевской армией, главнокомандующий, великий князь Николай Николаевич, выпустил воззвание «К русскому народу». Речь шла о «русском народе» Галиции и Буковины.
«Братья! Творится суд Божий! Терпеливо, с христианским смирением в течение веков томился русский народ под чужеземным игом, но ни лестью, ни гонением нельзя было сломить в нем чаяний свободы. Как бурный поток рвет камни, чтобы слиться с морем, так нет силы, которая остановила бы русский народ в его порыве к объединению. Да не будет больше Подъяремной Руси! Достояние Владимира Святого, земля Ярослава Осмомысла и князей Даниила и Романа, сбросив иго, да водрузит стяг единой, великой и нераздельной России. Да свершится Промысел Божий, благословивший дело великих собирателей земли Русской. Да поможет Господь Царственному Своему Помазаннику, Императору Николаю Александровичу всея России, завершить дело великого князя Ивана Калиты. А ты, многострадальная братская Русь, встань на сретение русской рати. Освобождаемые русские братья! Всем вам найдется место на лоне матери-России. Не обижая мирных людей, какой бы они ни были народности, не полагая своего счастья на притеснении иноземцев, как это делали швабы, обратите меч свой на врага, а сердца к Богу, с молитвой за Россию и за Русского Царя»1.
В свою очередь, Алексей Брусилов в приказе по 8-й армии напоминал солдатам и офицерам, что Галиция — «исконная русская земля, населенная главным образом русским же народом...»2, а потому и относиться к местному населению надо как к соотечественникам.
Русские власти вели себя в Галиции так, будто война уже выиграна, заключен мирный договор, а вся завоеванная (освобожденная?) провинция стала неотъемлемой частью Российской империи. Австрийские земли, только-только занятые русскими войсками, поделили на губернии: Львовскую, Тарнопольскую, Черновицкую, Перемышльскую. Губернии вошли в состав нового генерал-губернаторства.
Москвофилы поначалу торжествовали. Они были уверены, что теперь станут главными людьми в Галиции. Владимир Дудыкевич важно прогуливался по главным улицам Львова и принимал от львовян низкие поклоны3. Одно время его считали чуть ли не вторым лицом в провинции после генерал-губернатора. Но вскоре выяснилось, что надежды москвофилов были почти напрасны. В администрацию их брали на унизительно низкие должности переводчиков или делопроизводителей. Вершиной карьеры была должность чиновника для особых поручений. Русские власти не доверяли бывшим австрийским подданным, а возможно, их отталкивали фанатизм и доктринерство москвофильских вождей.
Чиновников для русской администрации старались присылать из губерний Юго-Западного края, то есть из Поднепровья и российской Западной Украины. Это было разумно, но в России и без того недоставало грамотных чиновников. Обеспечить ими еще и Галицию с Буковиной было невозможно.
Генерал-губернатора окружали люди «порядочные, безусловно честные, просвещенные»4, только вот на администрацию новых четырех губерний таких не хватило. Большинство приехавших чиновников имели лишь начальное образование5. Хуже того, они не знали местных обычаев и традиций, вообще не были знакомы с Галицией. Уездами должны были руководить «в лучших случаях исправники и их помощники и нередко полицейские приставы»6. Не враг России, не украинец, не австриец, а русский военный губернатор впоследствии признавал, что эти чиновники «...ни по образованию своему, ни по общему развитию не годились для той роли проводников русских государственных начал, которая им была назначена»7. С ним вполне соглашался архиепископ Евлогий, назначенный руководить всеми церковными делами в завоеванной провинции: «В Галицию посылали не лучших чиновников, а сплавляли худших. В результате — пьянство, растраты, мордобой...»8
Российские чиновники, приехав на эту «русскую землю», вскоре узнавали, что русского языка местные «русские люди» в большинстве своем отродясь не слыхали. Общаться с местным населением могли только знавшие польский или мало-российский.
Приставы и городовые, которых и сами русские терпеть не могли, управляли австрийскими подданными по-своему. В Станиславове некий околоточный Карпенко «вымогал у населения взятки под угрозой ареста и ссылки в Сибирь»9. Однажды он арестовал евреев, молившихся в синагоге, но тут же отменил свое решение, получив от них взятку. В конце концов мерзавца арестовали и сослали на каторгу в Сибирь10, но авторитет русской администрации был испорчен. Вскоре даже русофильски настроенные галичане начали жаловаться на произвол и рукоприкладство, они уже жалели о прежней власти: «Австрийцы нас угнетали, но никогда не били»11.
Возглавил генерал-губернаторство граф Георгий Алексеевич Бобринский, троюродный брат депутата-националиста. Владимир Бобринский, хотя и считался большим специалистом по делам Галиции, имел слишком низкий чин (поручик лейб-гвардии гусарского полка), чтобы претендовать на высокую должность. Поэтому император назначил на столь высокий пост его родственника-генерала.
Бобринские — знаменитый род аристократов-бастардов. Первый из графов Бобринских Алексей был незаконнорожденным сыном императрицы Екатерины и графа Григория Орлова. Георгий Бобринский — праправнук императрицы, лощеный аристократ, баловень судьбы. Именно о таких людях герой Бомарше говорил: «Только и дал себе труд родиться». Георгий Александрович всю жизнь «состоял» при ком-то из больших начальников «для особых поручений», ни за что конкретно не отвечая, но исправно получал чины и награды. Путь от поручика до штаб-ротмистра он прошел за год, от полковника до генерал-майора — за несколько месяцев. С 1910 года Георгий Бобринский «был переведен в распоряжение военного министра». «Это был великосветский генерал, состоявший при Военном Министре, из тех "паркетных" генералов, которые официально представляли свое ведомство, когда это требовал церемониал празднества или приема»12, — писал о нем архиепископ Евлогий. После блистательной победы русских войск император наконец-то нашел для него ответственный пост.
По словам генерала Брусилова, Георгий Бобринский с Галицией «безусловно, знаком не был, и нужно полагать, что большинство ошибок, которые были им впоследствии совершены во Львове, происходили от неопытности и незнания края»13.
С другой стороны, украинский политик и ученый Дмитрий Дорошенко, которому тоже довелось управлять некоторое время Галицией и Буковиной, отзывался о Бобринском с уважением. Человек образованный, культурный и честный, Георгий Бобринский всего лишь проводил политику, которой требовало начальство. Его советниками были москвофилы и русские националисты. Других специалистов по Галиции можно было найти только среди украинцев, но кто же возьмет в советники убежденных мазепинцев?!
Городским властям Львова генерал-губернатор заявил: Галиция «искони коренная часть единой Руси великой. В этих землях коренное население всегда было русское, и устройство их должно быть основано на русских началах. Я буду здесь вводить русский язык, закон и строй»14.
Слова с делом не расходились. Уже 23 сентября 1914 года постановлением генерал-губернатора была запрещена продажа книг «на малороссийском наречии», «изданных не в пределах Российской империи»15. А большая часть украинских книг в то время издавалась как раз за пределами Российской империи, во Львове и в Черновицах. Бобринский запретил и газеты, выходившие на украинском, который граф счел языком «казенным», «австрийским», изобретенным мазепинцами16.
23 октября 1914 года газета «Прикарпатская Русь», ставшая из оппозиционного москвофильского издания чем-то вроде официального вестника генерал-губернаторства, опубликовала просто чудовищное распоряжение генерал-губернатора. В нем говорилось, что военная цензура будет рассматривать частные письма и телеграммы «на русском, польском, чешском, румынском, французском, английском и немецком языках. Письма и телеграммы на "прочих языках и наречиях" подлежали уничтожению»17. Это означало запрет на украинский язык в частной переписке. Таким образом, запретив читать по-украински, запретили и писать.
Владимир Бобринский хотя и не занимал высоких постов, но оказывал влияние на политику, став чем-то вроде советника и эксперта. Он подготовил записку «О языке в Галиции и Буковине», где изложил свои взгляды на будущую реформу образования в новом генерал-губернаторстве.
«Теперь, когда Червонная Русь стала частью российской державы, искусственные успехи "украинской мовы" и фонетики должны рухнуть <...>. В начальных школах должен преподаваться наш русский литературный язык, но при обучении следует пользоваться и местными поднаречиями. В гимназиях же и высших учебных заведениях, конечно, может иметь место только наш литературный язык»18.
Реформу начали без промедления. Русский язык стал обязательным предметом, а истории и географии должны были обучать только по российским учебникам. Занятия в университете, гимназиях и школах были остановлены на несколько месяцев: учебная программа подлежала русификации, а кадров для нее не было. Учителей русского не хватало; не хватало и педагогов, знакомых с русским языком. Поэтому во Львове, Тарнополе, Станиславове, Самборе были открыты языковые курсы для учителей — пока их там учат и переучивают, профессура, студенты и гимназисты могут и подождать. Перевести преподавание сразу на русский язык было невозможно, но в программу университета и гимназий были введены обязательные уроки русского языка. Со временем русский язык должен был стать единственным языком преподавания и делопроизводства. Даже польский оставили в употреблении лишь «временно», а украинскому («искусственному», «мазепинскому», «придуманному австрийцами») языку и вовсе не было места на свете.
Уже осенью 1914 года начались аресты украинофилов, или мазепинцев, то есть активистов украинского национального движения. Людей задерживали прямо на улицах и выселяли за пределы нового генерал-губернаторства, как неблагонадежных. В одном только Львовском уезде было арестовано «50 интеллигентов, 37 священников и даже 300 крестьян»19. Владимир Иванович Вернадский так писал о политике российского государства в «освобожденной» Галиции: «Успехи России на австрийском фронте в первые месяцы войны дали возможность правительству при содействии националистов предпринять уничтожение ненавистного "очага мазепианства". Осуществлялся этот план с чисто германскою последовательностью и жестокостью — путем полного разрушения украинской общественности и культуры в Галиции и насильственного изгнания из нее интеллигентных сил»20.
В «отсталой» России не было своих Талергофов. Подозрительных личностей брали под стражу и высылали «во внутренние губернии». Хорошо, если в Поволжье, хуже — если куда-нибудь в Томскую или Енисейскую губернию. Только немногие, вроде профессора Грушевского или митрополита Андрея Шептицкого, могли надеяться на поддержку друзей и соратников. Правда, уже в 1915—1916 годах украинские активисты начали разыскивать высланных соплеменников, оказывать им посильную помощь. Дмитрий Дорошенко рассказывает о судьбе старенького (семьдесят два года) униатского священника, которого долго переводили из одной пересыльной тюрьмы в другую. Однажды вечером его наконец-то отпустили на все четыре стороны. Бедный старик оказался где-то в Азии, в незнакомых краях. Без денег. Очевидно, не зная толком русского языка. Он «утратил разум и одичал». Жил «в какой-то конуре», куда его из милости пустила одна бедная женщина. Его разыскала и выручила украинская активистка, писательница Людмила Старицкая-Черняховская (дочь драматурга Михаила Старицкого, подруга Леси Украинки)21.
Если бы враг России мечтал устроить против нее диверсию и навредить российскому государству и русской армии, он вряд ли бы преуспел больше, чем преуспели русские военные власти Галиции.
В Европе были возмущены арестом и ссылкой униатского митрополита Андрея Шептицкого, которого русские власти считали своим злейшим врагом. Сазонову пришлось едва ли не оправдываться в разговоре с французским послом Морисом Палеологом. Кадет Николай Василенко на партийном съезде заметил, что для Галиции освободительная война «выразилась в освобождении от украинской культуры», а лидер фракции трудовиков Дзюбинский призывал с трибуны Государственной думы «прекратить тяжелую борьбу с украинской народностью»22. И уж совсем не стеснялся в выражениях Ленин, используя в политической борьбе любой просчет правительства: «Россия воюет за Галицию, владеть которой ей надо в особенности для удушения украинского народа»23, — писал он в своей статье «О сепаратном мире».
Любая война — величайшее несчастье для мирных жителей, даже если они с нетерпением ждут армию освободителей. Тем более если не ждут. Современный российский читатель даже если и знает о войне в Галиции, то из источников российских: из хорошо известных и популярных мемуаров Брусилова, из дневников Пришвина, из воспоминаний архиепископа Евлогия. Но кто, кроме специалистов, читает источники австрийские или австро-украинские?
В 1917 году известный украинский писатель Василь Стефа-ник опубликовал в Вене на страницах одного украинского альманаха свой рассказ «Мария». Сюжет такой. В хату украинской крестьянки пришли русские казаки. Они не обижают хозяйку, только просят дать погреться и продать им хлеба. Крестьянка не берет денег, но пускает в дом: «Ступайте, грейтесь в холодной хате. <...> Вон на полке есть хлеб, а денег ваших мне не надо, вы одни даете, а другие отбираете, да еще бьете. Царь-то ваш велик да богат, а посылает вас без хлеба воевать? Станьте на лавку да берите с полки каравай.
С хлебом стащили с полки и портрет Шевченко <...>.
— Хлеб бери, а портрет отдай мне, это моих сыновей добро. Такие же, как вы, сбросили его из красного угла на землю и заставили меня топтать его. Я его спрятала за пазуху, а они секли тело нагайками, так что и не помню, как из хаты вышли.
Она выхватила портрет Шевченко из казачьих рук.
— Хоть режьте, не дам»24.
Примечания
1. Завоевание Восточной Галиции. М.: Тип. т-ва И.Д. Сытина, 1914. С. 12—14.
2. См.: Бахтурина А.Ю. Политика Российской империи в Восточной Галиции в годы Первой мировой войны. М.: АИРО-XX, 2000. С. 103.
3. Гайсенюк В.В. Москвофільство в Галичині та на Буковині... Л. 86.
4. Дорошенко Д. Мої спомини про недавнє-минуле. С. 26.
5. Бахтурина А.Ю. Политика Российской империи в Восточной Галиции... С. 80.
6. Там же.
7. Цит. по: там же.
8. Митрополит Евлогий (Георгиевский). Путь моей жизни. С. 241.
9. Бахтурина А.Ю. Политика Российской империи в Восточной Галиции... С. 82.
10. Там же.
11. Митрополит Евлогий (Георгиевский). Путь моей жизни. С. 241.
12. Там же. С. 233.
13. Брусилов А.А. Мои воспоминания. С. 89.
14. Цит. по: Айрапетов О. Участие Российской империи в Первой мировой войне. С. 231.
15. Бахтурина А.Ю. Политика Российской империи в Восточной Галиции... С. 95.
16. Там же.
17. Там же. С. 96; Прикарпатская Русь. 1914. 23 октября.
18. Цит. по: Бахтурина А.Ю. Политика Российской империи в Восточной Галиции... С. 92.
19. Булдаков В.П. Хаос и этнос. С. 101.
20. Вернадский В.И. Украинский вопрос и русское общество. С. 251.
21. Дорошенко Д. Мої спомини про недавнє-минуле. С. 47.
22. Михутина И.В. Украинский вопрос в России (конец XIX — начало XX века). М.: ИС РАН, 2003. С. 204, 215—215.
23. Ленин В.И. ПСС. Т. 30. С. 185.
24. Стефаник В. Новеллы. С. 113, 114.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |